Слепой против Бен Ладена - Андрей Воронин

– Я говорил с ним по телефону, как сейчас говорю с тобой, – ответил аль-Фаттах. – Дядя просил передать, что он тобой очень доволен. Ты не смотрел новости?

– Нет, – ответил Халид.

– Как обычно, – по голосу чувствовалось, что он улыбается. – Ничего. Зато у меня будет повод рассказать тебе, какое большое дело ты сделал, написав ту программу.

– Какую именно?

– Для авиационного тренажера. Помнишь ее?

Бен Вазир поморщился. Разумеется, он помнил. Работа была совсем несложной, но нужно было быть последним глупцом, чтобы не понимать: эта простенькая работа лежала в опасной близости от того, чем в действительности занимались его дядя и Фарух аль-Фаттах. Халид вспомнил серебристые емкости нефтехранилища, возникавшие на экране в заключительной части виртуального маршрута, и ему сделалось не по себе. Он решил, что, пожалуй, не станет смотреть телевизор и в руки не возьмет сегодняшнюю газету, но тут же понял, что это бесполезно: вряд ли ему удастся заткнуть рот аль-Фаттаху, да и других источников информации вокруг хватало. Рано или поздно он все равно узнает, чему стал виной, так к чему тянуть время?

– Где ты? – спросил он, чтобы перевести разговор на другую тему.

– В полусотне километров от Зальцбурга, – ответил аль-Фаттах. – Думаю, что уже через полчаса смогу тебя обнять.

– Тогда зачем ты звонишь? – удивился Халид, бросив еще один нетерпеливый взгляд на экран компьютера.

Аль-Фаттах помедлил с ответом.

– Честно говоря, я и сам не знаю, – сказал он наконец. – Просто мне почему-то вдруг почудилось, что ты в опасности.

– В опасности? Я? Аллах да просветлит твой разум, Фарух! Какая же опасность может мне угрожать? Я сижу в своем кабинете, твои люди сторожат меня, как цепные псы... Со мной ничего не может случиться!

– Хотелось бы в это верить, – с непонятным сомнением в голосе произнес аль-Фаттах. – Но я чувствую, что успокоюсь только после того, как пожму твою руку и своими глазами увижу, что все в полном порядке.

– Буду рад снова тебя увидеть, – рассеянно отозвался Халид. Его левая рука пробежала по клавиатуре, вводя команду, и аль-Фаттах со своими тревогами мигом отодвинулся на задний план. – Однако телефонные разговоры не помогут сократить путь.

– Твой намек мне ясен, – негромко рассмеявшись в трубку, сказал аль-Фаттах. – Как я понимаю, ты снова работаешь и мой звонок мешает тебе портить зрение и сушить мозги.

– Ты, как всегда, прав, о хитроумный Фарух аль-Фаттах! – нараспев произнес Халид. Дотянувшись свободной рукой до пачки, он вытряхнул оттуда сигарету и прикурил от золотой настольной зажигалки, представлявшей собой сильно уменьшенную, но весьма точную копию советского автомата АК-47. Зажигалка была подарена дядей, когда тот узнал, что Халид начал курить, и примирился с этим фактом. – Хотелось бы мне хоть раз в жизни суметь тебя обмануть!

– Зачем? – удивился аль-Фаттах.

– Право, не знаю. Возможно, лишь затем, чтобы потешить свою гордыню.

– Боюсь, тебе придется найти для этого другой способ, – ответил собеседник.

– Увы, – согласился Халид, – я тоже этого боюсь.

– Над чем же ты работаешь, о премудрый племянник своего уважаемого дяди? – поинтересовался Фарух.

Мысленно пожав плечами, Халид объяснил ему. Аль-Фаттах разбирался в компьютерах на уровне среднестатистического "юзера", однако голова у него была светлая, и все объяснения он схватывал буквально на лету, особенно когда речь, как сейчас, шла о средствах разрушения. Наверное, это происходило потому, что сам Фарух аль-Фаттах был человеческой разновидностью вируса-убийцы, главным и единственным призванием которого является тотальное уничтожение.

– Да пребудет с тобой милость всемогущего Аллаха! – воскликнул он, дослушав до конца. – Ты воистину бесценен, Халид! В свете некоторых недавних событий твой вирус – это именно то, что нам нужно! Ты даже не представляешь, как будет доволен твой дядя! Раз так, я не стану отвлекать тебя пустыми разговорами. Ты в порядке, ты работаешь, и это все, что мне необходимо знать. До скорой встречи, о мудрец, чей разум намного длиннее его бороды!

Распрощавшись с аль-Фаттахом, Халид сунул телефон обратно в нагрудный карман, надел наушники, до предела увеличил громкость музыки и, дымя сигаретой, с огромным удовольствием вернулся к работе. Его никто не беспокоил в течение примерно пятнадцати минут.

Затем дверь кабинета у него за спиной медленно распахнулась. На пороге возник один из охранников. Вместо подноса с кофе или вечерней газеты в руках у него почему-то был пистолет-пулемет "Ингрэм" с магазином на тридцать патронов, откидным прикладом и толстым глушителем. Некоторое время он стоял неподвижно, уставившись в спину бен Вазира невидящим взглядом, как будто пытаясь припомнить, зачем он сюда явился. Халид продолжал работать, ничего не замечая; музыка у него в наушниках грохотала так, что голос Пола Маккартни был отчетливо слышен даже снаружи, в комнате.

Охранник сделал короткий, неуверенный шаг вперед. Его качнуло, из уголка рта показалась и сразу же устремилась вниз по подбородку темная струйка крови. Охранник открыл рот, будто собираясь что-то сказать, на вместо слов изо рта потоком хлынула густая яркая кровь, и он молча повалился на застеленный пушистым персидским ковром пол.

Халид бен Вазир продолжал работать над созданием компьютерного вируса-убийцы, которому уже решил дать имя своего приятеля аль-Фаттаха. Он работал увлеченно, не подозревая, что уже вступил в заключительную фазу своей жизни, которая обещала стать самой короткой и мучительной.

В кабинет вошел Глеб Сиверов. Слепой остановился в дверях, с недоверием глядя в спину человека, который, как ни в чем не бывало, продолжал работать во взятом штурмом, заваленном трупами доме. Затем нацеленный в затылок бен Вазиру пистолет медленно опустился. Сиверов покачал головой, подумав, что творческие люди повсюду одинаковы, и, переступив через распростертое на пропитанном кровью ковре тело, шагнул вперед.

Черный "БМВ" мчался по автобану, прожигая ночь яркими лучами мощных галогенных фар. В салоне, тускло освещенном лишь отблесками приборов, бормотало радио. Диктор, захлебываясь от возбуждения, говорил о густом облаке черного дыма, затянувшем небо над Лондоном, о героических, но пока безуспешных попытках пожарных приблизиться к бушующему пламени, перечислял версии и тут же их опровергал, ссылаясь на данные из официальных источников. Он так старательно нагнетал атмосферу ужаса, словно ему платила непосредственно "Аль-Каида", и Фарух аль-Фаттах, выжимая из машины почти все, на что она была способна, презрительно улыбался: так смаковать беду своего собственного народа мог только неверный, готовый за деньги продать в рабство родную мать.

Затем по радио пошла реклама, и аль-Фаттах, пренебрежительно скривившись, выключил приемник. В наступившей тишине стало слышно, как ровно и мощно гудит под капотом отличный немецкий мотор и как шуршат, ударяясь о ветровое стекло, редкие сухие снежинки. Аль-Фаттах ненавидел зиму и не понимал, для чего она нужна, – ну разве что затем, чтобы покарать неверных и сделать их жалкое существование еще более жалким, а нефть, которую они покупают у арабских шейхов, еще более необходимой, а следовательно, дорогой. С этой точки зрения с существованием на свете такого неприятного явления, как зима, можно было хоть как-то примириться, но полюбить ее аль-Фаттаха не смог бы заставить даже сам пророк Мухаммед.