Фавориты Екатерины Великой - Нина Соротокина

До нас дошли наивные вирши Екатерины Николаевны, в них она обращается к мужу: «Чего ещё душа желает? Чтоб ты всегда мне верен был, чтоб ты жену не разлюбил. Мне всякий край с тобою рай». Молодые уехали в Швейцарию, жили они и в Петербурге, а потом Екатерина Николаевна заболела чахоткой. В XVIII веке плохо умели лечить эту болезнь, но Григорий Григорьевич старался, как мог: мягкий климат Италии, лучшие врачи. Но всё было напрасно.

Екатерина Николаевна умерла в Лозанне 16 июня 1781 года. Ей было 22 года. Смерть эта была последней каплей в жизненных перипетиях Орлова — возвышение, падение, потом с трудом обретённое семейное счастье и полный крах. На этот раз он так и не вышел из состояния глубокой депрессии — рассудок его помутился. Его привезли в Петербург. В ноябре 1781 года Екатерина писала об Орлове в Париж Гримму: «Он кроток и тих, но слаб и мысли у него не вяжутся». Сыну Павлу она писала жёстче: «…разум его до того ослаблен, что он не знает, что говорит и делает». И ещё: «Уже два дня лежит и находится в ребячестве».

Врачи созвали консилиум. Но что толку? Братья отвезли Григория Григорьевича в Москву. Там он поселился в имении брата Алексея — Нескучном. 10 апреля, чувствуя приближение смерти, он исповедался и причастился, а 13 апреля 1783 года князь Григорий Орлов скончался.

Москва очень торжественно провожала своего героя, все помнили его борьбу со страшным мором. Поэт Майков написал тогда стихи. Фраза «Орловым от беды избавлена Москва» стала крылатой, или как говорят сейчас — культовой. Много знатных и незнатных людей приходили прощаться с князем Орловым. Четыре брата-великана вынесли из дома гроб. Иногда и похороны бывают красивыми. Конногвардейцы (для них Орлов по-прежнему был кумиром) не позволили поставить гроб на траурную погребальную повозку. Они понесли его на плечах до самого места захоронения — в Донской монастырь.

Екатерина искренне скорбела о потере старого друга. Гримму в июле 1783 года она написала: «Смерть Орлова свалила меня в постель». Братьям Орловым она собственноручно написала сразу после похорон. От 19 апреля 1783 года: «Всекрайно сожалею о нещастной потере друга моего, плачу о нём обще с вами. Боле писать не могу, понеже горка весьма чувствую всю цену благодарности к нему и к вам». Да, Екатерина умела быть благодарной. Очень ценное качество!

И ещё в письме к Гримму: «В нём (Орлове) я теряю друга и общественного человека, которому я бесконечно обязана и который мне оказал существенные услуги. Меня утешают, и я сама говорю себе всё, что можно сказать в подобных случаях, но ответом на все эти доводы служат мои рыдания, и страдаю жестоко с той минуты, как пришло это роковое известие. Гений князя Орлова был очень обширен; в отваге, по-моему, он не имел себе равного. В минуту самую решительную ему приходило в голову именно то, что могло окончательно направить дело в ту сторону, куда он хотел его обратить, и в случае нужды он проявлял силу красноречия, которой никто не мог противостоять, потому что умел колебать умы, а его ум не колебался никогда».

Историки и бытописатели с некоторой насмешкой относятся к подобной оценке Екатерины, вроде бы порядочный человек был фаворит Григорий Орлов, но уж никак не гений и никак не «великий человек», дипломат никакой и в общественной работе себя не показал. Но, как говорится, Екатерине Великой виднее. Она одна знает, как и кем ковалось её величие. Кто знает, не попади Орлов «в случай», может быть, стал бы великим полководцем. Но вспомним заезженную фразу: история не терпит сослагательного наклонения.

К слову сказать, в этом же 1783 году умер Никита Иванович Панин, которому Екатерина тоже была за многое благодарна, и всё-таки она делает выбор в пользу Орлова. Вот что она писала: «Граф же Панин был ленив по природе и обладал искусством придавать этой лености вид благоразумия и рассчитанности. Он не был одарён ни такой добротой, ни такой свежестью души, как князь Орлов, но он больше жил между людьми и умел скрывать свои недостатки и свои пороки, а они были у него великие».

Со временем останки Григория Орлова были перевезены в семейную усыпальницу Орловых — село Отрадное Серпуховского уезда. Но и там дух его не обрёл покоя. В 1832 году единственная дочь Алексея Орлова — графиня Анна Алексеевна — перенесла останки Григория Григорьевича в Великий Новгород, в Юрьев монастырь, где он был похоронен рядом с братьями Алексеем и Фёдором.

Историки, по большей части, дают Григорию Орлову негативную оценку. Фаворитов осуждают уже за то, что они ими были, а этот — и вовсе «пирог ни с чем». Дидро, можно сказать, «друг» нашей государыни, пишет: «Граф Орлов, любовник её, статный, красивый, весёлый, развязный малый, любивший вино и охоту, циничный развратник, совершенно чуждый государственным делам…» По-моему, они все слишком серьёзны и пристрастны. В судьбе Григория Григорьевича Орлова есть что-то откровенно сказочное. Отец в пятьдесят четыре года женился и родил пять богатырей. Все сыновья в той или иной степени «попали в случай». «Циничный развратник» — вполне в духе времени, но, с другой стороны, «победитель змия». Да-да, победил не на поле брани, когда берёшь верх над себе равным, победил и не человека вовсе, а силы зла, исчадия ада, страшную тварь из фильма ужасов — чуму! А этот алмаз! А сама смерть! Сошёл с ума от любви, а потом гроб его, словно спящую царевну, несли четверо братьев-богатырей. Меня это впечатляет. Покой праху его…

Это уже не сказка. Это совсем другая история, реальная и жёсткая. Алексей Орлов не ходил в любовниках Екатерины, он вместе с братом посадил её на трон, при этом оказал ей такие услуги, которые другой и сделать бы не смог. В отличие от старшего брата, он имел государственный ум, несгибаемую волю, трезвую голову и умение доводить до конца начатое дело. Для него не было препятствий в достижении целей — ни моральных, ни физических. Чистый прагматизм и никаких мук совести, никакой хандры. При этом он имел исполинский рост, был красив, смел, словом, великолепен — настоящий богатырь. И прозвище у него было соответствующее — Меченый. Ему он обязан шраму на левой щеке. Шрам Алексей Орлов получил не на войне, а в драке после трактирной ссоры.

О происхождении этого шрама рассказал Пушкин в своих подготовительных записках к «Капитанской дочке». Братья Орловы «были до 1762 году бедные гвардейские офицеры, известные своей буйною и беспутною жизнью. Народ их знал за силачей — и никто в П.Б. с ними не осмеливался спорить, кроме Шванвича, такого же повесы и силача, как и они. Порознь он бы мог сладить с каждым из них, но вдвоём Орловы брали над ним верх. После многих драк они между собою положили, во избежание напрасных побоев, следующее правило: один Орлов уступает Шванвичу и, где бы его ни встретил, повинуется ему беспрекословно. Двое же Орловых, встретя Шванвича, берут перед ним перёд, и Шванвич им повинуется. Таковое перемирие не могло долго существовать. Шванвич встретился однажды с Фёдором Орловым в трактире и, пользуясь своим правом, овладел бильярдом, вином и, с позволения сказать, девками. Он торжествовал, как вдруг, откуда ни возьмись, является тут же Алексей Орлов, и оба брата по силе договора отымают у Шванвича вино, бильярд и девок. Шванвич уже хмельной хотел воспротивиться. Тогда Орловы вытолкали его из дверей. Шванвич в бешенстве стал дожидаться их выхода, притаясь за воротами. Через несколько минут вышел Алексей Орлов, Шванвич обнажил палаш, разрубил ему щеку и ушёл; удар пьяной руки не был смертелен. Однако ж Орлов упал. Шванвич долго скрывался, боясь встретиться с Орловыми. Через несколько времени произошёл переворот, возведший Екатерину на престол, а Орловых на первую степень государства. Шванвич почитал себя погибшим. Орлов пришёл к нему, обнял его и остался с ним приятелем. Сын Шванвича, находившийся в команде Чернышёва, имел малодушие пристать к Пугачёву и глупость служить ему со всеусердием. Граф Алексей Орлов выпросил у государыни смягчение приговора». Как приятно цитировать Пушкина! Конечно, Орлов, по доброте душевной, похлопотал за Шванвича.