Лошадиная доза - Евгений Сухов

— Чего ж тут неясного, — криво усмехнулся Бриль и искоса глянул на Жору: — Задернув штору, я дам вам знак, что пришел именно Лось. И когда он будет от меня выходить, вы его возьмете. Тепленьким и…

— Это уже не ваше дело, — не дал договорить барыге Стрельцов. — Если все сделаете правильно, гражданин Бриль, то у меня к вам претензий не будет. Пока…

— Ты все понял, Артурчик? — спросил Кошелев.

— Все, Александр Павлович, — кисло ответил Бриль.

Когда они вышли от барахольщика, Жора спросил Кошелева:

— Как вы думаете, он сделает то, что я его просил?

На что инспектор твердо ответил:

— Сделает. Артурчику это не впервой. Поэтому он до сих пор и гуляет на свободе… Нам ведь тоже нужны в уголовной среде информаторы.

За квартирой Бриля было установлено наблюдение. Круглые сутки за домом следили самые опытные ребята из горотдела милиции (приданные Стрельцову для усиления), на чьей территории был Печатников переулок. Жора был назначен старшим группы и отдавал приказания, как заправский сыскарь. Его небольшой опыт в оперативной работе выдавала только молодость. Но, как известно, от молодости до зрелости всего-то один шаг. Для большинства совершенно незаметный.

Лось появился к концу второго дня, когда уже начало смеркаться. В руках у него был небольшой узел, и если бы не уверенная походка, его запросто можно было принять за деревенского парня, приехавшего в столицу к родственникам погостить.

Скупщик Бриль, как и было обговорено, тотчас задернул на окне занавеску, едва Лось прошел в комнату. Еще через несколько минут Лось вышел на улицу уже без узла и тем же уверенным шагом потопал на угол Печатникова переулка и Трубной, чтобы взять извозчика. За ним неприметно увязался «хвост».

Взяв извозчика, Лось поехал по Трубной улице до Садового кольца, свернул на Каляевскую, выехал на улицу Новослободскую, пересек Сущевский Вал и заколесил по Бутырской. Проехав ее всю, направился по Дмитровскому шоссе. Не доезжая квартала до железной дороги, Лось свернул на Первую Хуторскую, что еще год назад именовалась Царским проездом, проехал по ней четыре квартала, завернул в Третий Хуторской переулок и остановился.

Агент наружного наблюдения, едва поспевающий за пролеткой Лося на удачно подвернувшемся ломовике, понял, что ехать дальше нельзя, и проехал по Хуторской улице дальше. Рассчитался с извозчиком и вернулся на угол улицы и Третьего Хуторского переулка. В него он вошел, изображая из себя подвыпившего дачника, который хочет найти укромное местечко и справить малую нужду. Он заметил, что Лось, оглядевшись по сторонам, вошел в деревянный одноэтажный дом под синей крышей, стоявший в глубине улицы за раскидистой березой. Похоже, это и было лежбище банды Батона. Справив для достоверности нужду, агент нетвердым шагом вышел из переулка, прошел еще немного, притворяясь хмельным, а затем, удостоверившись, что на него никто не смотрит, скорым шагом направился обратно.

Рано утром следующего дня отряд оперативников из пятнадцати человек под руководством Бахматова, разделившись на три группы, обложил дом под синей крышей. Дверь была заперта изнутри, но одно из коридорных окон было не закрыто. Через него оперативники проникли в дом и взяли всю банду. Правда, Батон успел выстрелить и ранить одного из уполномоченных, за что и схлопотал пулю в лоб из нагана Коли Осипова. Остальных удалось взять живыми.

Так пришел конец банде Батона, а Жора получил устную благодарность от начальника Московского управления уголовного розыска товарища Николаева и премию в виде френча с пятью железными пуговицами, с четырьмя карманами и мягким отложным воротником.

Второе дело, в котором Жора Стрельцов принимал самое непосредственное участие, было посложнее. И поинтереснее…

Банда Татарина заявила о себе в январе двадцатого года. Сложилась она из остатков трех московских банд, сильно потрепанных легендарным начальником МУРа Александром Максимовичем Трепаловым. Две банды были обезглавлены, лишившись своих главарей, распались, а третья, самая малочисленная, состоявшая из трех человек, каковую возглавлял Юнус Таиров по кличке Татарин, осталась, и именно она стала объединяющим ядром.

Поначалу эти трое промышляли налетами на квартиры в районе Екатерининского парка и Пименовской улицы. Но многим ли разживешься, грабя квартиры без наводки? Стремительно обесценивающиеся деньги ничего не стоили, а продукты и носильные вещи, сбываемые через барышников, приносили навару ровно столько, сколько хватало, чтобы погулять с водкой и девочками пару-тройку дней. Подельников Татарина, похоже, такая жизнь вполне устраивала, а вот самого Татарина — нет. Он хотел жить широко и с шиком, ни в чем себе не отказывая, и скопить добра столько, чтоб хватило на всю оставшуюся жизнь, если вдруг придется завязать с воровским ремеслом. А для этого надлежало «работать» с размахом, а не обчищать хаты таких же голодранцев, как они сами.

Не было ничего удивительного в том, что Татарин и фармазонщица кареглазая Маруся Слепян нашли друг друга. Познакомились они на одной из воровских «малин» в Хамовниках — отдаленном районе Москвы, где издавна селился работный люд, голытьба и пришлые люди с темным прошлым и беспросветным настоящим, коим более некуда было податься. По сути, это была фабричная слобода с двух— и одноэтажными домами-усадьбами, кабаками, «веселыми» домами с девицами, давно махнувшими на себя рукой и дарящими телесную любовь за еду и стакан водки.

Чужаки в слободу заглядывали редко, поскольку здесь, особенно в ночное время суток, можно было лишиться последних штанов, а бывало, что и жизни. В Хамовниках можно было укрыться так, что не найдет ни одна собака, то бишь легавый, которые заглядывали сюда редко, начиная еще с царских времен. Иногда отрядами милиции совершались облавы на известные воровские «малины» и притоны, но чаще всего они оказывались пустыми, и фараонов встречала хозяйка дома, развешивающая у себя во дворе белье, да пара белобрысых пацанов, запускающих в небо бумажного змея. Конечно, наученная хозяйка о своих постояльцах ничего не знала и не ведала, ведь весть о предстоящей облаве доходила до «малины» тотчас, как только милицейский наряд появлялся на окраине слободы. К тому же в Хамовниках свои своих не выдавали. В противном случае за длинный язык можно было получить «перо» в бок.

После знакомства с Татарином Маруся, с полгода назад расставшаяся со своим сожителем-ширмачом Гришей Фартовым, отправившимся на четыре года в кутузку, то ли перекрасила масть и сделалась из фармазонцицы мошенницей на доверии и наводчицей, то ли стала совмещать разом несколько воровских специализаций. Так или иначе, но это она навела тройку Татарина на артельную кассиршу Чепчугову, у которой бандиты отобрали сумку со ста пятьюдесятью тысячами рублей, связав ее, чтобы не шибко сопротивлялась, и разбив голову ее охраннику обрезком трубы. Это было первым крупным делом банды Татарина. Сто тысяч Татарин по праву старшего забрал себе, а остальные деньги поделили поровну его подельники.

Потом они ограбили артельщика водокачки, и добыча составила уже четыреста двадцать тысяч рублей, двести пятьдесят из которых взял себе Татарин. Его подельники таким дележом остались недовольны, но промолчали, поскольку их главарь был человеком жестким, не терпящим возражений даже от своих, и мог запросто в запале влепить члену своей шайки, затеявшему бузу, пулю в лоб…