Чудачка - Юлия Фирсанова

— Спасибо, Надежда, мы думали над этим, просчитывая вероятности возможного ущерба миру. Полагаем, несколько лет не нанесут серьезного урона, а позже мы ограничим область дождей лишь районом храма и создадим там каскады радуг!

Силы поспешно транслировали картину настоящего с тихим шорохом дождей, создающих мелодию на пестрых листьях. А следом показали свой храм — воздушное, пусть и созданное из разноцветных каменных блоков, сооружение на громадной лесной поляне. Сверкающие над зданием и над деревьями радуги придавали постройке празднично-величественный, исполненный сдержанного ликования вид.

— Красиво есть и будет, — мечтательно улыбнулась девушка, всегда тонко чувствующая переливы красок и звучание струн мира.

— Прости, — разом смутившись, как-то поникли Силы Двадцати и Одной.

— За что? — не поняла Надя.

— Мы не учли, ты не сможешь покинуть пределы своего мира и узреть красоты наших храмов воочию!

— Не страшно. Вы мне их покажете, — утешила Силы девушка. — Я не расстроена и не обижена. Я счастлива жить в том мире, где живу.

Понимая, что необыкновенные собеседники ей до конца не верят, Надя продекламировала:

— Это что? — хрипло уточнил законник, напряженно внимавший строкам, слетавшим с уст чудной девушки.

— Это стихотворение написала в юности мама, когда услышала одну выдуманную историю моего мира, — не вдаваясь в тонкости разъяснения понятия кинематографа и описания причудливой интерпретации книги Александра Беляева «Остров погибших кораблей» и прочих обстоятельств сочинения трех строф по мотивам песни, отозвалась Надя.

— Сильно сказано, — задумчиво признал Дарсен. — У тебя умная мать.

— Мы поняли тебя, посвященная, — успокоенно промолвили Силы. — Мудрые слова! Все воистину так!

Надя улыбнулась, тряхнула головкой, разметав светлые прядки волос и, прихватив пустое ведро, двинулась домой. Теперь уже можно было, ее возвращение не нарушит той тонкой ниточки, протянувшейся между Дмитрием и мамой, из которой образуется новое крепкое и красивое плетение.

Двое чаевничали на уютной кухоньке, разговор шел тихий и душевный. Надю встретили и налили третью чашку. Пока девушка присаживалась, Дмитрий сказал:

— Стас звонил. Сергею рентген сделали. Ты права оказалась. Рука сломана, ребра целы, только ушиб. Легко отделался. Как разглядеть-то смогла?

— Он так пах и светился, — пожала плечиками Надежда, не вдаваясь в личные тонкости вкусо-цвето-восприятия.

— Не спрашивай, — с полуулыбкой предложила Вера мужчине. — Запутаешься еще больше. Надюшка так видит, ей трудно объяснить, что именно видит, потому что мы видим иначе.

— Уговорила, — просто кивнул Дмитрий, начиная подозревать, что многое из того, что видит девочка, не его ума дело. И если он не хочет, чтобы в один непрекрасный день на его башку рухнула какая-нибудь крыша, стена или летающий автобус, лучше ничем таким не интересоваться. Поговорка «много будешь знать, плохо будешь спать» в данном случае вполне годилась в качестве руководства к действию. А тут еще Вера поморщилась и протерла глаза, поспешно опуская взгляд к столешнице. После чего Надя поспешно допила чай и удалилась к себе. Из-за дверей вскоре неразборчиво донесся ее очень тихий голос. Слов было не разобрать, но, кажется, девушка с кем-то вела беседу, хотя звонка телефона не было. Но, с другой стороны, она и сама могла набрать номер. Не с сонмом же привидений она толковала? Нет, лучше не спрашивать…

Тем временем Надя в своей комнате выслушивала не то похвальбу, не то свежие сплетни, не то жалобы от энергетических работодателей.

— И тогда мы в каждом из своих храмов объявили об упразднении ордена жрецов! Дабы нигде и никем наши слова более не истолковывались превратно, лишь те избранники Сил, кто носит нашу печать и вершит деяния ради гармонии миров, отныне и впредь будут иметь право говорить от нашего имени! У Сил Равновесия вообще нет и никогда не было жрецов, лишь Служители! И у Джокеров нет жрецов! Твои слова звучали правильно, Надежда, и мы решили сделать по слову твоему!

Я же только спросила, зачем… Я не предлагала вам сразу жрецов распускать, — несколько растерянно сказала девушка.

Надя не слишком разбиралась в движениях людских душ, но что-то подсказывало новоиспеченной Служительнице со щекочущей печатью на ладошке, что среди отныне безработных жрецов не многие будут довольны ее рациональным предложением. Зато проклинающих того, но чьему глупому словцу куча народа полетела с насиженных тепленьких местечек, отыщется предостаточно! Терзали девушку смутные сомнения, что она опять на ровном месте нашла себе кучку дурнопахнущих проблем.

Тем не менее пояснять свою точку зрения довольным Силам девушка не стала. В конце концов, она здесь, в мире труднодоступном, практически закрытом от внешнего воздействия. Так, может, повозмущаются, побесятся, не найдут истинной виновницы своих бед да и пойдут себе новую профессию по душе искать или других хозяев, которым жрецы с опытом работы пригодятся?

В лучшее хотелось верить, потому червячок сомнений был временно закутан в кокон слов «авось обойдется» и подвешен в уголок потемнее. В конце концов, жрецы служили Силам Двадцати и Одной, а не стремились к эгоистичному захвату власти. Потому Надежда забралась с ногами в кресло, пристроила на коленях томик стихов и погрузилась в чудесный мир ассоциаций и образов.

А рядом с девушкой танцевали Силы, ловя отзвуки ее восприятия, пропуская через себя и рассыпаясь водоворотом маленьких радуг. Уж им-то со своей необычной посвященной было уютнее, чем иному человеку с чашкой горячего шоколада под пледом у потрескивающего поленьями камина. И их сияющая тихая радость умножала умиротворение девушки. В таком расслабленном состоянии Надя задумчиво уточнила:

— Силы, скажите, все ваши проблемы связаны с храмами или вы о других нам с Дарсеном не говорили?

— Пока не говорили, — осторожным хором раскололись Двадцать и Одна. — Смотрели на ваши решения… — Слушали отзвук… — Эхо событий в мирах… — Разглядывали нити плетений…

— То есть важнее была не срочность и сложность, а суть наших решений, — заключила девушка, совсем не обижаясь на собеседников. — Если бы мы ошиблись в вопросах, касающихся ваших храмов, вы не сочли бы это непоправимым вредом, в отличие от чего-то другого.