Полковник трех разведок - Богдан Иванович Сушинский

если бы не знал, что в деле агентурной вербовки с выводами торопиться не стоит.

— И потом, вы забыли о непреложном правиле шпионской коммерции: «Неподкупных кандидатов в агенты не существует, все зависит от того, какими средствами и возможностями владеет резидент-вербовщик. Каждый претендент на вербовку имеет свою цену».

— Понятно, идеологические мотивы мы в расчет не принимаем.

— Только в качестве первичных и вспомогательных.

— Из этого и будем исходить.

— Но если вы решите, что круг людей, которые «заподозрены» в дружеских отношениях с Пеньковским, сильно сужен, — пододвинул атташе лист с перечнем фамилий поближе к Дэвисону, — позволяю расширить его по собственному усмотрению.

— Да куда уж больше, сэр… — проворчал капитан, бегло просматривая список. — При той, маниакальной, засекреченности советских кадров, вплоть до смотрителей общественных туалетов…

— Утешьтесь тем, капитан, что формированием досье будете заниматься не только вы. И потом, подключайте свою личную агентуру, не скупитесь на подарки-безделушки… Кстати, эти досье будут иметь одну особенность: нас менее всего должен интересовать грубый, «махровый», как его определяют русские, компромат да всевозможные человеческие страсти и пороки. Наоборот, мы должны знать обо всех более или менее важных заслугах наших «клиентов», их влиянии в армии, в министерстве, в кругу коллег.

— То есть в нужный момент мы должны публично воскликнуть: «Нет, вы только посмотрите, о каком человеке идет речь! Казалось бы, вон, сколько у него заслуг перед родиной и партией, и вдруг — вот его истинное лицо, которое раскрывается…» А в чем, собственно, оно должно «раскрываться»? Решимся объявлять шпионами людей, которые ни в каких шпионских игрищах не замечены, и чью принадлежность к иностранной разведке мы никоим образом не сможем доказать?

— Метод омерзительно презренный, однако в отдельных случаях не грех прибегнуть и к подобным намекам. А, в общем, — загадочно улыбнулся Малкольм, — не пытайтесь упреждать события. Всему свое время.

Москва. Театральное кафе-ресторан «Закулисье».

Апрель 1961 года

На сей раз до конспиративной квартиры «Лисья нора» дело не дошло. Но и встретились они уже не в «Наполеоне», а во входившем в моду среди московской богемы театральном кафе-ресторане «Закулисье». Расположенное в треугольнике между театром и двумя престижными, вечно соперничающими между собой «ателье мод», оно поневоле превратилось в арену амбициозных схваток и уничижительных дуэлей местных модниц, а в последнее время — и кое-кого из «форцовых» модников.

В этом на первый взгляд сугубо женском заведении полковник оказался впервые, поэтому, окинув оба просторной дубовой аркой соединенных зала придирчивым взглядом, сразу же оценил авантюризм Курагиной: далеко не каждая женщина её возраста решилась бы привести своего мужчину в этот заповедник смертельно ядовитых хищниц.

Впрочем, этого же взгляда хватило ему, чтобы понять: риск оказаться повергнутой на этой гладиаторской арене представлялся для Тамилы-Миледи минимальным. Прекрасно скроенная, холеная, в безупречно классическом стиле приодетая, наконец, блистающая собственной, а не гримерной, красотой, Курагина разительно выделялась на фоне всех этих расфуфыренных «неваляшек». Как и должна была выделяться истинная славянская красавица посреди скопища макияжных манекенов.

А что, сказал себе Олег, въедливо оценивая местную публику, с такой примадонной не стыдно будет появляться, хоть на приеме у английской королевы, а хоть на аристократическом балу в Париже. Дожить бы только до этих сладостных времен. Во всяком случае, заключил полковник, рядом с тобой — одна из немногих современных женщин, которая в любом, самом изысканном обществе может позволить себе появляться без сантиметровой «штукатурки» и прочих визажистских изысков.

— Генерал Ванин уже говорил с вами по поводу визита в нашу страну президента Индонезии Сукарно? — неожиданно спросила Курагина, давая понять, что в эти минуты мысли её так же далеки от дворянского собрания Версаля, как и от макияжных манекенов «Закулисья».

— О намеченном приезде знаю. Однако никакой конкретики. Причем самое главное, — дата пока еще не известна. Во всяком случае, мне, — явно оживился Пеньковский, понимая, что неафишируемые подробности переговоров советского руководства с Сукарно, особенно в области технического сотрудничества, неминуемо заинтересуют его британских коллег. А значит, открывается еще одно направление для сотрудничества.

— Даты я тоже не знаю, однако предполагают, что визит должен состояться в ближайшее время.

— Странно, что никаких официальных сообщений о его подготовке пока еще не появлялось. И ни одной секретной бумаги ко мне тоже не поступало.

— Потому как полной уверенности в том, что визит всё же состоится, тоже пока не существует. Увы, ни на Западе, ни на Востоке в этом визите не заинтересованы, — явно повторяла она слова своего куратора от КГБ. — Сейчас очень важно, к какому именно берегу пограничной реки пристанет Индонезия, эта «огромная галера, с сотнями островов и миллионами рабов», как её назвали в какой-то зарубежной газете. Или же пушечного мяса — тут уж кому как.

— А вот генерал Ванин почему-то молчит, — растерянно пробормотал Пеньковский. — Пока еще…

— Ничего удивительного. К визиту «отца индонезийской нации» в Кремле готовятся, словно к секретной, государственной важности, операции.

— Очевидно, так и готовятся. Не следует забывать, что мы действительно имеем дело с великой страной, — впал в официальную серьезность Пеньковский, — уж не помню, пятой или шестой в мире по численности населения; занимающей важное стратегическое положение в азиатской части планеты.

Курагина дипломатично ухмыльнулась.

— О том, насколько важен визит этого «великого революционера, отца нации», нам еще не раз напомнят «Правда», «Известия» и все прочие издания. А вот лично вы, полковник, и по службе, и вне её кабинетов, должны быть заинтересованы в том, чтобы наладить контакты с Сукарно и его деловым окружением. И мне даже не верится, что вы поручите заниматься ими кому-то из своих подчиненных.

— Конечно же я постараюсь быть включенным в состав нашей дипломатической группы. «Положение обязывает», как говорят в таких случаях англичане. Причем положение не столько президента Сукарно, сколько моё собственное.

— Вот-вот…

— Другое дело, что налаживать какие-либо деловые контакты с самим первым лицом Индонезии мне не позволят: статус не тот.

— Извините, полковник, я должна была учесть это.

— Мой служебный интерес всегда нацелен на контакты с представителями деловых кругов и прежде всего со служащими предприятий оборонной промышленности. Поверьте, суждения и замыслы этих людей, как правило, представляют куда больший интерес, нежели пустословная болтовня дипломатов и дежурные фразы «первых лиц».

— Смею предположить, — вежливо признала Курагина.

Она уже давно заметила, что к дипломатической службе относится с куда большим уважением, нежели полковник, давно имеющий статус дипломата. Может быть, потому и проникалась уважением, что тоже тайно мечтала стать членом дипломатического корпуса.

* * *

Когда к ним наконец «снизошел» официант, Курагина мудрить над меню не стала, а заказала себе то же самое, что и полковник: