Конец вечности - Юлия Ветрова

давать ни ему, ни Авроре лишней пищи для ума. О том, что ещё связывало его с Дезмондом кроме очевидной симпатии старого заговорщика к молодому мятежнику никому не следовало знать.

Сейчас Дезмонд занимался в саду. Он тренировался каждое утро, вместо кофе, разминал мышцы, потом переходил к отработке рукопашных ударов и затем ещё с полчаса проходил набор традиционных дорожек с мечом.

Некоторые из приёмов Галактион узнавал — он сам показывал их Эндимиону когда-то давно. Другие не имели никакого отношения к тому, чем славился Орден Терс Мадо. И хотя в целом Аэцию нравилось то, что он видел, те и другие в исполнении молодого Аркана имели определённые недостатки.

Дезмонд всё делал быстро. И мощно. Так что рядовой противник безусловно не успел бы увернуться и не сумел отразить удар. Но его движениям не доставало плавности и изысканности, которые позволили бы сэкономить силы и выстоять против настоящего противника. Глядя на его порывистые движения, Аэций думал о том, что такая техника врят ли сработает против адептом Эцин, и сослужит плохую службу в затяжном бою.

Недостаток стратегии Дезмонд успешно компенсировал порывистостью и энергетикой. И хотя бойцовские качества нового знакомого были далеко не главным, что интересовало в нём Галактиона, Аэций всерьёз опасался, что эта манера распространяется у Дезмонда не только на стиль ведения боя. Всё, что успел прочитать о нём Галактион, говорило, что в жизни он ровно такой же, как в бою. Потому и успел за двадцать с небольшим лет нажить на свою голову столько проблем, большинство из которых другие обходят стороной и к шестидесяти.

Тот факт, что Дезмонд по жизни представляет собой ходячую проблему, Галактиона не смущал. Разве что заставлял умилённо улыбнуться. А вот то, что подобное отношение к жизни может сгубить Аркана раньше времени ему абсолютно не нравилось.

Дезмонд на мгновение поднял голову и перехватил его взгляд — но не остановился. Движения мятежника стали лишь более резкими и стремительными. Он смотрел Аэцию в глаза, как будто бросал вызов и спустя пару секунд Галактион усмехнулся. Это был отличный шанс.

На ходу сбрасывая тяжёлый бархатный камзол из тех, что поспешно сшили для него во в дворце он вышел из комнаты. Декоративных стоек с оружием хватало во всех гостинных и Галактион подхватил с одной первый попавшийся клинок — выбор, впрочем, был не случаем, слишком тяжёлого и слишком лёгкого оружия он не любил.

К тому моменту, когда он оказался во дворе, рукоять уже удобно лежала у него в руке, а Дезмонд, заслышав шёрох гравия, развернулся ему навстречу и сделал красивый выпад.

— Я не держал в руках клинка девятьсот семьдесят лет, — сказал Галактион не переставая улыбаться. — Так что если опозорюсь — не обессудь.

— Ничего, я постараюсь не слишком налегать, — ответил Дезмонд, и в следующе мгновение два клинка рванулись вперёд, высекая искры.

Стремительно разлетелись и без единого слова взлетели опять. Дезмонд заблокировал удар, развернулся, набирая инерцию, и ударил снизу. Наверное, такой удар не мог убить — но только потому, что Дезмонд ударил плашмя. Силы, вложенной в него хватило бы, чтобы любого противника сбить с ног.

Галактион подпрыгнул, пропуская клинок под собой и без замаха ударил обманным движением слева. Клинок Дезмонда уже был на месте, чтобы отразить удар.

Оба не произнесли ни слова. Галактион отлично ощущал, что не соврал — отстутствие тренировки давало о себе знать. Собственные руки казались грузными и неловкими, в то время как в каждом движении Дезмонда была гибкая, тягучая сила.

Бой обещал оказаться серьёзнее, чем Аэцию показалось вначале, и он не собирался сбивать дыхание и ослаблять свою позицию лишней болтовнёй. Но он также чувствовал, что недостатки, которые он увидел в технике Дезмонда со стороны, определены верно. Для Дезмонда каждый удар был самоценен. Он наслаждался им, вклыдвая всю мощь, изливая эмоции, которые бурлили в нём ревущим вулканом.

Аэций не так уж много дрался, но когда делал это, никогда не давал воли гневу. Он чувствовал потоки Вселенной, текущие сквозь материю и пространство, ловил порывы невидимого ветра и вписывал свои движения в его течение. К своему удивлению Аэций вспомнил, что когда-то давно, когда всё только начиналось, боль был для него скорее танцем, бесконечностью стремления к смертносной красоте. Это понимание озарило его так внезапно, что он едва не пропустил удар. На мгновение потерял равновесие. Увидел странное волнение в глазах Дезмонда — Аэцию показалось, что ещё секунда, и тот, отбросив клинок, бросится ему на помощь.

Аэций лишь коротко качнул головой, давая понять, что всё хорошо, поединок продолжается — и так же уступив в ответ секунду на подготовку, нанёс очередной удар.

Навыки постепенно возвращались. А, Дезмонд, напротив, уставал. Его движения становились всё более медленными и грубыми и наконец быстрым ловким ударом Галактион выбил из его рук клинок и ударом ноги в голень сбил на землю.

Дезмонд выплюнул забористое ругательство и едва успев подставить локти упал лопатками на песок.

Он тяжело дышал. Впрочем, и Аэцию было нелегко.

— Что я сделал не так? — поинтересовался Волк, лёжа на земле и разглядывая нависшую над ним фигуру противника.

— Это очень интересный вопрос, — с улыбкой признал Аэций и протянул ему руку. — Правда, я не уверен, что сумею ответить на него за один день.

Дезмонд не доверял людям.

Хотя вернее было бы сказать — он доверял не всем и не сразу. Если кому-то удавалось пробиться во внутренний круг его доверенных лиц, Дезмонд раз и навсегда записывал его в друзья и никогда уже не сомневался в его намереньях. Для друзей он был готов на всё без оговорок, причём не задавая вопросов. И тот факт, что недавно один из ближайших соратников, его брат по сопротивлению, предал его и поставил под удар всех, кто работал вместе с ними, ничего для Дезмонда не поменял.

Ренгар был записан в число предателей легко и быстро. Хотя мысли о случившемся и причиняли Дезмонду немалую боль.

Большая проблема заключалась в том, что человек, назвавшийся Аэцием Галактионом, пока никак не доказал, что относится к числу друзей.

Дезмонд думал об этом и ночью, и днём. Внезапный спаситель вызывал у него симпатию и даже необъяснимое желание довериться — но в то же время и опаску. Всё происходящее было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой.

С детства Аэций Галактион был для Дезмонда героем легенд. Глядя на этого спокойного и совсем незнакомого мужчину Дезмонд то и дело сопоставлял его с образом, который нарисовал у себя в голове.