Главный противник. Тайная война за СССР - Николай Долгополов

Наш герой служил и в английской разведке

— Геворк Андреевич, вам приходилось заниматься и исключительно суровой работой?

— Мы всю жизнь на острие. И дальше мне бы комментировать не хотелось.

— К вашим донесениям всегда относились серьезно?

— Да.

— И даже несмотря на юный возраст?

— Лишь однажды, когда была передана дата нападения Гитлера на Советский Союз, сообщение резидентуры проигнорировали. Написали: «Материал интереса не представляет». А ведь о сроках сообщали не только мы.

— И все-таки в те ваши юные годы у вас же совсем не было опыта.

— Но нам приходилось его быстро набирать, — почему-то улыбается Вартанян. — Иногда и с помощью англичан. — Ага, теперь понятно, почему улыбка. — Я закончил их разведывательную школу.

— Геворк Андреевич, не могу ли я попросить: пожалуйста, поподробнее.

— Наша разведка была в очень плотном контакте с английской — ведь союзники же. Потому совместные действия и разработки. И, тем не менее, англичане с их резидентом Спенсером всегда вели собственную игру. Агаянцу стало известно: 1942-й год, война в разгаре, а люди полковника Спенсера открыли прямо в Тегеране, под крышей радиоклуба, свою разведшколу. Набирали туда молодых людей, знавших русский. Так что направление работы вполне понятно. Мне приказ: внедриться. Пришлось искать подходы, проходить собеседование у их экзаменаторов.

По-русски я говорил неплохо. Да и пареньком им показался смышленым. А вот то, что просидел я в 1941-м три месяца в тюрьме, они явно прохлопали, иначе какая там разведшкола. Помогло, что мой отец был человеком состоятельным. Вообще англичане всегда принимали во внимание набор таких благостных стереотипов — не беден, в общении приятен, владеет несколькими языками. Им понравилось и то, что на собеседовании я «честно» признался, что иду к ним ради хорошего заработка.

Зато конспирация в школе — строжайшая, обучение парами, чтобы будущие агенты не знали друг друга. Армян готовили к заброске в Армению, таджиков — в Таджикистан… Мне удалось познакомиться с шестью соучениками. Установочные данные на них были переданы в Центр.

В школе прекрасная, профессионально поставленная подготовка. Английские агенты работали с нами не жалея сил. Шесть месяцев меня учили, как проводить вербовки, шифровки и дешифровки, тайниковые операции. Двусторонняя связь, радиосвязь… Курс напряженнейший, ускоренный. Пожалуй, в те годы я бы нигде не смог получить такой подготовки. Англичане формировали настоящих диверсантов. Мне это здорово помогло в дальнейшем. Такие давали навыки. Я англичанам до сих пор благодарен.

Но, как вы понимаете, после моей учебы у школы возникли определенные сложности. После шести месяцев обучения агентов посылали в Индию. Там они тренировались еще полгода, учились прыгать с парашютом. Мне это уже мало чего бы дало, и отправки в Индию удалось избежать, не доехал я туда. А вот всю эту публику, на которую потратили столько времени и денег, сбрасывали в республики Средней Азии и Закавказья. Однако английских агентов в СССР почему-то быстро ловили. А некоторые, как оказалось, были уже и перевербованы.

— Вами?

— И другими тоже. Короче, пришлось англичанам лавочку закрывать. Да еще наш Агаянц окончательно добил Спенсера. Напрямую сообщил ему: мы знаем о школе.

— Это зачем же? Ведь английские шпионы шли нашим прямо в руки.

— Могли перенести школу в другой город. Но Агаянц действовал дипломатично. Когда Спенсер попытался было убедить его, что школа — фашистская и агентуру готовят недобитые немцы, то Иван Иванович с ним вроде бы и согласился: если немцы прямо на наших с вами глазах готовят диверсантов, то «радиоклуб» необходимо поскорее ликвидировать. И полковнику Спенсеру ничего не оставалось, кроме как согласиться с русским коллегой-союзником.

Англичане в течение стольких лет — самые тяжелые оппоненты. Но должен вам сказать, что наша разведка — впереди. На протяжении десятков лет с какими только спецслужбами я не встречался. И одно то, что мы спокойно вернулись, уже говорит само за себя. Я уверенно могу заявить, что наша разведка — самая лучшая. Никак и никому с ней не справиться. Службы как у нас, ни у кого в мире нет. И не будет. Счастливы, что отдали нашей профессии всю свою жизнь. И, знаете, эта любовь к Родине, чувство, что за нами мощная, громадная страна, которая никогда не оставляла и не оставит, давали нам силы. Сколько было трудностей — но мы справились, преодолели.

Что было после Тегерана

— Геворк Андреевич, после Тегерана вы приехали в Советский Союз в 1951-м?

— Не ошибаетесь. После войны, в 1946-м, мы с Гоар поженились и работали в Иране еще пять лет. Попросили у нашего руководства разрешения вернуться на Родину, Хотелось получить высшее образование. И в 1951-м в Ереване взялись за учебу в институте иностранных языков.

— И сколько же языков вы знаете?

— Для нас этот простой вопрос сложен.

— Извините. Я слышал, как свободно говорили вы с внучкой Черчилля на английском.

— Ну, не очень. Все же два десятков лет здесь. Но языки сидят в нас с Гоар крепко.

Гоар Левоновна: — Иногда я предлагаю: давай поговорим на других языках, чтоб не забыть. Не соглашается.

— Надоели они мне. Хочется на своих. Родных много. Русский, армянский, фарси — на этом языке я говорил 21 год, и мне его не забыть. Хотя я и армянин, но до 1936-го жили мы в Ростове-на-Дону, так что армянский с фарси я выучил в Тегеране. Плюс английский, итальянский… Другие тоже. Языков семь — восемь набирается. Фарси по-прежнему хороший. Я знал достаточно языков, чтобы жить в самых разных странах мира и вести работу разведчика.

— Сколько же лет вы находились на нелегальной работе? И когда вернулись?

— По нашим меркам не так давно — во второй половине 1980-х. А дома нас не было в общей сложности лет 45.

Гоар работала совсем не за награды

Гоар Левоновна улыбается мне даже с каким-то чувством извинения или сочувствия к неудовлетворенному писательскому любопытству. Многому, видимо, пока суждено так и остаться недосказанным. И она старается разрядить несколько напряженную обстановку нашей долгой беседы:

— За эти годы я трижды выходила замуж. Первый раз в Тегеране, а потом в законный брак пришлось вступать еще дважды. Как-то я рассказала об этом на встрече с молодыми разведчиками, и зал вдруг затих: ничего себе работенка, три раза меняла мужей. Пришлось добавить, что всегда сочеталась с одним и тем же человеком — Геворком. Только под разными именами и в разных странах. А единственное, о чем жалеем — не было возможности завести детей. Зато друзей у нас столько — и в Москве, и в Ереване, куда приехали из Тегерана, как уже рассказал вам муж, в 1951-м.

— А сейчас наведываетесь в Армению?

— А как же! Мы же армяне. Раз в год обязательно отправляемся в Ереван. Там наши родные — брат, его жена, их дочка. Всех их очень любим, особенно племянницу Маргольку. Она у нас и в Москве часто бывает. В Армении с друзьями нам всегда тепло. С некоторыми ровно полвека вместе. Мы с Геворком любим и в гости ходить, и у себя дома близких людей принимать.