Королева Ойкумены - Генри Лайон Олди

Что тут продолжать?! Дураку ясно: они проиграли. Их задавили числом. Один на один не управились – подмогу кликнули? Значит, вот как ты выглядишь, честный спарринг по-сякконски? Пора кончать этот балаган… Но выйти, вернуться в реальность – не получалось. Регину держали крепко, не давая «обрасти шелухой».

– Сопротивляйтесь, лар-ги! Вас же учили?

Издеваясь, присвистнул меч. Ледяной росчерк мелькнул перед лицом, едва не снеся кончик носа. Регина инстинктивно дернулась назад – и застонала от ноющей боли в плечах. Ее удерживали двое, а остальные развлекались: клинки сверкали в воздухе, полосуя одежду – но не касаясь плоти.

«Какая одежда?! Какая плоть?! Это же образы, энграммы…»

Блузка распалась на ленточки, оголяя живот.

– Многие прилетают на Сякко загорать. Смотрите, какое замечательное солнце! Мы охотно поможем вам избавиться от лишней одежды. Расслабьтесь и наслаждайтесь пейзажем!

Что вытворяла компания юных сякконок с Линдой, Регина не видела. Да они просто маньяки! И этим психам позволят стать пси-хирургами? Получить диплом? Лечить людей?! В какой-то момент ей стало всё равно, что будет дальше. Всё происходило не с ней, а с кем-то незнакомым, бесконечно далеким, до кого Регине ван Фрассен не было дела. Лишь на самом краю сознания, загнанные в силовую клетку, бились обида и бессильная ярость: не за себя – за Линду. Она-то тут вообще ни при чем! Это Регина поступать приехала…

Взглянув поверх голов мучителей, девушка увидела, что из дверей храма выходит человек. Полно, да человек ли?! Казалось, ожила одна из могучих храмовых колонн. Гранит бедер, покатые глыбы плеч, взгляд исподлобья. Определить возраст человека-скалы было невозможно. В первый миг он смотрелся древним, как породивший его храм; мгновением позже – ровесник капитана ван Фрассена…

Следом за одним человеком-скалой из дверей вышел второй человек-скала.

Третий.

…шестой.

– Мы любим дорогих гостей! Мы очень любим дорогих…

Когда шестерка каменных великанов оказалась рядом, Регина не уловила. Схватив двух ближайших Кавабат – как котят, за шкирки! – передний человек-скала с размаху столкнул их лбами. Аккуратненько – чуть искры не брызнули. Без звука Кавабаты легли на траву. Остальные великаны деловито занялись тем же, не делая различий между сильным и слабым полом. Тел на траве становилось всё больше. Самые расторопные пытались бежать с поля боя: без особого, надо сказать, успеха. Бледнея от ужаса, Регина ждала своей очереди – вот сейчас ее лоб встретится с лбом Линды…

– …Вы не отвечали на вызов.

Человек-скала был стар. Теперь она ясно это видела. Голова – заиндевелый валун, лицо – сплошь в трещинках морщин. Глаза прятались под черепашьими веками. В реальности спаситель оказался ничуть не меньше, чем «под шелухой». На него могла совершить восхождение целая группа альпинистов.

И, разумеется, он был один.

– Я… я не слышала вызова. У нас… спарринг…

– В следующий раз – никаких оправданий.

– Да, я поняла… Спасибо.

– Следуйте за мной в павильон Шести Сомнений.

Поразмыслив, старик сообщил Регине с неожиданной доверительностью:

– Меня зовут Тераучи Оэ.

Словно открыл великую тайну.

– А эти? – Регина указала на бесчувственных противников. Хрупкий Кавабата и юная сякконка лежали, будто сломанные куклы, в обмороке. – Может, вызвать «скорую помощь»?

– Ерунда, – отмахнулся старик. – Сами очухаются.

– Душа болит, – пожаловался Тераучи Оэ. – Не поможете старику?

– В каком смысле? – удивилась Регина.

– В смысле анестезии. Вы же специалист! Снимите боль, а?

Не дожидаясь ответа, он начал садиться. Это был процесс, достойный режиссуры великого Монтелье. Сперва старик, кряхтя, встал на левое колено. Это длилось минуты две, не меньше. Потом – на правое. Еще две минуты. Поерзал, сводя пальцы ног поближе. И – Великий Космос! – единым махом сел на пятки. Регина подумала, что под такой чудовищной тушей ноги должны сплющиться на манер рельсов, а пятки – превратиться в аккуратные, розовые блинчики. Судя по лицу Тераучи Оэ, так и произошло.

Во всяком случае, большего страдания Регина не видела.

Павильон Шести Сомнений был слишком мал для Тераучи. Этому подавай десять, двадцать сомнений – полногабаритных, масштабных, способных свести с ума! – и то не хватит. Так нет, старик еще и умудрился втиснуться между двумя шкафами с таким количеством ящичков, что в них можно было упрятать всю Ойкумену. Взмах огромной ручищи – и ближайший ящичек без возражений отдал владыке и повелителю электрическую жаровенку. Взмах другой руки – на свет появился чайник из жаростойкого стекла. Еще! – колба с водой. Еще! – подставка из бамбука, перевязанного растительными волокнами. Еще! – наборы, похожие на патронные ленты, где вместо зарядов имелись капсулы с неизвестным содержимым.

Пластика движений старика завораживала. Чувствовалось, что за внешней легкостью кроются годы и годы упорных повторений.

– Зачем оно вам надо? – спросил Тераучи Оэ.

– Что?

– Храмовое обучение. Психир с дипломом Сякко – редкая профессия. Высокая репутация. Высокие гонорары. Любите высоту?

– Не очень.

– Правильно. С высоты больно падать. Хоть воз соломы подстели.

Насчет соломы Регина не поняла.

– Вам известно, что определенный процент храмовников – так мы называем наших студентов – не закончив образования, попадает в дурдом. Согласитесь, слово «дурдом» куда лучше отражает суть дела, чем «психиатрическая лечебница»…

Колба примостилась на жаровне. Первые, робкие нити пузырьков.

– Нет, неизвестно.

– Хотите встать и уйти?

– Нет.

Сокрушенно вздыхая – вот ведь дура на мою голову! – Тераучи Оэ взял из «патронной ленты» щепотку чая. Добыча отправилась в заварник. Следом упали две ягоды, сморщенные, как дряхлые старушонки. И еще чуть-чуть чаю. Если первый сорт походил на дробь, то второй напоминал обрезки волос. Регина представила, как старик собирает их в парикмахерской, орудуя совком и веником – и девушку чуть не накрыл приступ нервного смеха.

– Вот, смотрите…

Она не заметила, чтобы старик что-то включил. Но в углу, на приземистом столике, вспыхнула голосфера. В ней по больничной палате-одиночке из угла в угол ходил молодой человек. Одет он был в смешную пижаму: орда снеговичков, пляшущих на теплой байке. Чувствовалось, что ходит молодой человек давно, и прекращать своего занятия не намерен.

– Лицо, – подсказал Тераучи. – Следите за лицом.

Молодой человек улыбался. Дойдя до стены, он повернулся, чтобы идти обратно, и улыбка исчезла. Ей на смену пришла отрешенность. Десять шагов, поворот – лицо отразило гнев. Вспыхнули глаза, искривился рот; сумей человек сделать одиннадцатый шаг – он завопил бы от ярости. Но шагов в его распоряжении было всего десять. Стена, поворот – гнев растворился, как сахар в кипятке, уступив место рыданиям. Утирая слезы ладонью, несчастный брел дальше, от маски к маске: слюнявая гримаса идиота, надменность свергнутого тирана, и снова – улыбка, отрешенность, гнев…