Хозяева космоса - Роберт Вардеман

– А почему?

– Так ведь у нас нет времени вычислить точку назначения. Ты взлетел наугад. И они нас предупредили.

– Мы находимся вне поля их зрения, иначе они бы немедленно нас уничтожили. Это блеф. Им придется палить прямо сквозь атмосферу планеты – объяснил Кинсолвинг, проверяя относительное расположение катера и орбитальной станции. – Слишком непроизводительная трата лучевой энергии. Только для того, чтобы причинить нам реальный ущерб в течение нескольких минут.

– Так ты полетишь? – спросила Ларк, ее занимала точка зрения Кинсолвинга.

– А что тут дурного? Ты же хочешь волнений и возбуждения, разве не так?

– О, да!

– Тогда это как раз то, что я тебе обеспечу. Потерянные среди звезд. Отправляемся наугад, куда попало. Подумай только, какая в этом романтика!

– Одна моя подруга блуждала шесть лет, – вздохнула Ларк, сомневаясь в целесообразности приключения, которое предлагал ей Бартон. Краски, мерцающие под поверхностью ее кожи, начали медленную пляску от светлых пастельных тонов к темным оттенкам.

Кинсолвинг во время разговора продолжал трудиться над пультом. Его глаза не отрывались от датчика, передающего сигнал от орбитальной космической станции. Они еще могли перехватить катер.

На этот раз переход в гиперпространство произошел моментально. Кинсолвинг почувствовал, будто его желудок вывернулся наизнанку, а калейдоскоп цветных огоньков плясал перед глазами, в то время как звездный двигатель творил математические чудеса в изгибах четырехмерного пространства. Та вселенная, которую Кинсолвинг знал, таяла, по мере того, как замедлялась скорость света. Его оптические способности отказывались верить той лжи, какую эта новая вселенная им демонстрировала. Кинсолвинг покачивался, голова у него кружилась, в ушах гудело. Сквозь назойливый грохот звучала призрачная песня, более упорядоченная, чем электронные разряды, но менее организованная, чем настоящая музыка.

Кинсолвинг изо всех сил старался овладеть собой, пальцы у него дрожали, а желудок завязался болезненными узлами. Бартон схватился за край кушетки, пока его ощущения не пришли в норму, и ему удалось сесть, не испытывая головокружения. Отдаленная музыка стихла, а глаза опять поверили в мир, который их окружал. Осталось только урчание в кишечнике.

– Ларк! – позвал Кинсолвинг. – С тобой все в порядке? Старший инспектор вспомнил, что не дал женщине времени приготовиться к переходу, у них просто не осталось времени. Сторожевая станция готовилась превратить этот красавец-корабль в расплавленный алюминий и очищенный углерод.

– Порядок. У меня все прекрасно, – отвечала она голосом, выдававшим, что на самом-то деле все не так лучезарно.

Кинсолвинг поднялся с кушетки и покачался, переминаясь, чтобы ноги возобновили циркуляцию крови. При псевдогравитации гиперпространства он мог передвигаться так же легко, как если бы стоял на поверхности планеты-тюрьмы, – но он был свободен! Он удрал с планеты, с которой до сих пор еще никто не мог убежать!

– Давай, я тебе помогу, – предложил Кинсолвинг.

Он просунул ладони под ее раскинутые руки. Нажал на плечи и своей тяжестью заставил Ларк встать на ноги. Переливающиеся подкожные краски разливались у нее на лице единственным цветом, – и ему он не понравился. Это была смесь темно-серого с оттенком слоновой кости.

– Ты уверена, что не ранена? – спросил Кинсолвинг.

– Фотонно! – сказала Ларк. Лицо ее начало сиять более ярким голубым и зеленым. Когда декоративные узоры сделались алыми и серебряными, Бартон понял, что она имела в виду то самое, что сказала. – Но мне понравилось то, что случилось на кушетке.

Руки Ларк сомкнулись вокруг Кинсолвинга, точно стальные зажимы. Она поцеловала его затяжным поцелуем. Инженер не только нашел, что ему это нравится, он ей ответил со всей горячностью мужчины, лишенного общества себе подобных долгие месяцы.

– Гм-м, – произнес он, наконец оторвавшись от ее губ. – Приятно, да, но мне придется установить, куда мы направляемся. Слишком уж сбиваться с пути не стоит.

– Мойра заблудилась на шесть месяцев, но у нее не было никого вроде тебя, чтобы помочь скоротать время, – лицо Ларк стало алым и пурпурным, эти краски образовали островки на ее щеках. Ее возбуждение было очевидным.

– Заблудиться? Нет, это не входит в мои планы, – возразил он. – Это сказочный катер. Твой отец купил его для тебя? – Кинсолвинг даже не мог представить себе такого богатства, которого хватало бы на покупку столь дорогого корабля для частного пользования.

– Ну, не совсем так. Вообще-то это собственность его компании, но они предоставляют ему все, что он захочет. А он дает мне все, что я захочу, – она улыбнулась и вытянула пальцы, слегка лаская щеки Кинсолвинга. – Но это так скучно. Куда ты собираешься отправиться?

Кинсолвинг заранее не строил таких отдаленных планов. Всего час тому назад он собирался вскарабкаться на склон горы, достигнуть пространства выше границы вечных туч и всего лишь взглянуть на ночное небо, чтобы определить, в каком месте космоса может располагаться планета-тюрьма. Бегство не являлось частью его плана, он и не мечтал об этом, проведя несколько недель на планете.

– На Гамму Терциус-4, наверное, – ответил он.

Кинсолвинг не знал, что случится, если он обратится к председателю Фремонту и объяснит этому древнему старцу, почему угодил на планету-тюрьму. Не было у него представления, как тот себя поведет. Но в покинутом им мире находилось и еще кое-что, кроме центра Межзвездных Материалов. Там будет Кеннет Гумбольт. И возможно, туда перевели и Алу Марккен.

Ала! Кинсолвинг почувствовал в душе пустоту. Сколько же от его горестей исходило от этой женщины? Не лгал ли Гумбольт еще и ей, не заставил ли ее предать возлюбленного? Не было ли это частью Плана, о котором Ала ему проговорилась, когда сидела в ллорской тюрьме?

– О, тахионы! – воскликнула Ларк. – Я обожаю Гамму Терциус-4. Там такие вечеринки – лучше, чем повсюду. ММ знает, как сделать, чтобы каждый чувствовал себя так... прекрасно!

– Так ты бывала на ГТ-4? – удивился Кинсолвинг.

– Много раз. Она есть в навигаторном компьютере корабля. Но если мы не знаем, где сейчас находимся, – нахмурилась Ларк, – это нам не поможет, верно?

– Может и помочь.

Бартон отнюдь не был знатоком навигации. Он так мало знал помимо того, как добывать руду из сопротивляющейся скалы, что теперь это его беспокоило. Собственный жизненный опыт казался ему обширным, пока он не столкнулся с жестокой реальностью. Жабообразное существо научило Кинсолвинга искусству выживания больше, чем все земное воспитание и образование, а детство у него вовсе не было легким.

Кинсолвинг сел поудобнее и начал медленно прощупывать путь с помощью пульта, убеждаясь, что понимает функцию каждого рычажка и каждой кнопки. Работа оказалась легче, чем программирование робота-шахтера. Создатель этого корабля не хотел затруднить команду и пассажиров тяжелой работой, ни физической, ни умственной.