Повелители драконов. Последняя цитадель. Чудотворцы - Джек Вэнс

Цитадель Хейгдорн оседлала вершину черного диоритового утеса, откуда открывался обширный вид на простиравшуюся к югу долину. Хейгдорн был крупнее и величественнее Джанейли – его окружали стены стометровой высоты, длина которых по окружности составляла более полутора километров. Парапеты Хейгдорна нависали в двухстах семидесяти пяти метрах над долиной, а его башни, башенки и дозорные «орлиные гнезда» воспаряли еще ближе к небу. С двух сторон, с востока и запада, утес отвесно обрывался в долину. Северный и южный склоны, не столь крутые, были изборождены ступенчатыми террасами, засаженными виноградными лозами, артишоками, грушевыми и гранатовыми деревьями. Дорога, поднимавшаяся из долины, спирально обвивала утес и выходила из-под арочного портала на центральную площадь. Напротив портала громоздилась огромная Ротонда, а по обеим сторонам Ротонды высились многоэтажные чертоги двадцати восьми родов.

Первоначально цитадель, построенная сразу после возвращения людей на Землю, занимала участок, где теперь находилась площадь. Десятый Хейгдорн, собрав бесчисленное множество смердов и меков, возвел новые стены, после чего снес старую цитадель. С тех пор – вот уже пятьсот лет – здесь обосновались в чертогах двадцать восемь родов.

Под площадью скрывались три служебных яруса – в самом низу стойла и гаражи, выше – мастерские и жилища меков, еще выше – различные хранилища, склады и специализированные помещения: пекарня, пивоварня, лапидарий, арсенал, архив и тому подобное.

Нынешним Хейгдорном, двадцать шестым, был Клагхорн из клана Овервелей. Его избрание явилось сюрпризом для многих, так как джентльмен О. К. Шарль, как его называли раньше, не производил впечатления выдающегося человека. Его элегантность, способности и эрудиция не выходили из ряда вон, он никогда не отличался особой оригинальностью мышления. У этого пропорционально сложенного джентльмена было широкое скуластое лицо с коротким прямым носом, благосклонным высоким лбом и узкими серыми глазами. Как правило, на лице его сохранялось слегка рассеянное выражение – недоброжелатели называли его «бессмысленным»; ему достаточно было, однако, чуть опустить веки и немного нахмурить жесткие светлые брови, чтобы тут же выглядеть упрямым и угрюмым, о чем сам О. К. Шарль, отныне Хейгдорн, даже не догадывался.

Несмотря на то, что звание Хейгдорна не наделяло его носителя никакими или почти никакими официальными полномочиями, оно оказывало всепроникающее влияние – образ жизни джентльмена, избранного Хейгдорном, имел существенное значение для каждого. Поэтому избрание Хейгдорна становилось немаловажным решением, зависящим от сотен различных соображений, и редко находился кандидат, чьи давние нарушения приличий или бестактности не становились предметом унизительно откровенного обсуждения. Даже если кандидата не оскорбляли открыто, дружеские отношения неизбежно портились, взаимная вражда обострялась, подрывались репутации. Возвышение О. К. Шарля представляло собой компромисс между двумя фракциями Овервелей – клана, которому предоставили привилегию выбора.

Оба джентльмена, сторонники каковых согласились на компромисс в лице О. К. Шарля, пользовались большим уважением, но отличались фундаментально различными подходами к существованию. Первым был талантливый Гарр из рода Зумбельдов. Гарр служил образцом традиционных добродетелей цитадели Хейгдорн: выдающийся знаток эссенций, он одевался в строгом соответствии с общепринятыми предпочтениями – каждая складка, каждая характерная для Овервелей розетка находилась именно там, где ей надлежало быть. Он умел сочетать беззаботность и чутье прирожденного поклонника мод с достоинством; его остроумие искрилось блестящими намеками и находчивыми оборотами речи; будучи спровоцирован, он умел выражаться с убийственной язвительностью. Гарр мог процитировать отрывок из любого сколько-нибудь существенного литературного произведения, он искусно исполнял пьесы на девятиструнной лютне и поэтому неизменно пользовался популярностью на Экспозиции Древних Камзолов. Никто не смел соперничать с его эрудицией антиквара: ему было известно местонахождение каждого крупного города Древней Земли, он мог часами рассуждать об античной истории человечества. В том, что касалось военного дела, в Хейгдорне тоже не нашлось бы равных ему специалистов – в этом отношении конкурировать с ним могли разве что Д. К. Магдах из цитадели Делора и, пожалуй, Брушем из Туанга. Недостатки? Изъяны? Можно было бы перечислить лишь немногие: чрезмерную пунктуальность, иногда граничившую с желчностью, а также бестрепетную неуступчивость, которую иные называли безжалостностью. О. З. Гарра никак нельзя было обвинить в апатии или нерешительности, а его личное мужество не вызывало сомнений. За два года до выборов в долину Люцерны забрела бродячая банда кочевников; они убивали смердов, похищали скот и дошли в своей дерзости до того, что пустили стрелу в грудь кадета из клана Иссет. О. З. Гарр немедленно собрал карательный отряд меков, усадил их на дюжину самоходных фургонов, отправился в погоню за кочевниками и настиг их, наконец, на берегу реки Дрены, поблизости от развалин Уорстерского собора. Кочевники оказали неожиданно упорное сопротивление, проявляя поразительную изобретательность, не будучи удовлетворены возможностью удрать, сверкая пятками. В битве О. З. Гарр продемонстрировал образцовое поведение, координируя атаку с сиденья самоходного фургона, защищенного парой меков, стоявших со щитами и отражавших стрелы. Столкновение закончилось полным поражением кочевников: они оставили разбросанными на поле боя двадцать семь тощих тел в черных плащах, в то время как только двадцать меков расстались с жизнью.

Оппонентом О. З. Гарра на выборах был Клагхорн, старейшина рода Клагхорнов. Так же, как О. З. Гарр, Клагхорн чувствовал себя, как рыба в воде, в изощренно разборчивой социальной среде Хейгдорна. Эрудицией он не уступал О. З. Гарру, хотя в случае Клагхорна она была не столь разнообразной – главным образом он специализировался в области изучения меков, их физиологии, способов общения и социальных закономерностей. Беседы Клагхорна отличались большей глубиной, нежели разговоры О. З. Гарра, но им не свойственны были особая развлекательность или язвительная проницательность; он редко прибегал к экстравагантным инсинуациям и преувеличениям, характерным для О. З. Гарра, предпочитая выражаться без прикрас. Клагхорн не содержал фан, тогда как отборный комплект из четырех Лакомых Призраков О. З. Гарра настолько радовал глаз, что на Экспозиции Древних Камзолов с ними мало что могло сравниться. Важнейшее различие между двумя джентльменами заключалось в конфликте их философских взглядов. Традиционалист О. З. Гарр, образец всеобщего страстного подражания, целиком и полностью придерживался догматов своего общества. Он не испытывал при этом ни сомнений, ни какого-либо чувства вины, ни какого-либо желания изменить условия, позволявшие более чем двум тысячам джентльменов и леди наслаждаться разнообразными преимуществами роскошного образа жизни. Клагхорн, ни в коем случае не будучи искупленцем, известен был, тем не менее, неудовлетворенностью общим стилем существования в цитадели Хейгдорн и обосновывал свое мнение настолько разумно, что многие отказывались к нему прислушиваться, заявляя, что он заставляет их чувствовать себя неудобно. Но не поддающееся определению ощущение болезненности бытия охватило всю цитадель, и у Клагхорна появилось множество влиятельных сторонников.