Дверной проем для бабочки - Владимир Гржонко

Карлос замер, не зная, что ему делать, но тут же почувствовал лёгкое прикосновение к своей кроссовке. Он опустил глаза и тут же подпрыгнул, совсем как Маленькая женщина. Большая серая крыса с отвратительно-розовым верёвчатым хвостом отлетела недалеко в сторону, но не убежала, а встала на задние лапы и громко требовательно запищала. Карлос медленно повернул голову и увидел еще несколько огромных крыс, деловито помаргивающих ему смышлёными глазками. Первые несколько шагов он сделал медленно, как будто шёл по стеклу. Но потом не выдержал и рванул изо всех сил. Он никогда не спрашивал себя, боится ли он крыс; он не боялся людей — и этого было достаточно. Но теперь… Мачо? Ему не хотелось произносить это слово даже мысленно…

Он легко догнал задыхающуюся Маленькую женщину и теперь почти волочил её на себе, не давая упасть, а она, намертво вцепившись в его рукав, как бы подталкивала его своим непроходящим страхом. Светлый коридор быстро закончился и сменился полутёмным наклонным проходом. Потом они пронеслись по странной и гулкой трубе. Потом — но уже значительно медленней — спустились куда-то по жидкой железной лесенке. И ещё один коридор… Карлос выбивался из сил, спёртый подземный воздух застревал в глотке, но женщина тянула его всё дальше и дальше. Чувствовалось, что она просто не может остановиться. Хотя и бежать тоже уже не может. Из её раскрытого рта вырывался какой-то хриплый писк…

Наконец они одновременно споткнулись, чуть не упали, и Карлос увидел под ногами легко вибрирующий рельс. Ещё не разобрав, куда они попали, он втянул в себя электрический запах разогретых проводов, звенящую шмелиную ноту трансформаторов и понял, что из какого-то бокового туннельчика они выскочили прямо на полотно подземки. Тут же его догадка подтвердилась: поднялся сильный, всегда сопровождающий появление поезда ветер, и по глазам ударил близкий и резкий свет фар. Карлос вздрогнул, подхватил оседающую на землю женщину и кинулся в сторону, стараясь найти коридорчик, по которому они сюда пришли. Но, ослеплённый ярким светом, он только беспомощно тыкался в опутанные кабелем стены. Тогда, понимая, что ничего не получится, что их, возможно, заденет, он резко толкнул Маленькую женщину и прижал её к стене так сильно, как только мог. Распластанная женщина неожиданно спокойно посмотрела ему в близкие глаза и даже, кажется, улыбнулась.

— Давно меня никто так не обнимал… — прошептала она, обдавая его запахом перегоревшего в легких воздуха, но конца фразы Карлос не услышал, потому что всё пространство туннеля заполнилось визгом и лязгом: поезд экстренно тормозил. Карлосу почудилось, что этот грохот ещё сильнее придавил его к женщине, он почувствовал какое-то неуместное её шевеление и собственную ответную дрожь. Нет-нет, он прекрасно помнит Голос из пустой коричневой трясины! Он приблизил губы к маленькому уху и спросил, не надеясь, что его услышат:

— А правда, что Её зовут Матильда?

Должно быть, она не услышала его, потому что только улыбнулась, кивнула и слегка отодвинулась. Поезд остановился, лязг унёсся вперед по туннелю, а прямо перед ними, почти на уровне груди Карлоса, отблескивали нержавейкой двери светлого безмятежного вагона. Карлос оглянулся, вздохнул и с силой, просунув пальцы между резиновыми прокладками, раздвинул половинки дверей так, чтобы женщина могла протиснуться вовнутрь. Конечно, она не расслышала его вопроса. Да он и сам не знал, почему спросил её об этом. Раздался короткий гудок. Карлос заторопился, помог Маленькой женщине забраться в вагон и сам запрыгнул следом за ней.

Билли показалось, что водоворот событий, в который он угодил, если и не выпустил его окончательно, то по крайней мере перестал бешено кружиться. Во-первых, Билли привык доверять тётушке Эллен, и даже её невероятное появление в поезде метро было, конечно же, свидетельством существования некой силы, не всегда понятной, но, безусловно, всегда разумной. Почти всё время, начиная с того момента, когда он вывалился из такси Харона, или даже ещё раньше, в Центральном парке, Билли казался себе неудачливым воришкой, стянувшим с прилавка пакет, но из-за погони не имеющим возможности удостовериться, что кража стоила и риска, и бешеного бега и вообще имела хоть какой-либо практический смысл. Может быть, думал Билли, глядя в знакомое ошарашенное лицо, может быть, весь смысл и заключен именно в азарте погони? Даже если пакет, который он бережно прижимает к себе — его непонятный Дар — набит никчемной бумажной трухой, азарт не становится меньше, как не меняется и сам факт воровства, и злость рассвирепевших преследователей. Без всякой жалости Билли вдруг вспомнил Харона и подумал, что это Харон и назойливая хозяйка кота сошли с ума, а вовсе не он. Потому что ничего, кроме их нелепого поведения, да еще его постыдной непрекращающейся эрекции и очевидно связанных с ней видений, Билли теперь странным не казалось.

Тётушка устало опустилась на сиденье рядом с Билли и покачала головой. Возле неё, диковато оглядываясь по сторонам, всё ещё стоял знакомый мексиканец. А этот-то откуда здесь взялся?

— Знаешь, — сказала тётушка в пространство, — я совсем не удивлена. Абсолютно! Даже наоборот. Я сразу поняла, что этот сумасшедший немецкий родственничек приведет нас к тебе… Да ладно, это неважно. Главное, сейчас мы вернемся домой и во всём разберёмся. Я вообще начинаю думать, что самое разумное теперь — оставить все наши попытки… Слышишь, Билли? Наверное, тебе следовало бы жениться. Может быть, твои дети… Ах, впрочем, оставим и это! Я неимоверно устала и разнервничалась. Ничего не хочу слышать! У нас будет время всё обсудить. Мы едем домой!

Поезд тронулся и стал набирать ход. Неожиданно ожил динамик, и вежливый, четко выговаривающий каждое слово голос попросил извинения за экстренную остановку и связанные с ней неудобства. Голос помедлил и сообщил, что следующая остановка… Послышалось какое-то позвякивание, потом в микрофон хмыкнули и совсем другой голос иронично заявил, что следующая остановка уже не будет экстренной!

Вагон покачивался, слегка кренясь на правый бок, свет помаргивал, а лёгкий сквознячок бесцельно гонял по грязному полу мелкий беспризорный мусор. Карлос, изо всех сил пытающийся прийти в себя, обнаружил, что топчется перед Маленькой женщиной и Очкариком как назойливый нищий-попрошайка. А они, кажется, отводят от него глаза, как и полагается приличным гражданам, запертым в вагоне с наглым, неотвязным и опасным типом. Карлос помедлил, независимо взглянул на Очкарика, но почему-то сесть рядом не решился, сделал шаг назад и опустился на скамью напротив. Очкарик выглядел утомлённым, сонным и вообще каким-то несчастным. Маленькая женщина задумчиво смотрела в тёмное, с проблесками редких огней, окно вагона. Если бы Карлос не знал, что она совсем недавно проваливалась в подвал, в ужасе бежала по подземным коридорам, а потом так странно прижималась к нему в туннеле, то… Впрочем, и сам он тоже хорош: кричал на всю церковь, убегал от каких-то несчастных крыс… И ничего. Сидит себе в обычном вагоне обычного метро. Скоро будет остановка, и никто из вошедших никогда не догадается по его лицу о том, что с ним приключилось. Но, может быть, подумал Карлос, и с теми, кто войдет в этот вагон, тоже произошло что-то невероятное, просто люди по привычке зачем-то скрывают друг от друга свои простые и страшные, большие и маленькие события. И это понятно. Хорош был бы он, начни рассказывать — хотя бы вот этой Маленькой женщине! — о том, что говорил ему Голос в бархатной коричневой темноте… Карлос вдруг умилился. Всё становится на свои места, только у него не хватает мозгов сообразить, как именно. Да и ни у кого бы их не хватило! Просто всё, что с ним случилось, и должно было случиться. И в церкви, и в комнате у Матильды. Или даже, может быть, ещё раньше — там, на техасской дороге. Точно этого знать нельзя. Можно только почувствовать. Но, главное, они сейчас едут туда, к Матильде. Все вместе, потому что Карлос им не чужой. Не зря же в церкви они с Очкариком рядом висят! Умиление было готово растаять в слезах, но Карлос сдержался и со значением посмотрел на Маленькую женщину. Ах, как важно знать, что ты уже не сам по себе!..