Любовница. Война сердец - Шерил Сойер

Себастьян хотел прикоснуться к ее письму своими губами, прежде, чем вложить его в другое; он сожалел о расставании с ним даже на час.

Скрепив его печатью, Себастьян передал письмо слуге.

— Отнесите это в конюшни. Пусть седлают моего гунтера и посадят верхом лучшего наездника, мне все равно, кого. Он должен отвезти это майору Хуперу в казармы в Эксите; дождаться ответа и вернуться назад. И я хочу, чтобы мне подали карету.

Затем Себастьян заставил себя немного подождать, что было неприятно, потому что его мысли продолжали возвращаться к Софии Гамильтон. Почему именно сейчас, много месяцев спустя после того как она подписала это глупое письмо военному трибуналу, она решила отвернуться от своего протеже? Что бы она ни увидела в Джолифф-корте, это, должно быть, в самом деле ужасным. Каким образом она обнаружила это, вызывало у него еще более неприятное чувство. Мысль о том, что она имела привилегию быть допущенной к доверию француза, заставляла его кровь кипеть. Но теперь она испугалась и, разъяренная и раненая, оставила поле действия своему кузену.

Промежуток времени, который он установил для себя, скучно тянулся, в то время как он ерзал от нетерпения. За все недели, что Десерней жил в окрестностях, Себастьян никогда не имел ни малейшего намека относительно того, что тот собирался делать. По крайней мере, письмо Софии Гамильтон обеспечивало оправдание облавы, а облава откроет достаточно, чтобы вынести приговор Десернею.

Когда время вышло, он взял с собой то, что ему было нужно, и отдал распоряжение ехать в Джолиф-корт. По пути он обдумывал все стратегические возможности и повторил свое обращение к Хуперу. Оно должно быть четким, убедительным и послужить также сенсационным заключением к его лондонскому отчету.

Во-первых, ему нужно было придумать причину, чтобы не ждать майора Хупера. Все должно было быть так: он намеревался совместить свое прибытие в Джолифф-корт с прибытием Хупера и его команды, но, поразмыслив, он вспомнил безотлагательность письма леди Гамильтон и решил отправиться туда самостоятельно, прежде чем Десерней или то, что доказывало его вину, исчезнут.

Чтобы избежать опасности при захвате французского шпиона в одиночку, он взял с собой кавалерийский меч, несколько пистолетов и карабин. По прибытии он планировал оставаться в карете и отправить в дом слугу с требованием, чтобы Десерней покинул дом и встретился с ним у подножия лестницы.

Между ним и французом было личное дело чести, поэтому разумней всего предположить, что Десерней явится на переговоры.

Если же он будет проинформирован, что полковник Кул приехал, чтобы арестовать его, Десерней мог сделать одну из трех вещей. Первое: он будет сопротивляться, возможно, с оружием в руках, в этом случае у Себастьяна не будет выбора, кроме как защищаться и убить француза. Второе: Жак пойдет обратно в дом, в этом случае Себастьян последует за ним и заставит подчиниться силой — выстрелит, только чтобы ранить. Хотя нужно держать в уме высокий риск самому быть убитым в такой борьбе. Третье: Десерней может предположить, что они решили перенести дуэль на более ранний срок. Себастьян укажет на то, что это подвергает их риску, поскольку нет секундантов, но в конце сдастся на просьбу француза. Здесь было два возможных исхода: Себастьян быстро возьмет верх и убьет Жака до того, как приедет Хупер; если же нет, он будет удерживать его на расстоянии, пока Хупер не вмешается и не произведет арест своим отрядом.

Себастьян знал, какое развитие событий он предпочитал. Убитый Десерней даст ему время обыскать дом и строения во дворе, прежде чем войдет Хупер и возьмет дело в свои руки.

Он достиг подъезда к Джолифф-корту под низким, затянутым облаками небом, которое гармонировало с его настроением. От покачивания кареты у него закружилась голова, и он прилагал усилия, чтобы взять себя в руки, когда копыта лошадей застучали по гравию подъездной дороги. Матерь Божья, что это будет за рандеву, если дело дойдет до дуэли? Тем не менее будь он проклят, если откажется от участия.

Когда карета остановилась у крыльца, Себастьян приказал кучеру спрыгнуть с козел и велел ему постучать в дверь, тем временем воспользовавшись возможностью зарядить и положить рядом один из пистолетов. Он привез карабин только на случай, если по пути возникнут неприятности. Кроме того, Десерней должен был обнаружить, как только приехал в эту местность, что сассекские жители сопротивляются всему, что может посягать на их вековые традиции.

Найдите для них новый канал контрабандных товаров, и они будут слушать вас; предложите им деньги, чтобы обмануть соседей, и они сдадут вас, прежде чем смогут плюнуть.

Прошло время, и кучер снова постучал, и инстинкт Себастьяна подсказал ему нечто, во что он не хотел верить. Дверь наконец открылась, и на пороге появилась экономка. Между ней и кучером состоялся диалог. Себастьян не слышал слов, но, судя по тому, как долго они разговаривали, он мог предположить, что все его планы по поводу этой встречи, похоже, срывались. Разразившись проклятиями, он облокотился на нижнюю половину дверцы кареты и быстро осмотрел фасад, затем сделал знак рукой.

Экономка, держа приподнятым подол юбки, спустилась вниз по ступеням. Она выглядела степенно, как и подобает почтенной женщине, и ее реверанс был полон достоинства.

— Месье Десерней дома?

— Боюсь, что нет, сэр.

— Когда он уехал и когда вернется?

Она была раздражена его бесцеремонностью, но отвечала неторопливо:

— Он уехал около двух часов назад. Он не сообщал нам, когда вернется.

Себастьян спросил сквозь зубы:

— Куда он уехал?

— Нам не было сказано. Нам было отдано распоряжение содержать поместье в порядке в период его продолжительного отсутствия.

— Вы должны знать, куда он направился, когда он уезжал!

— В Хастингс, я думаю.

Его рука сжимала оглоблю.

— По какому адресу следует пересылать корреспонденцию месье?

Он видел, что она взвешивает, до каких пор распространяется ее лояльность.

Наконец она четко произнесла:

— Замок де Серней-ле-Гайар. В Нормандии.

Принц-регент был в превосходном настроении. Новый мундир с замысловатым золотым шитьем на груди, плечах и воротнике только что был доставлен в Карлтон-Хаус, и он с нетерпением ожидал момента, когда наденет его теплым июньским вечером. Эффект превзойдет даже тот, что произвела его форма, которую он в последнее время носил все чаще.

Исследование надежности его полка, Десятого гусарского, было закончено, и в докладе ирландского полковника, который проводил его, несомненно, давалась объективная оценка офицерам и солдатам. Хоть меньшего принц и не ожидал, но был лично признателен. Похоже, полковника следовало похвалить за его усердие, но он допустил промашку, написав в заключение о французском виконте, живущем в Сассексе, что звучало неблагожелательно для него, так как обыск усадьбы, где жил француз, не выявил ничего, что могло свидетельствовать о шпионаже. Принц не одобрил попыток преследовать француза, вдобавок не одобрил потому, что этот француз является близким другом маркиза и маркизы де Вийер, которые были прекрасно известны окружению принца. Полковник явно перешел границы дозволенного. С тех пор, однако, парень удалился, получив офицерскую должность в Десятом гусарском, теперь он, вероятно, находился в Бельгии.