Во имя любви - Анна Кэмпбелл

– Вам нет прощения! – рявкнул Лит.

«А может, закончить разговор, расквасив нос этому высокомерному самодовольному хлыщу», – промелькнуло у Гарри. Но он тут же отбросил эту мысль и проговорил:

– Просто до сего момента я не находил применения своим талантам, милорд. Но я никому не причинял зла. А грехи мои ничем не отличаются от грехов многих моих ровесников. Если вы наведете справки, то узнаете, что я не пьяница и не склонен просиживать ночи за игорным столом. У меня нет долгов. И я искренне люблю вашу сестру, поэтому верю, что смогу сделать ее счастливой.

Глядя на молодого человека как на таракана, выползающего из-под толстого турецкого ковра, Лит проговорил:

– А я считаю вас наглым нищим бездельником, задумавшим окружить себя роскошью, приобретенной на приданое моей сестры.

Гарри снова вздохнул, но тут же напомнил себе, что любое проявление уязвимости отдаст его на милость маркиза Лита. Хотя… Скорее всего, такое понятие как милость было ему незнакомо.

– Я возьму вашу сестру в жены без всякого приданого, в одной сорочке, сэр, – заявил молодой человек.

– Красивые слова, мистер Торн. Искренность которых, однако, вам не придется доказывать на деле.

– Но она должна стать женой человека, который ее обожает. – Гарри хватило благоразумия не упоминать имени Десборо, ибо это лишь еще больше разозлило бы Лита.

– Она должна стать женой человека, который обеспечит ей благополучие и заботу, – возразил маркиз.

– Я такой человек, сэр! – в отчаянии воскликнул Гарри, хотя уже понимал, что ему ничто не поможет. Проклятье! Софи была права! Наверное, стоило прислушаться к ее словам. И конечно же она будет в ярости, если узнает, что он поступил по-своему. – Полагаю, нам следует спросить мнения леди Софи, – добавил Гарри.

На сей раз Лит, по крайней мере, не рассмеялся, хотя его губы изогнулись в саркастической ухмылке.

– Вы вскружили ей голову, мистер Торн. У вас обворожительные манеры. Но не настолько обворожительные, чтобы заполучить такую богатую наследницу.

– Вы постоянно говорите о ее наследстве, милорд – как будто кроме этого у леди Софи больше ничего нет. Вы ужасно к ней несправедливы.

«Неужели черты Лита немного смягчились? – промелькнуло у Гарри. – Или это мне просто привиделось?»

– А у вас более твердый характер, чем я ожидал, мистер Торн. Что ж, возможно, вы действительно вообразили, будто влюблены. – Теперь казалось, что и голос маркиза смягчился.

– Стало быть, вы позволите мне ухаживать за вашей сестрой? – спросил Гарри.

Лит вскинул брови.

– Черт бы вас побрал! Конечно же нет! Она выйдет замуж за человека, который даст ей то, чего она заслуживает. И этот человек не вы, сэр.

– Ошибаетесь, милорд.

– Уверен, что нет. – Маркиз снова обошел вокруг стола и опустился в кожаное кресло внушительных размеров. – У меня больше нет времени на пустые разговоры. – Голос Лита лишь на мгновение смягчился, а сейчас от него снова повеяло ледяным холодом.

Понимая, что совершил непоправимую ошибку, заявив о своих намерениях слишком поспешно, Гарри в очередной раз вздохнул и спросил:

– Что еще я могу сказать, чтобы заставить вас передумать?

– Ничего. – В прожигающем насквозь взгляде темных глаз маркиза читалась неприкрытая неприязнь. – А теперь, сэр, я попросил бы вас покинуть мой дом.

Проклятье, он потерпел неудачу! Господи, он проиграл! И теперь Лит будет следить за сестрой еще пристальнее, чем раньше. Ну почему он не послушал Софи и пошел на поводу у своего эгоистичного желания настоять на своем? Он сказал, что слово «честь» для него – не пустой звук, а на деле результатом его самомнения стала эта необдуманная встреча.

– Спасибо, что уделили мне время. – Гарри оставалось лишь надеяться, что он ничем не выдал своего смятения. Теперь он желал только одного – сохранить хоть каплю достоинства.

– Не могу сказать, что встреча с вами доставила мне удовольствие, Торн.

– Хорошего вам дня, милорд. – Гарри отвесил поклон, стараясь не обращать внимания на поселившийся у него в желудке тугой ком. Он все испортил и теперь надеялся, что Софи его простит. А еще он очень надеялся на то, что у него в ближайшее время появится шанс увидеть ее, чтобы заполучить это самое прощение.

Лит даже не поднялся с кресла, чтобы его проводить. Вместо этого он подвинул к себе стопку документов и принялся читать.

Маркиз обошелся с Гарри как с обычным торговцем. Стараясь держать себя в руках, молодой человек развернулся на каблуках и вышел из библиотеки. Вышел с высоко поднятой головой, несмотря на терзавшее его отчаяние.

Побережье Кента, конец марта 1828 года

Шлюпку бросало из стороны в сторону точно щепку в водовороте. Пен, съежившись, сидела на корме. Она промокла до нитки и теперь то и дело хваталась за борта окоченевшими руками. А Кэм с капитаном Макгрегором гребли как сумасшедшие, пытаясь направить лодку к едва различимой на горизонте узкой полоске берега.

Ветер свистел у Пенелопы в ушах и, как казалось, рвал ее волосы и разрывал плащ, который она успела прихватить, поднимаясь на палубу. Впрочем, плащ не очень-то защищал от хлестких волн и проливного дождя. Зубы Пен отбивали мелкую дробь, и она давно уже не чувствовала ни рук, ни ног. Более того, ей даже не удавалось собраться с силами, чтобы обернуться и взглянуть туда, где еще совсем недавно находилась величественная яхта Кэмдена, сражавшаяся с беспощадными волнами. Корабль с поразительной быстротой пошел ко дну спустя несколько минут после того, как Кэм успел затолкнуть девушку в утлое суденышко, на котором они теперь пытались спастись. В результате падения Пенелопа заработала несколько синяков, но все же она была благодарна судьбе за то, что все еще находилась на этом свете. При виде того, как величественная яхта уходит под воду, кровь застыла в ее жилах, а к горлу подступила тошнота.

Двоим из пяти членов команды не удалось спастись. Одного Пен совсем не знала, но второй нравился ей за веселый нрав. Если она выживет в этом аду, то непременно будет оплакивать его гибель. Одного из двух оставшихся в живых матросов ударило мачтой, и он, почти без сознания, со стоном улегся подле Пенелопы. Второй же, по фамилии Уильямс, сидел на носу и энергично вычерпывал воду, то и дело заливавшую суденышко. Но было очевидно, что эту схватку со стихией Уильямс проиграет – с каждой секундой шлюпка все больше погружалась в воду.

К горлу Пенелопы то и дело подступала тошнота, но виной тому была не морская болезнь, а липкий ужас.

Но ведь Торны всегда славились своей храбростью, не так ли? Заставив себя забыть про страх, Пенелопа с трудом распрямила сведенные судорогой конечности, а потом, присев на корточки у ног Кэма, принялась вычерпывать воду ладонями.

– Пен!.. – Свист ветра почти заглушал голос Кэмдена, хотя тот находился совсем рядом. Пенелопе казался оглушающим шум в каюте, но здесь, в открытом море, она не слышала даже собственных мыслей.