Цветник бабушки Корицы - Елена Соловьева

— Та-ааа-ак. — Афелия ослабила узел шейного платка и опустилась в кресло. — Похоже, тут надо мной решили поиздеваться… Кто подложил мне эту свинью с крыльями? И кофе — дрянь, и вместо пекинеса тапочки, и вместо костюмерши тетка в бигудях… Да меня сейчас просто разорвет от злости!.. Хотя — не дождетесь. Это вас сейчас разорвет от моей злости!

Она заклекотала-закашлялась, радуясь своей шутке и испугу Адениума.

— Это была шутка, — откашлявшись, милостиво объявила режиссеру Блондинка. — Начинай готовиться к генеральной репетиции! Поросенка с крыльями и этих двоих мужского пола сегодня же пустишь на эксперимент. Оставлять их в живых до спектакля опасно, больно шустрые. Заодно проверишь оборудование. А эту грандиозную тетю на сладкое, то есть на место пропавшей костюмерши. Нашему спектаклю легкий уклон в китч не помеха — верно, де Сюр?..

Маргарита в это время сидела на заднем сиденье летящей над городом «девятки» рядом с Корицей. На руках у нее приютился Георгий. Спереди обзор загораживал облезлый воротник Крапивы, зато в боковое стекло открывался прекрасный вид на город: убегали вниз вереницы и островки огней, а машина поднималась все выше.

— Полегче, — попросила Корица, — у меня что-то с непривычки уши закладывает. Да и Маргарита, если мне память до конца не изменяет, еще ни разу в жизни не летала?

— Даже на самолете? — не поверила Крапива.

— Мама их не любит и очень боится, — ответила девочка, бесстрашно посмотрев вниз, но тут же отпрянув.

— Ничего, сейчас сядем, — подбодрила ее, не оборачиваясь, торговка, — только еще немного следы запутаем. Внимание! Начинается крутое пике! Пристегните ремни те, у кого они есть!

У Маргариты заложило уши, она крепко зажмурила глаза и открыла их, только когда «девятка» коснулась земли, мягко опустившись на все четыре колеса. Пустырь показался девочке смутно знакомым. Они проехали еще немного и остановились около платной автостоянки, над которой торчал огромный рекламный плакат с афелиумом.

— Привет, мальчишки! — салютовала Крапива шкафоподобным охранникам.

И те, как дети, разулыбались во весь рот при виде ее ободранного воротника. Похоже, охранники радовались искренне, так же как и их черный ротвейлер. О деньгах они не спросили.

— Она у нас великолепная дрессировщица, — пояснил Маргарите Георгий. — Еще увидите!

Кого он имел в виду — охранников или ротвейлера — девочка уточнять не стала.

где Адениум показывает Блюм декорации таинственного спектакля

По приказу Афелии светлячки притащили из реквизиторского цеха клетку с золочеными прутьями в стиле позапрошлого века. Когда раньше в театре ставили спектакли из жизни пиратов или помещиков, туда обычно засовывали чучело попугая. Но сегодня де Сюр, придирчиво проверив на дверце замок, посадил туда Перцовку. Клетку он втиснул между ксероксом и факсом. Оценивающие взгляды, которые бросал режиссер в сторону свинки, отвлекаясь от монитора, не предвещали ничего хорошего. Де Сюр будто что-то взвешивал и прикидывал. К тому же время от времени он украдкой и с большим недоверием рассматривал Афелию Блюм. Мадам сидела за другим компьютером и ожесточенно возила по коврику мышкой, приговаривая:

— Куда-куда вы удалились? Черт, не могу запеленговать эту колымагу, не могу…

— Как вам такой вариант, дорогая Афелия? — осторожно поинтересовался режиссер-постановщик, открывая файл «Стульчик».

— Оставь, а, свои нежности, терпеть не могу этих «золотых, дорогих», — проворчала Блюм, подходя к де Сюру.

На экране разворачивался эскиз декорации будущего спектакля. В центре сцены высилась пирамида со срезанной верхушкой, внутрь которой будто засунули обрывок северного сияния. Разноцветные сполохи завораживали, а на передней стенке сооружения, обращенной к зрителям, распласталась перевернутая пентаграмма, по которой, казалось, тек расплавленный огонь. У основания пирамиды в ряд были выставлены подобия тронов с подлокотниками. На усеченной верхушке, представляющей собой плоскую площадку, покачивал листьями Большой Афелиум.

Мадам рассматривала изображение то так, то эдак, увеличивала отдельные фрагменты, меняла перспективу. Ее черные очки зловеще отражались в поверхности монитора.

— Неплохо, — сказала она. — Огненная жемчужина, как я понимаю, опускается сверху на цепи. Вот только сияние в пирамиде притуши, до того момента, как наши жертвы шарахнет током…

— Зато после удара, — заискивающе подхватил Адениум, — от каждого устремится вверх, к Афелиуму, что-то типа зеленоватого всполоха — такое коллективное вознесение душ! Очень эффектно! И главное, все безупречно — без крови и прочей человеческой слякоти.

— Что-то ты разошелся, — оборвала его Афелия, — за работу давай! До спектакля осталось каких-то два дня. Я пока проверю, как у нас дела в подвале. Нет ли еще каких сюрпризов?

Мадам отошла к своему компьютеру и легонько щелкнула по монитору. На экране высветилась подземная зала, где вдоль стен на стеллажах по-прежнему лежала труппа театра, а огоньки гудящим роем вились вокруг тети Паши, водворенной на место Корицы. Сильвестр с Камрадом без сознания лежали просто на полу, для верности стянутые еще и веревками.

— Ну хоть что-то идет по плану! — проворчала Афелия и, не прощаясь с де Сюром, вышла из кабинета, хлопнув дверью. Адениум едва сдержался, чтобы не плюнуть ей вслед. Прежде чем приступить к работе, он достал из кармана надушенный платок и с брезгливым выражением лица протер монитор, особенно тщательно — то место, где прошелся коготь Афелии, процедив сквозь зубы: «Цэ-цэ, лю-лю!» Потом Маэстро воровато огляделся и зачем-то снял свои щегольские туфли, оставшись в бордовых шелковых носках. Пошевелил мизинцами на ногах и в сердцах прошептал: «Ну уж нет, слишком дорогая цена! Получить вознаграждение и валить отсюда. А что, если правда Афелия вовсе не Афелия, а…»

Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Тут же перед мысленным взором де Сюра возникла картинка, которая мучила его много лет: полная женская рука, в которую воткнута игла капельницы. Вот только жидкость, которая сочится в тело больной, вовсе не лечебный раствор, а яд редкого тропического растения. Когда-то режиссер настолько гордился своим поступком, что даже взял себе в качестве псевдонима имя этого цветка. Он праздновал Освобождение, праздновал Победу. День смерти матери называл про себя Днем независимости. Тем более что потом все пошло просто отлично. Адениум поставил бизнес мамаши на новые рельсы, принялся оказывать ее клиентам услуги совсем другого сорта. Говорили, что де Сюр «может придать изысканный аромат любому дерьму». Когда он помог продать партию детских игрушек, вызывающих у малышей аллергию, «Мастерские мечты» переехали в дорогой центральный офис. Там уже ничто не напоминало Адениуму о кухне его матери, где мерзко булькали, источая отвратительный запах, допотопные снадобья. Поначалу он даже не чувствовал себя убийцей. И объяснял все просто: старуха была настолько больна, что он всего лишь помог ей остановить мучения. Но в последние годы смутное беспокойство и воспоминания начали возвращаться к Мастеру воплощений. Страх наказания, отравивший все его детство, расцвел вдруг с новой силой. Иногда Адениуму казалось, что мамаша совсем близко, следит за ним пристально с того света — и вот-вот достанет.