Ромовый дневник - Хантер С. Томпсон
Шрифт:
Интервал:
— Да, кстати, — сказал я. — Ты мне кое о чем напомнил. У Сандерсона есть для тебя работа — писать рекламные статьи. Его честность требует превратить в реальность то, что он про нас прошлой ночью наврал.
Йемон простонал.
— Блин, рекламные статьи. Как низко может пасть человек?
— Выясни это у Сандерсона, — посоветовал я. — Он хочет, чтобы ты с ним связался.
Он откинулся на спинку стула и уставился на стену, какое-то время ничего не отвечая.
— Его честность, — повторил он, словно препарируя это слово. — По-моему, у человека вроде Сандерсона честности не больше, чем у Иуды.
Я глотнул рома.
— Что заставляет тебя с этим типом общаться? — спросил Йемон. — Ты вечно туда ходишь — в нем есть что-то такое, чего я не вижу?
— Не знаю, — сказал я. — А что ты видишь?
— Да не так много, — ответил он. — Я знаю, что про него Сала говорит. А он говорит, что Сандерсон голубой — ну и, конечно, что он пустозвон, мерзавец и бог знает что еще. — Он помолчал. — Хотя Сала просто словами бросается: пустозвон, мерзавец, голубой — что с того? Мне любопытно, что ты, черт возьми, в этом типе видишь.
Теперь я понял вчерашнюю шпильку Салы за завтраком. И почувствовал, что все, сказанное мной теперь о Сандерсоне, будет иметь решающее значение — не для Сандерсона, а для меня. Ибо я знал, почему я с ним общаюсь, и большинство причин были довольно низменными: Сандерсон был внутри, а я снаружи, и он смотрелся чертовски славным каналом для массы нужных мне вещей. С другой стороны, в нем было что-то, что мне нравилось. Возможно, меня завораживала борьба Сандерсона с самим собой — как практичный делец постепенно вытеснял парнишку из Канзаса. Я вспомнил его рассказ про то, как Хел Сандерсон из Канзаса умер, когда его поезд прибыл в Нью-Йорк, а всякий человек, который подобное говорит, и пытается сделать это с гордостью, стоит того, чтобы его выслушали, — если, конечно, у тебя нет куда более лучшего способа проводить время.
Голос Йемона резко вывел меня из задумчивости.
— Ладно, — махнул он рукой. — Раз ты так над этим голову ломаешь, значит, тут что-то есть. Хотя я по-прежнему думаю, что он мразь.
— Слишком много думаешь, — заметил я.
— Приходится всю дорогу думать, — пробормотал Йемон. — Просто беда — порой я беру отпуск от размышлений. — Он кивнул. — Все точно так же, как и со всеми прочими отпусками — на две недели расслабляешься, а потом пятьдесят недель к этому готовишься.
— Что-то я не врубаюсь, — сказал я.
Он улыбнулся.
— Ты меня перебил. Мы говорили о Шено — и ты вдруг вытащил на свет Иуду.
— Ладно, — рявкнул я. — Так что насчет Шено? Уж не хочешь ли ты таким образом сказать, что думаешь мне ее оставить?
Йемон треснул кулаком по столу.
— Слушай, Кемп, лучше бы ты так не болтал. Я чертовски консервативен, когда речь идет об обмене девушками — а в особенности девушкой, которая мне нравится. — Он сказал это спокойно, и все же я почувствовал в его голосе нерв.
Я покачал головой.
— Ты мудак непоследовательный — это я в последнюю очередь ожидал от тебя услышать.
— Не очень ценю последовательность, — отозвался Йемон, снова обретая легкость. — Нет, я просто вслух все обдумывал — я так не слишком часто делаю.
— Знаю, — сказал я.
Йемон глотнул рома.
— Вчера я весь день думал, — признался он. — Я должен отсюда свалить — и я не знаю, что делать с Шено.
— А куда ты хочешь направиться? — спросил я.
Он пожал плечами.
— Не знаю. Может, дальше на острова, а может, в Европу.
— В Европе неплохо, — заметил я. — Когда есть работа.
— У меня не будет, — сказал Йемон.
— Не будет, — согласился я. — Скорее всего.
— Как раз об этом я и думал, — продолжил он. — И сам удивился, какого черта меня в Европу тянет — чего ради?
Я пожал плечами.
— Почему бы и нет?
— Знаешь, — признался Йемон, — я три года дома не был. А когда последний раз был, почти все время по лесам гулял.
— Я опять выпадаю, — сказал я. — Ведь я даже не знаю, откуда ты.
— Место называется Лондон, в штате Кентукки, — пояснил он. — «Лавровый округ» — славное местечко, чтобы исчезнуть.
— Исчезнуть хочешь?
Йемон кивнул.
— Возможно. Только не в Лавровом округе. — Он помолчал. — Мой отец пустился в разные игры со своей монетой — и мы потеряли ферму.
Я закурил сигарету.
— А чудное было местечко, — продолжил он. — Можно туда отправиться, весь день стрелять, гонять собак, черт знает что учинять — и ни одна душа в мире не станет тебе на нервы действовать.
— Угу, — буркнул я. — Мне тоже охотиться доводилось — вокруг Сент-Луиса.
Йемон откинулся на спинку стула и уставился в свой бокал.
— Над этим я тоже вчера стал раздумывать, и у меня возникло чувство, будто я по ложному следу иду.
— В смысле? — спросил я.
— Не знаю, не уверен, — ответил он, — Но у меня такое чувство, будто я следую курсом, который кто-то давным-давно проложил, — и что у меня при этом чертовски большая компания.
Я поднял взгляд на банановую пальму и позволил ему продолжить.
— И с тобой то же самое, — сказал Йемон. — Мы все проходим по одним и тем же проклятым местам, занимаемся одной и той же чертовщиной, которой люди уже пятьдесят лет маются, и все ожидаем, что вот-вот что-то случится. — Он поднял взгляд. — То есть — я бунтарь, я не прогибаюсь… и где же моя награда?
— Ты мудак, — пробормотал я. — Нет никакой награды. И никогда не было.
— Будь оно все проклято, — выругался Йемон. — Кошмар какой-то. — Он взял бутылку и допил ее из горлышка. — Мы просто алкаши, — сказал он затем. — Алкаши беспомощные. А, черт с ним — вот вернусь в какой-нибудь богом забытый городок и стану пожарным.
Я рассмеялся, и тут вернулась Шено. Мы еще несколько часов сидели в патио и пили, пока Йемон не встал и не сказал, что они едут домой.
— Подумай насчет этой ерунды на Сент-Томасе, — сказал он. — Можно и в игрушки поиграть, пока получается.
— Почему бы и нет? — пробормотал я. — Пожалуй, я поеду. Наверное, это будет последнее веселье в моей жизни.
Шено помахала на прощание и вслед за Йемоном вышла на улицу.
Я еще какое-то время там посидел, но было слишком тоскливо. Мысленно переходя от беседы с Йемоном к моей фотографии в «Эль-Диарио», я начал чувствовать, что близок к самоубийству. Кожа покрылась мурашками, и я стал задумываться, не одолевает ли меня в конце концов все это пьянство. Затем я вспомнил заметку про паразитов в местном водопроводе, напечатанную «Ньюс» на прошлой неделе, — про мелких червячков, которые разрушают внутренности. Господи, подумал я тогда, мне лучше отсюда выбраться. Я расплатился и вытряхнулся на улицу, мотая головой влево-вправо и понятия не имея, куда мне идти. Просто гулять я не желал из страха быть узнанным и избитым разгневанной толпой — но одна мысль о том, чтобы пойти домой, в самое логово мух и ядовитых мандавох, где я спал уже три месяца, наполнила меня откровенным ужасом. Наконец я поймал такси до «Карибе-Хилтона». Битый час я проторчал в баре, надеясь познакомиться с девушкой, которая пригласит меня к себе в номер, однако познакомиться удалось только с футбольным тренером из Атланты, который хотел, чтобы мы с ним прогулялись на пляж. Я заверил его, что пойду, только вот сперва позаимствую на кухне мясную плетку.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!