Гамбит Королевы - Элизабет Фримантл

– Успокойся, Гарри. – Катерина подошла к нему и стала массировать ему плечи. Его лицо побагровело, на лбу выступили капли пота. Он раздражен, как огромный капризный младенец. – Позволь мне! – Она мягко попробовала вынуть сломанную задвижку из его сжатых пальцев. Но он вдруг с силой швырнул задвижку в очаг, рядом с которым скрючилась Дот. Она вжала голову в плечи. Пролетев совсем рядом, задвижка с грохотом ударилась о ведерко с углем. Сердце у Дот билось, как кузнечный молот; руки так дрожали, что она боялась выронить метелку. Она не смела встать, чтобы не привлечь к себе внимания. Король сел, закрыл голову руками и тяжело вздохнул, а Катерина продолжала массировать ему плечи и тихонько утешать. Она покосилась на Дот и подняла брови, словно спрашивая: «Ты цела?» Дот кивнула, и Катерина подняла палец к губам, призывая ее к молчанию.

Король ничего не сказал, даже не посмотрел в ее сторону; ему все равно, жива она или умерла. Потом он поднял голову и тихо признался:

– Кит, иногда я боюсь самого себя. – Вид у него был подавленный и удрученный, глаза скошены, как у собаки-ищейки. – На меня иногда находит… Как будто внутри меня другой человек. Как будто я одержимый! – Катерина погладила его по рукаву и что-то прошептала. – Иногда мне кажется, будто я теряю рассудок. Вес Англии давит на меня. – Какое-то время он молча перебирал драгоценные камни на своем дублете. Потом снова подал голос – еле слышно, почти шепотом: – Я спрашиваю себя, что я сделал с Англией, порвав с Римом. Мне кажется, что… Душа Англии расколота. – Дот понятия не имела, что и король способен сомневаться, как обычный человек. Разве не сам Господь внушал ему, что делать?

– С прошлым надобно смириться, – сказала Катерина. Дот часто слышала от нее эти слова; особенно часто они бывали обращены к Мег. – Гарри, нужно обладать большим мужеством, чтобы изменить ход вещей, как это сделал ты. – Она еще не договорила, а король как будто просветлел, глаза у него засияли. – И я твердо убеждена, что Господь на твоей стороне.

– Он подарил мне сына, – с гордостью произнес король. – Вот доказательство того, что он доволен.

– И славного сына.

– А ты, Кит, подаришь мне сына? – спросил он, как маленький мальчик, который просит сладости.

– Если будет на то Господня воля, – с улыбкой ответила она.

Выходя из комнаты, Дот заметила, как по лицу Катерины пробежало облачко.

– Нам пожаловали аббатство Уилтон, – сообщила сестрица Анна.

Они сидели рядом у окна во внешней приемной. У них на коленях было расстелено платье; они нашивали на него крупные жемчужины. Катерина наденет это платье на венчание.

– Вы переедете туда? – Катерине была невыносима мысль о том, что ее сестра сгинет в Уилтшире, в захолустье.

– Мне не нравится думать об этом, – призналась Анна, – я ведь знаю, что творилось во многих монастырях. Там была резня.

– В Уилтоне не пришлось прибегать к насилию, – возразила Катерина. – Мне сказали, что настоятельница отдала его добровольно, и ей назначили пенсию.

Катерина невольно подумала о других больших монастырях, которые буквально сровняли с землей, о монахах, подвергнутых пыткам и запугиванию, обо всех разрушениях, которые творил Кромвель… «Во имя короля», – напомнила она себе.

Она помнила рассказ Латимера о Фаунтинском аббатстве. По его словам, не меньше чем восьми десяткам монахов вспороли животы и повесили на деревьях. Он видел это собственными глазами.

– Рада это слышать. Нет, я останусь при дворе. Муж хочет, чтобы я была рядом; да я и сама хочу, потом мне приятно быть с тобой.

– Ах, как ты мне будешь нужна!

Катерина посмотрела по сторонам. В просторном зале было много дам, которых она почти не знала. Она понятия не имела, кто как к ней относится. Дамы бесшумно обмахивались веерами, пытаясь спастись от июльского зноя. Три жирные черные мухи кружили по комнате; время от времени кто-то замахивался на них веером.

Катерина подошла к окну, распахнула его, но снаружи жар был еще сильнее. Весь день в Хэмптон-Корт съезжались гости на ее свадьбу. Чем станет для нее третий брак – блаженством или проклятием? Катерине хотелось во всем признаться сестре. Она совершила ужасные грехи; достаточно вспомнить Мергитройда и Латимера. И о Сеймуре придется рассказать, ведь она до сих пор лелеет в сердце его образ… а к королю испытывает отвращение. В ее голове все это необъяснимым образом переплеталось: одно событие подводит к другому, как будто за всем стоит некто, она так и не поняла, Бог или наоборот… Она не может себя заставить выразить свои мысли словами, высказать все, что ее мучит, вслух. Она боится. А чего боится – она и сама точно не знает. Бесформенный страх как будто завис в воздухе.

– Тебе придется здесь остаться, если я прикажу, – усмехнулась она, дружески подталкивая сестру в бок. Если она притворится, что не боится, может быть, ей удастся убедить в этом даже саму себя.

– Кит, ты станешь королевой, – прошептала Анна.

Видимо, она только сейчас начала понимать, что происходит. Последние несколько недель Катерина выбирала себе приближенных. Она настояла на том, чтобы Дот осталась при ней, хотя многие придворные дамы были недовольны ее решением: они так старались навязать ей в услужение своих дочек! От лести и подарков она отгораживалась благожелательной улыбкой. Перед ней проходит целая вереница застенчивых, еще по-детски нескладных девиц. Катерина знала: они охотнее остались бы дома, с братьями и сестрами, чем прислуживали королеве.

Она вызвала ко двору Элизабет Чейни, любимую кузину и подругу детских лет, властную Лиззи Тируит, кузину Мод и Мэри Вутон, которая дружила еще с ее матерью; Мэри очень стара и повидала все. Кроме того, она вызвала к себе из Снейпа Люси, жену пасынка. Пусть хоть немного отдохнет от своего муженька, Джона-младшего: его не назовешь самым снисходительным из мужей.

Все ее фрейлины получили платья из хорошего черного бархата. Король был разочарован и назвал свиту невесты стаей ворон. Ему бы, конечно, хотелось, чтобы придворные дамы походили на красивых зябликов, которых он, если пожелает, может запечь в пирог. Милого Хьюика Катерина тоже держала подле себя, назначив его своим личным врачом. Ее выбором король был доволен; ему даже казалось, будто на последнем настоял он. Возможно, так оно и есть. Наверное, он считал, что Хьюик и дальше будет шпионить за ней. Но теперь Хьюик – на ее стороне, и Катерина твердо верила: он ни за что ее не выдаст. Кроме того, ему пока нечего выдавать, хотя это не обязательно означает полную безопасность.

Она постепенно привыкала к придворной жизни. Ей все льстили, надеясь на ответные милости. Художники хотели написать ее портрет; ее осаждали ремесленники, переплетчики, виноторговцы, проповедники, гранд-дамы и графини, которые раньше не удостаивали ее даже взглядом. Хьюик познакомил ее со своим возлюбленным Николасом Юдоллом, наблюдательным ученым, любителем едких шуток; о нем ходило много разных слухов. Как только он вытаращил глаза и растянул губы в насмешливой улыбке, изображая Стэнхоуп, Катерина поняла, что Юдолл ей понравится. Он сочинял пьесы и философские трактаты, ставил затейливые маскарады, но больше всего любил беседовать о серьезных вещах. Катерина решила: раз она не может быть с Сеймуром и должна смириться с нежеланной свадьбой, нужно постараться извлечь из своего нового положения как можно больше хорошего и окружить себя теми, кто ей по душе. Кроме того, ей хотелось приносить пользу людям. А чтобы приносить пользу, она постарается наилучшим образом воспользоваться своим новым статусом.