Армейские байки. Как я отдавал Священный долг в Советской армии - Андрей Норкин

– Поехали? – Вопрос был риторическим.

«Ездили» мы с ним довольно долго, практически до самого конца фильма, который смотрели в лагере. Оказалось, что пить спирт – технологически – не так уж и сложно. Иногда попадалась такая чача или самогонка, что хоть святых выноси, не из-за крепости, а из-за запаха. Прекрасно проведя время и поблагодарив гостеприимного хозяина, я отправился в нашу походную караулку. Однако вернуться к исполнению своих обязанностей в ту ночь мне было не суждено.

По дороге я встретил Олега, который увидев меня, явно обрадовался.

– Товарищ генерал лейтенантский! – Он обратился ко мне по одному из моих прозвищ. Его редко кто употреблял, кроме самого Мороза, как известно, Полковника. Остальные ребята меня чаще называли «Нор», от фамилии.

– Пришла посылка, личный состав к приему пищи готов!

– Правда, что ль? А я уже с Дубченко спирта напился.

– Дыхни-ка, – заинтересованно потребовал Олег. Я дыхнул, и мой друг явно остался недоволен результатом. – Это все фигня! Собираемся на сопке, ребята подойдут.

Ребята подошли, и наш банкет затянулся до глубокой ночи. Оказалось, что посылок было даже две, а не одна, и обе укомплектованные под завязку. Подобные «пикники на обочине» мы проводили за территорией лагеря, в сопках, которыми изобиловала Караязская степь. Некоторые из них, довольно высокие, могли достигать нескольких десятков метров. То же самое относилось и к обрывам. Это были, конечно, не те пропасти, которых я пугался во время моего прошлогоднего путешествия по Сванетии, но при падении с высоты метров в пятнадцать вряд ли стоило надеяться на благополучный исход.

Наглядная иллюстрация: вид на сопки снизу вверх и сверху вниз

Поэтому, когда я со словами: «Все, мне пора каррраул раз-ва-дить!» – встал и направился по направлению к живописному оврагу, на краю которого мы пировали, мои друзья, предварительно не тренировавшиеся с начальником химической службы, озадаченно замолчали.

– Нор! – сказал кто-то. Я остановился, хладнокровно развернувшись к обрыву спиной. (При том, что я ужасно боюсь высоты!)

– Дальше не ходи. А то упадешь! – снова сказал этот кто-то.

– Харррашо! – миролюбиво согласился я и потопал к лагерю. Забираясь в караульную палатку, я споткнулся о ее деревянный бортик и со всего размаху грохнулся прямо на моих мирно спящих подчиненных, перепугав их до полусмерти. Воспользовавшись их пробуждением, я сообщил, что мое дальнейшее участие в наряде отменяется, и они будут меняться на постах самостоятельно. «Вы же дорогу помните?» – спросил я и, не дожидаясь ответа, уснул.

Через пару дней история с обрывом повторилась. Причем итог ее был куда драматичнее. Командир ремонтной роты капитан Ковалев и начальник склада НЗ прапорщик Автандил Автандилович Окропилидзе, которого все называли только по имени-отчеству, видимо, тоже получили посылку. Подняв настроение, они сели в один из «Уралов» ремроты и поехали кататься по степи. Прогулка закончилась довольно быстро: «Урал» сверзился вниз в один из оврагов, и капитана вместе с Автандилом Автандиловичем очень долго вытаскивали из расплющенной кабины. Прапорщик Окропилидзе отделался разбитым лбом, а капитана Ковалева пришлось отправлять в госпиталь.

Утром в штабе я наблюдал следующую картину. Командир полка, подполковник Сидоренко, устраивал Окропилидзе публичный разнос. Присутствовали только офицеры. Я уже был не в счет, за эти месяцы окончательно превратившись в неотъемлемую часть штабного интерьера.

– Товарищ прапорщик! – громыхал Сидоренко. – Ваше поведение позорно! Что за бардак вы устроили?

– Какой бардак, товарищ полковник? – Автандил Автандилович делал круглые глаза и задирал брови на самый лоб, только что снова тщательно перебинтованный нашим медбратом Славой.

– Такой! Вы с Ковалевым в пьяном виде угнали и разбили машину!

– Какую машину, товарищ полковник? – ответы Автандила Автандиловича не отличались разнообразием.

– «Урал», черт вас подери! – надо отдать должное командиру полка. Он старался не ругаться матом, тем более если орал на представителей местного населения. Они от этого начинали сильно нервничать.

– Я вас под трибунал отдам! Вы пьяны!

– Никак нет, товарищ полковник!

– Так точно, товарищ прапорщик!

– Никак нет, товарищ полковник! – Окропилидзе сменил тактику.

– Вы пьяны, я вам говорю! У вас, вон, голова завязана!

Прапорщик на секунду замолчал, а потом неожиданно выдал:

– Никак нет, товарищ полковник! Это вам кажется!

Тут я решил, что дальше подслушивать этот несомненно увлекательный диалог с моей стороны будет немного рискованно. И, на всякий случай, спрятался в штабную палатку.

Тот самый грузовик, на котором так неудачно покатались командир ремонтной роты и пропорщик Автандил Автандилович

Разумеется, ни под какой трибунал прапорщик Окропилидзе не пошел. Да и капитан Ковалев, залатав раны, вернулся в строй и благополучно продолжил службу. Если по каждому из подобных поводов наш командир отправлял бы офицеров под суд, скоро в нашем полку никого бы не осталось.

А иногда алкоголь даже приходил на помощь. В один из дней учебных стрельб, не полковых, а дивизионных, то есть когда из пушек палили не все участники учений, а только одно из подразделений, произошла неприятная история. Отличился мой коллега, такой же командир отделения вычислителей из третьего дивизиона. Я-то подключался к боевой учебе только в масштабах всего полка, а когда действовали орудия отдельных дивизионов, то коллеги все рассчитывали самостоятельно. Что-то ребята напутали и один из гаубичных «огурцов» улетел совсем не туда, куда следовало.

Сам-то выстрел оказался очень удачным, снаряд попал точно в кошару колхоза, по несчастливому стечению обстоятельств находившегося недалеко от территории полигона. О самой ошибке стало понятно сразу, а вот последствия стали известны чуть позже: мы положили сорок овец! Поднялся скандал. Председатель колхоза приехал к командиру разбираться. Шумели они долго, но постепенно шум становился тише, потом снова усилился, но приобрел несколько иные характеристики: тональность сменилась, что ли. Вечером председатель колхоза и сопровождавшие его лица уехали к себе с десятком ящиков сгущенного молока, которые срочно принесли из столовой, и несколькими бутылками настоящей «Столичной» водки, которую Бог весть откуда вытащили в этой степи. Наутро в лагерь приехал колхозный грузовик. Шофер спросил, где у нас столовая, подкатив к ней, опустил борт кузова и выгрузил две овечьи туши.