Эллинороссия - Дмитрий Володихин

– Четырнадцать человек.

– Что?

– Такие вещи надо знать точно: не полтора десятка, а четырнадцать человек.

Она покраснела от гнева.

– Извольте: четырнадцать человек, – произнесла она с неприятным нажимом. – Так почему же вы избрали эту службу и по сию пору остаетесь на ней? Многие уходят после пятнадцатилетней выслуги, это позволено особым эдиктом… Что вас так прельщает? Духовный долг? Слава? Вас знает в лицо половина Империи… Может быть, вам приносит наслаждение само чувство опасности?

Скверный разговор. Упорная, волевая, умная женщина способна испортить даже самый лучший вечер.

– Первое.

В какой-то степени я не лгу.

– Это всё, что вы хотите мне сказать?

– Да.

– Но… Все эти завалы, осыпи, увечья от металла, безумие от магии… Ваш товарищ, господин Аргиропул, навсегда ставший инвалидом…

Я все-таки разозлился. Да что тебе надо? Такая милая барышня, румяная пышечка, высокая, голубые глаза с блюдце размером, длинные светло-русые волосы – хоть косицу заплетай, и такая въедливая не по делу! Бедный Аргиропул собирался в отставку за день до того, как отправился с нами разряжать таврическую технэму. Состоятельный человек, жил бы себе в удовольствие, окруженный почетом. Сестра у него младшая жива, было бы о ком заботиться… Нет, по старой дружбе решил поехать с отрядом. Отменно вежливый, улыбчивый, сухонький коротышка, дважды бравший на Олимпиаде третье место по марафонскому бегу. Теперь едва ходит и едва дышит! Старик, развалина…

Надо же ей и до этого докопаться!

– Ты хоть знаешь, чего мы там боимся? «Завалы»! «Увечья»! За это нам жалование платят. Тупо платят жалование!

– Извольте обращаться ко мне на «вы»! Хотя бы на «вы»! Я уж не говорю…

Ее лицо налилось тяжелым бешенством. Она смотрела куда-то вбок, не желая, чтобы я прочитал по глазам всю глубину ее ненависти.

– Разумеется! Драгоценная, уважаемая, прекрасная Мария Николаевна! Работа в столь крупном столичном издании как «Московский Хронос» извиняет вашу бестактность целиком и полностью!

И тут она все-таки повернулась ко мне, обожгла васильковым бураном в очах и с необыкновенной твердостью сказала:

– Вероятно, я задела нечто для вас дорогое. Простите меня. Я не имела намерения причинить вам расстройство.

Словно монету отчеканила…

Что она такое? Девица нравная и дурно воспитанная? Или благородный человек, выбитый из колеи каким-то лихом, неожиданным и сильным, словно один из соревнователей по кулачному бою, получивший от второго страшный удар. Не понимаю, не знаю, что с ней. Кажется, она честно делает попытку вернуть себе невозмутимость… превосходно. Почему бы ей не помочь?

– Я никогда не откажусь от своей работы, Мария Николаевна, по одной причине. Она позволяет мне заглянуть за пределы нашего с вами давно устоявшегося мира. Она позволяет увидеть то, что умерло, то, что находится под запретом, то, что живет в бесконечном отдалении от эллино-русской ойкумены. Вот в чем суть.

– Простите, Николай Степанович, а чего я не знаю о страхах умельцев? Мне казалось, я неплохо подготовлена к этой беседе. Я прочитала «Космос старого технэ» Василия Теодоракиса и воспоминания князя Мещерского, прежнего друнгария умельцев, и еще…

Мановением руки я остановил ее.

– Пожалуйста, не пишите в вашу тетрадку то, о чем я сейчас расскажу. Этого никому не надо знать.

И добавим, никому не следовало рассказывать. Но моя сегодняшняя собеседница красива, задириста и умна. Поговорим же с нею чуть острее дозволенного. Наверное, она сможет удержать в себе мои маленькие тайны. А не сможет, так всё равно никто не напечатает подобное.

– Существует восемь полей технэм. Во всяком случае, нам известно только восемь. Самое безопасное из них наше собственное – эллино-ромейское. Древние водопроводы. Технэмы для подъема тяжестей, для обработки металлов, для производства стекла и прочее, и прочее… Вы должны знать, раз читали Мещерского.

Она кивнула.

– На эллино-ромейском поле, повторюсь, нет ничего опасного. Разве только ногу себе подвергнуть, лазая по пещерам. Катайские технэмы ненамного страшнее. Больше огня, больше взрывов… Но после того, как василевс Иоанн Великий запретил технэмы, для катайцев, сарацин, латынников вышел особый эдикт, запрещавший и порох. Ныне раз в пять-семь лет особая стража ловит очередную этерию порохофилов, а мы уничтожаем всё, что они понастроили… Иногда очень любопытные и неожиданные вещи попадаются, уверяю вас. Некое летательное судно, способное проникнуть за небесную твердь.

У моей собеседницы лицо – камея, цвет кожи – драгоценная слоновая кость. На камее две изогнутых линии поменяли очертания: брови поднялись.

– Латынницкое поле страшнее. Боевые технэмы тяжелее воды – для подводного хода, тарана и высадки тайных бойцов за спиною императорских войск. Боевые технэмы тяжелее воздуха – для краткого полета с разведочной целью.

По лицу Марии Николаевны опять скользнула тень гнева.

– Вы шутите? Ничто тяжелее воздуха летать не способно.

– А птицы? А летучие мыши?

Она промолчала, обдумывая мой ответ. Я уточнил:

– Не так уж сложно построить подобие летучей мыши, способное планировать весьма долго. А если приложить к нему малую толику умной механики… – тут я прикусил язык. Извините, Мария Николаевна, подписка о неразглашении. – Собственно, угроза возникает, когда наш префект-наблюдатель, сидящий в Толедо, Лондоне, Париже, Риме или Стекхольме, упускает чье-либо поползновение тайно выстроить армаду боевых технэм. Вот тогда можно нарваться на большой бой. Легче стало, когда Неаполис и Вена превратились в столицы имперских фем… Поверьте, стало намного легче.

Кажется, я заполучил столько ее внимания, сколько от женщины полагается страстному любовнику и никому иному…

– Четвертое поле – алларуадское. До шумеров между реками Тигр и Евфрат…

– …существовало царство, вышедшее чуть ли не из врат самого рая на земле, вместе с Адамом и Евою… – спокойно продолжила она.

Что ж, для старшего табуллярия в «Московском Хроносе» она весьма хорошо образована. Даже слишком хорошо.

– Да-да, вы совершенно правы. Империя Алларуад строила те же водопроводы, технэмы для подъема тяжестей, обработки металлов и тому подобного, что и мы. Может, чуть сложнее. Впрочем, ложность там добрая, ловушек на людей она не знает. Кое-какие оборонительные приспособления, устройства для полива полей… Но соваться туда… соваться туда…

Моя рука потянулась к корчаге с вином. Непослушная тварь! Куда – без приказа?! Я поспешно отдернул ее. Вино в таких случаях слишком красноречиво.

– Вам почему-то до смерти страшно соваться в алларуадские технэмы, – бесстрастно проговорила за меня собеседница.