Собибор. Взгляд по обе стороны колючей проволоки - Леонид Терушкин

Капо Бжецкий должен был начать, убив четверых гитлеровцев, которые там работали. С этого момента никому не разрешалось покинуть лагерь; тех, кто поднимет шум, должны были заставить замолчать или убить. Сразу после этого перерезались телефонные провода и начиналась ликвидация офицеров в лагере I с того, что их пригласят в мастерские, где и убьют.

По плану чуть позже необходимо было сделать вид, что все заключённые строятся на работу. Колонна должна была направиться к выходу. Затем — нападение на оружейный склад и чуть позднее на охрану. Печерский жаждал сражаться, как только у русских окажется в руках оружие. Подпольщики знали, что 13 октября большое количество эсэсовцев будут отсутствовать в лагере. Что важнее, уедет Густав Вагнер. Как писал голландский выживший Шелвис, который использовал материалы из суда в Хагене 1966 г., Вагнер был за то, чтобы убить всех советских военнопленных, но Френцель «возражал, что они ему нужны в лагере IV»[190].

Побег должен был начаться в пять вечера, после наступления темноты, но в 10:30 утра прибыла группа эсэсовцев из Осовы, где они были охранниками. Заключённые боялись, что они должны усилить охрану, но оказалось, что они приехали, чтобы есть и пить. Восстание было отложено. Эсэсовцы вернулись в Осову той ночью, и в канун 14 октября пожилые люди возносили молитвы. Это была Йом Кипур, «День искупления». Некоторые заключённые говорили им: «Молитесь лучше, чтобы Саша вам помог». Они отвечали: «Мы молимся, чтобы Бог помог Саше»[191]. Возможно, это апокрифическая история, которая была придумана позднее.

14 октября ни один состав не прибыл. Это очень важно, потому что суматоха сделала бы восстание невозможным. Печерский описывает день, как ясный и солнечный. Ножи были розданы, а заодно и несколько топориков. Все, кому нужна была тёплая одежда, получили её. Унтершарфюрер Берг, как и ожидалось, пришёл в портняжную мастерскую в четыре вечера, чтобы примерить униформу, которую заказал. Через 15 минут с той же целью должен был прийти начальник охраны.

Я приведу теперь собственные слова А.А. Печерского 1946 г. вперемешку с более поздними историческими исследованиями. Печерский был назначен в мебельную мастерскую, из окна которой он мог просматривать весь двор лагеря I. Шломо Лейтман работал в бараках неподалёку с отобранной группой из 20 человек. «Все, кому поручено осуществить ликвидацию офицеров, работали в этот день с Лейтманом». Они все получили персональное задание от А.А. Печерского. Первым был А.М. Шубаев. Печерский описывал, как они молча пожали друг другу руки, когда он уходил. Б. Цибульский был его другом ещё с заключения в Минске. Он получил наиболее трудное задание. С другими он должен был пойти к Фельдхендлеру в лагерь II. Взяв топоры, Цибульский должен был нанести первый удар. «Своим ударом ты должен подбодрить других. Если кто-нибудь из ребят не сможет, замени его другим. К этому никого не следует принуждать»[192]. Борис (Фельдхендлер) ответил, что Печерскому не о чем беспокоиться. Он был уверен, что все лишь ждут сигнала. Весь план был прерван, потому что капо Бжецкий был внезапно переведён в лагерь IV и не мог выполнить свою часть задания.

Один из других заключённых, Шмайзнер, которому очень доверяли, умудрился раздобыть три завёрнутых в одеяло винтовки, запугав двух молодых заключённых ножом и заставив их сотрудничать, тайно передав их в окно. Он отдал винтовки А.А. Печерскому, который опознал в них русские. Шмайзнер хотел оставить одну из них себе, что спровоцировало первый конфликт вокруг владения оружием.

В четыре часа вечера началось восстание. Первый эсэсовец, Ниман, был убит после того, как ему сказали, что он должен примерить новое пальто. Нимана в бараках ждали. А.М. Шубаев выполнил задание и тело засунули под кровать. Он доложил об этом А.А. Печерскому. Это была точка невозврата. Следующий немец вошёл в портняжную мастерскую и больше не вышел. Буквально мгновением позже начальник лагеря III вошёл в сапожную мастерскую. Пока он примерял сапоги во время разговора, казавшегося почти дружеским, Аркадий Вайспапир использовал топор. Позже его спросили, просил ли его Печерский убивать. Он ответил: «Он не просил, он приказал. Мы были солдатами. В этих условиях любой понимал, что приказы следует выполнять. Он сказал нам, что должно быть сделано, и я сделал — я не размышлял. Он велел мне идти с Лерером в мастерскую. Нас послали освободить лагерь, поэтому мы пошли». А.М. Вайспапир полагал, что у А.А. Печерского была особенная роль: «Он был приятным человеком. Его приятная внешность и бесстрашные действия привлекали к нему людей. Это была его главная сила во время подготовки побега — он сплотил разрозненную группу людей. Они различались не только идеологией и языком, но и убеждениями»[193].

Почти что в 16:30 телефонные и телеграфные провода были перерезаны. Б. Цибульский объявил, что четверо немцев были убиты в лагере II, который находился «под командованием» Фельдхендлера. С этого момента никому нельзя было уйти, пока не будет дан сигнал вести всех к главным воротам. А.А. Печерский писал, что перед этим он видел Люку в последний раз. Он велел ей одеться в мужскую одежду, достаточно удобную, чтобы провести продолжительное время в лесу. Она обняла его, но, как писал А.А, Печерский, «проявить мягкость в решительный момент было нельзя». «Сейчас же возьми себя в руки! — сказал я со всей строгостью, на какую я только был способен. — Как тебе не стыдно? Ты ведь дочь коммуниста. Иди и переоденься. Будет сигнал, придешь и встанешь рядом со мной. Ты веришь мне?» Он сказал ей, что это единственный путь к жизни. «Мы должны жить, потому что должны мстить». Она вернулась через несколько мгновений и дала ему рубашку, которая, по её словам, принесёт ему удачу. Саша больше никогда не видел Люку. Вероятно, она не выжила.

События развивались не так гладко, как планировалось. Капо предупредил, чтобы один из немецких офицеров не ходил в бараки, внутри Шломо Лейтман убил другого немца. А.А. Печерский писал: «Пора было давать сигнал, но Франц (Френцель) всё ещё был жив и от него можно было ожидать всякое. Ситуация стала более хаотичной, но оставалась удачной». Они решили дать сигнал к восстанию. Люди начали прибывать со всех сторон. Семьдесят мужчин, преимущественно советских военнопленных, находились в передних рядах колонны, которая должна была отправиться к главным воротам. К группе присоединились совершенно растерянные люди, которые не могли ни сориентироваться, ни действовать. Колонна из лагеря II тоже начала подтягиваться. «Некоторые, потрясённые происходящим, от неожиданности подняли крик, кто-то был близок к обмороку, кто-то пустился бежать куда глаза глядят. Стало ясно, что построить людей в колонну невозможно. Тогда я громко крикнул: «Товарищи, вперёд!»«Вперёд за Родину!»— поддержал кто-то справа от меня».

А.А, Печерский описывает, как сплотились еврейские заключённые и люди закричали «Ура!». Но атака на оружейный склад провалилась и им не повезло, когда заключённые были встречены пулемётным огнём. Большинство побежало к центральному выходу: «Охранник у ворот был сметён и раздавлен под напором людей. Восставшие открыли стрельбу из имевшихся у них нескольких винтовок, в фашистов полетели камни, в глаза им бросали песок, и все бежали, бежали к лесу»[194]. Другая группа проложила путь через колючую проволоку. Им пришлось пересечь минное поле, где многие погибли. Печерский выбрал другой путь прорыва через колючую проволоку, рядом с домом офицеров, предполагая, что там нет мин. Вокруг него шла пальба. «И вот мы оказались по другую сторону забора! По другую сторону минного поля!» Оставалось преодолеть всего одну полосу открытого пространства. Они побежали. Это было довольно мрачное описание, в котором упоминались месть и Родина.