Таинственный Хранитель - Иван Рассадников

P.S.Схождение с ума происходит постепенно, но верно. Три первых шага – общение с призраком, четвёртый – получение послания с того света в виде зашифрованного текста, пятый – профессор Фридрих. По логике вещей, сегодня предстоит совершить шестой шаг с ума.

Андрей то и дело впадал из крайности в крайность. Потом решил, что размышлений без пользы должно быть минимум. Лучше вообще не быть. Решил выкинуть из памяти чёртова Фридриха и его маргинально-атипичные гипотезы.

Маргинально-атипичные гипотезы? По первым буквам – МАГ. Может, фон Берг – маг? Больно гладко всё складывается, и ко времени – и с Виктором «герр Фридрих», получается, знаком, Кутасовым интересуется, мне «упал на уши», а информации от него, как с козла молока. Одни «маги» – одни гипотезы в голове от немца, голову сломаешь, взвешивая их между извилин. – Думал Андрей рассеянно, пока бабушка не позвала пить кофе, а когда, наконец, из кухни раздался её звонкий утренний голос, звучный, как труба иерихонская, он поневоле прервал свои раздумья. Вошёл на кухню, улыбаясь, и Елизавета Петровна улыбалась ему свежо и открыто, так искренне, как улыбаются только родным людям. Они сидели друг напротив друга, пили кофе в одинаковом ритме – маленькими неспешными глотками, смакуя напиток, за необязательной болтовнёй прячась от нарочитой серьёзности нашего мира, оставляя «на потом» умственные терзания Андрея; ах если бы в любой момент времени жить легко, смакуя жизнь по глотку, как этот чёрный кофе, в который и сахар, и сливки каждый добавляет сам. По вкусу.

Агриппина наконец позвонила. Извинилась за вчерашнюю недоступность – в прямом и переносном – но её вины не было, освободилась за полночь, когда номер окончательно сверстали, звонить ночью не решилась – слишком поздно, люди спят, а утро вечера мудренее. Андрей, отбросив конспирацию «не телефонности», наплевав на происки телефонистов и сотовых операторов, поведал девушке решение «задачки о громовнике», не забыв и предысторию рассказать вкратце.

– Елизавета Петровна гений, – восхитилась Агриппина. – А я дальше спать пошла. Целую, Люблю. И тэ-дэ. И тэ-пэ.

– А вчера немцы в Гатчинский музей приезжали, – Андрей приготовился рассказывать про фон Берга, но Агриппина выразительно зевнула – там, в телефонном своём далеке – и Андрей отложил рассказ до лучших времён, дай бог, и рассказать он сможет побольше, после сегодняшнего обеда-то.

В рабочий кабинет Андрей вошёл без четырёх минут полдень. На улице занудно моросил дождик, провоцируя умиротворение и тихую леность. Андрей взялся листать записи, но его хватило ненадолго – голова вновь была «нерабочая», мысли вертелись вокруг предстоящей встречи, упорно не желая возвращаться к учёным занятиям. Наконец, Андрей не выдержал, вышел из кабинета и широким шагом направился к парадной лестнице – внизу, в холле сподручнее встречать профессора фон Берга – как тому сориентироваться, где ему искать Андрея, да и охранники не пустят его, сразу примутся звонить Борису Львовичу (Фридрих по-русски не бельмес, как понял Андрей), и это будет не лучший вариант встречи.

Проходя мимо того самого портрета, где Кутасов застыл в прямоугольном оконце рамы, вытянулся в полный рост – в мальтийском мундире, с широкой лентой через плечо, в белом парике, Андрей чувствовал, как ускоряется его пульс, и вот, стремительно отстукивая с левой стороны, бешено колотится о грудную клетку его сердце. К горлу подкатила тревога без причин, омут вселенской скорби разверзался в изножье.

Он ускорил шаг, быстро удаляясь от портрета – и ощутил, как нормализуется сердечный ритм, и тревожная нота не омрачит уже симфонического пространства внутри него. Он спустился в холл, и вовремя – Фридрих возник перед ним тотчас же, остановился, и, пожимая руку Андрея произнёс (почему-то по-английски):

– Привет. Я сильно опоздал. Но я пришёл вовремя. Смотря какую точку циферблата взять за начало координат.

Андрей ответил по-немецки:

– Добрый день, профессор. Всё нормально, вспомните Оккама и не преумножайте сущностей. У вас и без того есть, над чем поразмыслить. И помните – мне трёх лет не хватит, чтобы забыть немецкий язык, а вы за сутки забыли, что я им владею.

Андрей попросил охранника (дежурил, вероятно, новенький – лицо его было Андрею незнакомо) в случае появления Виктора Ниссена сообщить по телефону и назвал номер. Витя, впрочем, позвонил сам – он как раз проходил Адмиралтейские ворота, о чём и поведал жизнерадостно – «…в этот миг я застыл в створе ворот…» к моменту его появления в холле дворца, Андрей с Фридрихом были готовы самолично встретить его.

– Вы знаете, кого мы ждём? – спросил Андрей, когда они шли по коридору.

– Откуда мне знать? – недоуменно сказал Фридрих. – Вы меня разве уведомили?

– Его зовут Виктор Ниссен. Он немец и мой хороший друг.

Профессор остановился на секунду, поднял глаза, наморщив лоб, точно припоминая – имя знакомое, но до того смутное… знакомое сочетание звуков не вызывает ассоциаций…

– Виктор фон Ниссен, – уточнил Андрей, и довесок возымел своё действие – Фридрих вспомнил:

– Ах, да. Мы некоторое время переписывались по Е-мэйл, общались на тематическом форуме.

– А я как раз подумал, что вы найдёте точки соприкосновения… Смотрите, вот и Виктор – собственной персоной. Он рад приветствовать уважаемого профессора на гатчинской земле.

– Точно-точно, – подтвердил Виктор, он говорил по-немецки медленно, долго подбирал каждое слово, но старался не допускать ошибок. – Здравствуйте, repp Фридрих, если это вы. – Со своим посредственным немецким он всё-таки пытался держать марку, играя в национальную гордость германца, в меру своего, конечно, понимания.

– Здравствуйте. Рад с вами познакомиться лично… очно… Кажется, у молодых это называется «девиртуализация». Даже специальное слово придумали. Приглашаю вас пообедать со мной и Андреем. – Они с Виктором обменялись крепким рукопожатием.

Направились опять в Каре – близко, и ни у кого не нашлось возражений. Расположились за столиком, меню было почти без надобности: свиные отбивные и без того не замедлили явиться – на сей раз в трёх экземплярах. Правда, коньячку профессор не заказал. Он взял вино – красное полусухое – предварительно мастерски продегустировал продукт и благосклонно кивнул официанту (сегодня у их столика священнодействовал субтильный юноша): разливайте, мол.

Разговор пока был лёгким и необязательным, но Андрей видел: профессор не так прост, его показное радушие – чемодан с двойным дном, а цеховая солидарность «истинных учёных» для немца – наживка (на которую Андрей вчера клюнул), а вовсе не причина искать сближения. Ему явно нужно от Андрея нечто, о чём он не говорит – и не заговорит, будьте покойны. Пока это одно впечатление, но сегодня руки у Андрея развязаны, сегодня он отдыхает, вчерашние профессорские штучки-дрючки сегодня не пройдут, никаких эмоциональных контактов фон Берг с ним не установит. А он будет наблюдать и делать выводы о странном, себе на уме, субъекте из города Дрезден.

– Не стану скрывать, что городок ваш я выбрал для пристального изучение и дальнейшего описания совсем неслучайно, – между тем говорил фон Берг. – С вами, Виктор, мы дистанционно постигали вековые тайны рыцарей-крестоносцев, орденов, не канувших в Лету, но получивших новые стимулы к развитию. Вы меня бесспорно обогатили новыми знаниями. Надеюсь, и я был вам небесполезен. Дух рыцарства, который воскресил Павел Первый, взывает ко мне из глубины веков. Я должен написать книгу о Гатчинском Принце, и моё нынешнее появление в России посвящено сбору материалов.