Араб с острова Банда - Михаил Васильевич Шелест

— Всё, Мукату, можно в поход идти. Загрузим провизию, оружие и вперёд!

Я гарцевал перед вождём на коне, только что его остановив после небольшой пробежки по берегу озера.

— Какие вы, белые, умные… — Сказал Мукату. — Так далеко можно уйти и много пленных взять. Ружьё дашь?

Он много раз просил, уже без особой надежды, правда.

— Я же тебе много раз говорил, оно стреляет только у белых. Ты же уже пробовал.

Я протянул ему мушкет. Он, хитрая морда, насыпал на полку чёрной земли. Где он её только взял? Вокруг чернозёма не найти днём с огнём. Потом с умным и важным видом прицелился в озеро и клацнул кремневым курком.

— Не та земля, — сказал он задумчиво, имея ввиду порох. — А своей ты мне не дашь?

— Не нужен тебе мушкет. У тебя лук и стрелы есть. Зачем тебе мушкет?

— Стрелы, это хорошо, но они в ветках застревают, а твой гром и через ветки убивает.

— Согласен. Но мы же не убивать идем, а пленников брать.

* * *

Пришло время похода и мы тронулись в путь. Поначалу, когда мы шли по прореженным индейскими вырубками джунглям, дорога не казалась утомительной, но через километров десять начались настоящие джунгли.

Наши низкорослые лошадки и муллы, тащившие поклажу, нас выручили сильно. Тупи приготовлением пищи не заморачивались, а ели, то что попадётся под руку. Они разбредались вширь по ходу движения, мы же, чтобы не потеряться, вынуждены были идти колонной, прорубаясь сквозь лианы и кусты.

— Мы так всех тупи распугаем, — сказал мне вождь на вечернем привале

— Ты не понимаешь. Враги слышат нас, но не слышат тебя и твоих воинов. Нападай на них.

Вождь задумался, жуя такие-то коренья.

— Ты умный. Мы прошли деревни родичей. Дальше — только добыча.

— Вот и ищите её. То, что можете взять сами — берите. Что не можете, ждите нас, но предупреждайте, что бы мы шли тише.

— Ты хороший вождь. Когда я уйду к предкам, ты будешь вождём тупи — поедателей креветок. Хорошо?

— Хорошо, — не подумавши согласился я, засыпая в гамаке.

На следующем переходе тупи захватили первых пленных. Это были три женщины и двое ребятишек лет шести.

— Там деревня, — остановил меня Мукату жестом, внезапно появившись прямо передо мной из зарослей. — Надо тихо. Большая деревня.

Наш отряд остановился. За сутки пути я уже знал, кто из моих воинов самый тихий и выбрал их и свой «спецназ». Это была группа лёгких арбалетчиков Санчеса, состоящая из малолеток, задачей которых была защита нашего отряда и выбивание врагов из засад.

Снаряды их арбалетов были сродни индейским коротким метательным дротикам и тоже были смазаны ядом кураре. Убойная энергия этих приспособлений хоть и не велика, зато они не требуют большой физической силы для их натяжения. Они были легкими, разборными и имели возможность быстро собираться

Арбалеты придумали для того, чтобы пробивать броню, а до брони индейцы не додумались. Да и не честно и трусливо, считали они, закрывать себя щитом, или бронёй. Оттого и были истреблены португальцами почти поголовно.

— Задача понятна? — Спросил я Санчо.

Он вырос, возмужал и значительно поумнел. Мои регулярные занятия с ним на переходе через Индийский океан не только прикладными и военным искусствами, но и, скажем так, логическими, сделали из Санчеса за год хорошего штурмана и теоретического командира подразделения спецназа. Теоретического.

— Понятна.

Мы выдвинулись вслед за индейцами и, пройдя пару километров, увидели большую деревню домов в сто, закрепившуюся на склонах холмов, обступивших речушку.

Ребятишки Санчеса разошлись по сторонам и потерялись в зарослях, как и индейцы. Мы, группа из двадцати взрослых воинов, вооружённых мечами и дубинками, выбежали из леса.

Мы бежали строго колонной. Глаза в затылок. Нашей задачей было пробежать деревню насквозь и развернувшись цепью, напасть на фланг.

Я бежал первым и успел пробежать полдеревни, когда повстречался с первым индейцем мужского пола. Треснув его по голове дубиной и накинув на шею верёвку со своим ярлыком, я побежал дальше и наткнулся на двух крепких воинов с копьями. Отрубив мечом древки копий, я огрел их дубинкой и связал им руки, скрепив обоих.

Оглянувшись, я увидел, что мои бойцы увлечены захватом женщин. В поход пошли только не обженившиеся, ну и желающие поиметь себе ещё жён.

— Отставить! — Крикнул я. — Держите мою спину, сучьи дети! Всё равно все бабы ваши!

Увернувшись от пролетающего мимо копья, я увидел бросившего его индейца и, метнул дубинку левой рукой, как «городошную» биту, но тот уклонился, и дубинка улетела куда-то вдаль.

В два прыжка я приблизился на критическое расстояние и попытался рубануть по его копью, но мой меч от древка отскочил едва не вырвавшись из ладони. Дерево зазвенело, но не поддалось.

Пропустив острие копья мимо слева, я прихватил его левой рукой, обвив снаружи вовнутрь и захватив пальцами. Потом потянул к себе, отступив телом назад и шагнул вперёд, сближаясь. Плоскостью меча я достал до его кисти, попав по сгибу. Это было больно, я знал, и индеец отпустил копье.

Получив от меня тупым концом своего же копья, посланным по дуге, под ухо в челюсть, индеец упал и отключился.

Оглянувшись, я увидел прикрывавших мою спину бойцов, и снова побежал вперёд. На нас набросилось сразу несколько индейцев с такими же тяжёлыми и крепкими копьями. Для нас это было неожиданным. Пришлось яростно защищаться. Я даже на время включил свою «карусель», что было оправдано. В такой гуще врагов не до взятия в плен. Тут как бы самому не огрести.

С индейским копьём я напоминал взбесившийся вентилятор, хаотично менявший направление вращения. Меч отбивал копья, скользившие по моему вращающемуся телу, а копьё сносило нападавшим головы. Почти в буквальном смысле. После ударов тяжёлым индейским копьём выживших практически не было.

Перейдя в режим реальности, я переступил тела и атаковал противников копьём, переложив его в правую руку и развернув его к ним тупым концом. Очень удобная штука, оказалось, это копьё.

В меру тяжёлое, необычайно крепкое и гибкое. Почти черного цвета. Прекрасное дерево, думал я, отмахиваясь от не очень уверенных в своих возможностях нападающих. Груда убитых мной тел, лежащих за моей спиной, убавило индейцам решимости, но понятия чести не позволяли сдаться, а продолжающие падать от моих прикосновений копьём их сородичи, приводили обороняющихся во всё большее уныние. Последний индеец