Опережая бурю - Дмитрий Самохин

Пошатываясь от усталости (все-таки сражение с выворотнем и псом Фарлонга далось ему нелегко), Карл подошел к экипажу. Непроницаемый и холодный Дорван мало напоминал испуганного упыря, каким был еще некоторое время назад.

– Карл Иеронимыч, вы не ранены? – засуетился вокруг Карла Миконя.

– Пустяки. Как ты?

Карл придирчиво осмотрел друга. И, найдя его целым и здоровым, успокоился.

Выворотень все-таки оправился от воздействия барона и успел сбежать с поля боя.

Карл забрался в экипаж.

– Кто это был? – спросила Лора.

– Выворотень, – коротко ответил Карл.

– Выворотень. А чем он от оборотеня отличается? – спросила Лора.

Опять придется рассказывать прописные истины, Карл вздохнул:

– Люди нередко путают выворотней и оборотней. Разница между ними принципиальная. Оборотни – это люди, а выворотни – это гангсины, которые умеют обращаться в людей. Гангсины – маленький волшебный народец, похожий на кошек. Предания гангсинов говорят о далеком-предалеком времени, когда разумные кошки гангсины жили среди людей. Тогда они еще не умели оборачиваться людьми, и жили как в человеческих городах, так и на воле, предпочитая одиночество колониям. И жил тогда юноша Аламерт и красавица Хаджиб. Аламерт был оруженосцем у богатого рыцаря, и однажды король призвал всех вассалов под свои знамена, не забыв и том рыцаре. И отправились они на войну с соседним королем. С этой войны Аламерт не вернулся. И горевала бы Хаджиб безутешно, но судьбе было суждено распорядиться по-своему, воспользовавшись лапами домашнего гангсина Миуша. Миуш безутешно любил красавицу Хаджиб, и не мог видеть ее горе, и тогда попросил милости у богини Бас. И обратила она его в человека и предала ему черты лица Аламерта. Красавица Хаджиб утешилась, и прожили они вдвоем душа в душу долгие годы. Так гласило предание. Но откуда гангсины научились обращаться в людей, они и сами сказать не могли. У гангсинов принято считать, что они одновременно и кошки, и люди. Живут в мире и тех, и других. Поэтому и раздирает их на части двойственная сущность.

Карл выглянул из экипажа и приказал:

– Трогай!!!

Хлопнув рюмку водки, Дарион ничего не почувствовал. Горло не обожгла горячая вода. Дыхание не перехватило. Стало быть, пора и честь знать. На сегодня с него хватит. Первый признак наступившего опьянения. Дальше он никогда не заходил. Можно было, конечно, очистить себя при помощи «морозного утра». Отличное заклинание. Протрезвляет на «ура», но Дарион не хотел прибегать к нему. Только в самом крайнем случае. Какое удовольствие от водки без опьянения и тяжелого похмелья по утру. Хотя утреннее похмелье Дарион старался ликвидировать заранее.

– Все. Мне хватит, – накрыл стопку широкой ладонь Дарион и громко и сытно рыгнул.

– Да ладно тебе… брось ныть… давай еще по одной… чего уж там… какой купчина без стакана… – заголосили со всех сторон.

Но Дарион решительно покачал головой.

Со дня основания гильдии «Золотых пряжек» существовала традиция в первые дни зимы собираться всей компанией в шумном трактире и «кичиться своим величием», как называл это сам Дарион. Первые десять лет они собирались в разных трактирах и корчмах, благо в Невской Александрии недостатка в питейных заведениях никогда не было.

Последние три года они заседали в трактире «Варшавский экспресс» на Разъезжей улице. Парадный вход трактира выдавался на проезжую часть носом паровоза с тремя молчащими трубами, кабиной машиниста и стариком с пышными бакенбардами в форменном синем кителе с золотыми пуговицами и фуражкой. Дариону никогда не доводилось ездить в «Варшавском экспрессе», но, оказавшись в первый раз в трактире, он почувствовал себя путешественником, заглянувшим с друзьями в шикарный вагон-ресторан. Столики были отделены друг от друга стеклянными перегородками с аккуратными белыми занавесками. На стенах изящные бра, на столе букет со свежими цветами.

Их шумную компанию разместили во втором зале, где можно было сдвинуть столики и никому не мешать своим присутствием. Они говорили обо всем, но главными темами оставалась работа и семья. Каждый рассказывал о себе как можно больше. Что изменилось за год. Конечно, кое-кто из гильдии поддерживал отношения и помимо общего схода, но большинство жили отрешенно друг от друга.

В этот раз в «Варшавский экспресс» пришло мало народу. Всего восемь «золотых пряжек» из тридцати трех. Остальные принесли свои извинения за то, что не смогли прийти. Кого задержали дела в конторе, кто мучился раздраем в семье, а кто и вовсе отмолчался. Не пришел и баста.

Богатый стол, водочка с холодка способствовали светской беседе. И Дарион сам не заметил, как пролетело время. «Золотые пряжки» утомились, чувствовалось, что вечер подошел к концу и пора бы и честь знать. Но никто и с места не тронулся. Все ждали, кто же окажется самым нестойким.

Дарион не стал играть в молчанку, поднялся из-за стола, поклонился, как подобает в честной компании, и произнес:

– Пора мне уж. Василиса уже заждалась. Рад был повидать всех вас. Если кому что, то прошу пожаловать на Пушной рынок в Дарионовы ряды. Там завсегда знают, где меня найти.

– И ты к нам… не забывай… всего тебе по ветру… Василису за нас… – донеслось нестройно из-за стола.

– Дари, подожди. – Глава «золотых пряжек» тучно поднялся на ноги.

Приобняв Дариона за плечи, он отвел его в сторону.

– Наш уговор в силе остается?

– О чем тут говорить. Сказано, сделано.

– Не хочу парнишку в знакомые ему с детства ряды ставить. Так он ничему не научится. Пусть лучше у тебя уму разуму поучится. Да поживет. Как никак, ты ему крестный. А сие, сам понимаешь, не рыбья чешуя.

В мальчонке, сыне главы «золотых пряжек», горела магическая искра. Дарион почувствовал её ещё при рождении. Но ни отцу, ни матери ничего не сказал. Среди крещеных людей магия не очень-то в ходу была. Не поддерживали крещеные магов. Считали бесовским все это баловство. Что тут делать, если сын твой кровный с магической искрой рожден был. Так что Дарион присматривать за ним стал. А как увидел, что из мальчонки вылупляется, решил его взять в ученики, как время придет. И передать ему свои знания и титул. Правда, о наличии баронского титула и магических знаний никто в окружении Дариона не знал. Виданное ли дело – купец из благородных. Только не всегда Дарион купцом был. Его в купцы по высочайшему распоряжению князя Драгомысла произвели. Князь хотел иметь своего человека среди купцов, вот и поставил Дариона.

– Башковитый у меня малец, – продолжал глава гильдии. – В гимназии завсегда на первом месте. То тебе по атлетике с гимнастикой, то по физике, то по чистописанию да родной речи. Если и в делах торговых такую же сноровку проявит, я его дальше определю учиться. Саравелы ни в жисть университетов не кончали. Так, стало быть, ему первым и быть.

Чувствовалось, как батька сыном своим гордится. Станет ли так вот с придыханием говорить, когда узнает о том, что мага вырастил.