Неучтённый фактор - Олег Георгиевич Маркеев

с улыбочкой произнёс Старостин. Отодвинул от себя папку. — А сучье племя! — Мясистое лицо Старостина вмиг побагровело. — Бандиты, блядь, в центре столицы убивают моего человека, а шефа ГСБ всей ЧеКа найти не могут. Он, от дворянских собраний устав, в кабинете геморрой греет. Смотри, Денис Михайлович, допрыгаешься у меня!

— Я в подобном тоне… — Ларин задохнулся. Его лицо залило краской. Знал, что краснеет по-девичьи быстро, стыдился этого, но ничего не мог с собой поделать.

— Тю, да мы в обиды ударились! — Старостин прихлопнул лапой папку и злобно уставился на замершего в кресле Ларина. — Или не было такого?

Четыре дня назад они действительно столкнулись на заседании Дворянского собрания.

Каким ветром туда занесло Старостина, он не знал, сам посещал подобные сборища для предварительного знакомства с кандидатами на вербовку. Любая неформальная организация, сказывалось советское наследие, не представляла своего существования без тихой грызни и танцев-шманцев с «органами», а обделённая их вниманием вела себя, как капризная девица, любыми выходками добиваясь внимания. Работать в среде людей состоятельных и состоявшихся было приятно. Ларину доставляло удовольствие подчёркнуто корректное внимание мужчин и почти неприкрытый интерес женщин. Лёгкую замороченность на дворянских корнях можно было считать простительной слабостью. Как и любая слабость, увеличивающая вербуемость кандидата. И в конце концов, не дворников же держать в осведомителях шефу ГСБ!

Сам Старостин якшался с персонами совсем уж полоумными, предельно озабоченными языческими корнями своих невразумительных биографий. Ларин таких называл «иванчиками, вдруг вспомнившими о родстве». Другой контингент Старостина составляла бывшая технически-интеллигентная рвань из разорённого ВПК. Ну и само собой, вояки. «Кирзовые патриоты», как окрестил их Ларин. С бюрократией Старостин не общался, он держал её в кулаке. Большинству служилых мужей это нравилось.

— Нет, полюбуйтесь! Он ещё и обижается! — Старостин до хруста сжал кулаки. — Тошнит меня уже от ваших рож, дворянство совдеповское! Откуда взялись, а? Попёрли из всех дыр, как тараканы после дихлофоса. В крутолобых технократов уже играли. Пока всё не разворовали. Потом в буржуазию вы поиграли. Ага! На народные денежки. Теперь в дворянство ударились? Традиции возрождать они решили. Мне аж блевать от них хотелось! Все, как на подбор, слюнявые да косоротые. Девки не поротые в кринолинах, нос прыщавые морщат: «Паг-доун, князь, пегедайте соль, пожалуйста!» Что ты среди этих педиков делаешь?

— Я работаю, Иван. На моём месте… — Ларин непроизвольно провёл пальцами по горящим щекам.

— А на моё не хочешь? Давай поменяемся! — Старостин даже приподнялся в кресле. — У меня ближайшего человека убили! Доверенное лицо по финансам, это тебе понятно? А ты мне принёс тоненькую папочку и думаешь, я утрусь? Да тут на один подтир не хватит! Мне что, в заднице пальцем теперь ковырять, а? Писаки секретные, совсем мышей ловить разучились?!

— Ты бы держал себя в руках, Иван. Перед своими русского мужика играй. Передо мной не надо.

Ларин сделал каменное лицо. Правда, никакой уверенности, что Старостин не даст ему лапищей по лицу, не было.

— Вот как ты заговорил? Ага! Посмотри-ка сюда, — сказал Старостин и, как фокусник, ловкими толстыми пальцами подцепил из папки фотографии.

— Я это уже видел. Что тебя заинтересовало?

— Ну, старика мёртвого, мы разглядывать не будем. Зачем нам, ещё ночью не заснёшь! А вот эта хренотень как здесь оказалась? Что это — загадка на сообразительность для дебильных детей?

— Это обрывки бумаги. Очевидно, документы. Во всяком случае, печатали на машинке «Оливетти». Рядом с местом убийства утром рванула «закладка». Непрофессионально вскрыли тайник.

— А какое отношение они имеют к Карнаухову?

— Выясняем. У него в кабинете стоит старая «Оливетти». Старик явно был технологическим маразматиком. Наверное, последний из нас, кто компьютером не овладел. Будем искать.

— Ты ещё всю туалетную бумагу в окрестностях собери и приобщи к делу! Умеете же вы там дурью страдать.

— Дай же людям поработать, Иван! Дело «крутим» всего несколько часов.

— Яйца вы у себя в карманах крутите, а не дело! Ты хоть сам понял, что они тебе понаписали? Они же, паразиты, уже дело закрыли.

— Не понял?

— Ты сам-то материалы читал, Пинкертон? Время сопоставь. Не успели труп Карнаухова оприходовать, как какой-то отморозок на себя убийство взял. Не успели чернила на протоколе засохнуть, как он себя уже кончил прямо в кабинете следователя. Как, интересно, умудрился? Пальцы в розетку сунул, или в окно сиганул?

— Иван, он перьевую ручку себе в горло воткнул, — глухо произнёс Ларин.

— Однако! — Старостин, задумавшись, на секунду прищурился. — Отрадный факт. Если бы окно, или при попытке бегства, или запинали до смерти, я бы на твоих орлов подумал. А так… Садюги они, конечно, но не настолько, чтобы подследственным ручки в горло втыкать. Отрадно…

— Иван, у меня не институт благородных девиц, но и не гестапо, между прочим!

— То, что у тебя ни в зад, ни в Красную армию, я догадываюсь. Но дело, суки, закрыли грамотно.

— Почему закрыли? Следствие в самом разгаре. Совершенно очевидно, что работала группа. Допрашиваем охранника… Дали в розыск горничную, она пропала с места жительства. Что само по себе, согласись, подозрительно. Не исключено, что она и впустила киллера. Кто-то планировал, кто-то наводил, кто-то обеспечивал и прикрывал. Мы намерены вычислить всех.

— А как вяжется взрыв в подъезде?

— Если экспертиза подтвердит, что машинки, на которых печатался текст, идентичны, то можно выдвигать версию, что мотивом преступления было похищение документов. «Прокачаем» и эту версию.

— Ага! Пока ты качаешь версию, кто-то уже качает информацию из кабинета Карнаухова! Пока обрывки с бумажками в папках сличит, так поумнеет, что нам это кровью отрыгнется. Теперь ясно?!

Старостин не глядя вытащил из коробки папиросу. Курил исключительно папиросы, явно подражая одной известной персоне. Ларин завозился в кресле, пытаясь достать зажигалку. Старостин отмахнулся:

— Не семени. — Чиркнул своей зажигалкой. — Остынь, Денис, от тебя прикуривать можно. Красный, как рак. Давай-ка покурим и обкашляем это дело.

Ларин достал тёмно-красную пачку «Мор» и закурил. Знал, что вид элегантно-тонких коричневых сигарет, «подозрительно педерастичных», как однажды выразился Старостин, вызовет у того раздражение, на то и рассчитывал. Мстил. Мелко, пакостно, но мстил.

Старостин курил, смачно затягиваясь, пробивая горькую волну глубоко в лёгкие. Пускал дым через ноздри, кося