Три чайные розы - Алиса Лунина

Клюквин, чувствуя неловкость, постарался разбавить паузу:

– Хотите анекдот?

Климов подмигнул ему.

– А давай я тебе расскажу свой любимый. «Мужик в лесу: «Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?» – «Ку…» – «А почему так ма…» Основное преимущество – очень короткий! Делай выводы, Юра!

– Странные вы люди, – сказал Лопатин, – за вами очень интересно наблюдать!

– У вас к нам анатомический интерес? – усмехнулась Полина. – Наблюдаете, как за зверьками?

– Что вы, – испугался Лопатин, – я по-доброму. У вас хоть и чудно, но душевно!

– Угу! – хмыкнула Маша. – Чего-чего, а душевности у нас хватает! Даже с избытком!

Полина обратилась к младшей сестре:

– Наверное, опять сегодня ходила на станцию?

– Ну да! – призналась Маша. – Ах, проснуться бы однажды рано утром, побежать на вокзал, купить билет в один конец, сесть в поезд, уехать далеко и начать жизнь с чистого листа!

– Что же мешает? Поезда у нас ходят достаточно регулярно, – съязвила Полина.

Маша пожала плечами.

– Не знаю… Иногда мне кажется, что для этого нужна особая смелость, уверенность в себе. А у меня к ногам словно гири привязаны, куда я с ними?

– Маруся! – вступил в разговор Климов, обращаясь к младшей сестре, на самом деле желая быть услышанным старшей. – А ты никогда не думала, что в каждом дне заложено множество вариантов для самых наглых перемен в жизни, хотя бы даже «с ног на голову»?! И вся-то штука в том, что мы просто не умеем их использовать, а вероятнее всего, не хотим?

Полина улыбнулась, прекрасно понимая, что его слова обращены к ней, и с нескрываемой иронией заметила:

– Ну а ты, умный, всезнающий Климов, почему не можешь изменить свою жизнь?

Ответ последовал тут же:

– А с чего ты взяла, что я хочу в ней что-то менять? Я чувствую себя вполне состоявшимся человеком, занимаюсь делом, которым всю жизнь хотел заниматься, и вообще, среда обитания как таковая мне не важна – в Москве я или в Петербурге или же еду в вожделенном Машей поезде, для меня нет принципиальной разницы! Вопрос в том, что брать за точку отсчета!

Клюквину надоели пространные речи, и он, вскочив с места, закричал:

– Точка, точка, запятая, вышла рожица кривая!

Климов кивнул.

– Все относительно, Полина! Хотя полагаю, если бы у меня, как у нашей Маруси, возникло непреодолимое желание вскочить в поезд, я бы в него сел и уехал без лишних рассуждений. Конечно, если бы был уверен в том, что мне это действительно нужно.

– Вот! – обрадовалась Маша. – А как можно знать наверняка, нужно или нет?

– Не знаю! – Климов пожал плечами. – Какой-нибудь мудреный психолог, наверное, присоветовал бы взять лист бумаги, разбить его на две графы, в одной написать аргументы в пользу принимаемого решения, а в другой против него. Очень может статься, что единственным аргументом «за» будет только твое желание, не подкрепленное доводами разума.

Полина бросила в Климова виноградинкой и насмешливо спросила:

– А ты не допускаешь мысли, что иногда одно одинокое безрассудное «да» может перевесить тысячи «против» со всеми разумными доводами?

– Боюсь, со мной такого не может быть, – честно признался Климов и улыбнулся – какие они милые и трогательные, эти сестры Басмановы, так похожие на чеховских героинь! Он весь день сегодня вспоминает и не может вспомнить что-то важное про них и этот дом… Ах да! Конечно, как он мог забыть – любимая фраза из «Трех сестер» про драгоценный рояль, «который заперт и ключ от которого потерян!»

– В жизни порой встречаются такие житейские перекрестки, на которых человек должен остановиться, чтобы принять правильное решение, куда ему идти дальше, – убежденно сказала Маша.

– Такие «житейские» перекрестки, – усмехнулся Климов, – встречаются столь же часто, как обычные дорожные в оживленном городе, – на каждом шагу. Просто не все об этом знают, а жаль, ведь мы действительно имеем возможность выбора – вывернуть направо, дать задний ход или, вопреки всем установленным правилам, резко дернуть на красный!

Закончив пасьянс, Татьяна вздохнула: «Опять не сложилось!» – и отправилась на кухню. Сегодня она сама пекла пироги, поскольку бабушка в последние дни все болела.

Пироги получились пышные, бабушка ее похвалит! А чай надо заварить с травами, которые вчера принес Хреныч. Маруся обожает чай с чабрецом и мятой… Татьяна улыбнулась – как она любит летние вечера в отцовском доме, когда можно пить чай с близкими людьми и разговаривать с ними до рассвета. И кажется, что лето никогда не кончится и они всегда будут счастливы!

Татьяна гордо внесла пироги в столовую и попросила Клюквина:

– Юра, сбегай за бабушкой, скажи, что все готово. Садимся пить чай!

Клюквин восхищенно причмокнул, глядя на пироги, и отправился за Зинаидой Павловной. Татьяна разлила чай в яркие синие чашки.

– Можно шампанского выпить! – предложил Лопатин. – Вот еще…

Он не успел договорить, потому что в комнату вбежал рыдающий Клюквин. Юра пытался что-то сказать и не мог. Чашка выпала у Татьяны из рук и разбилась.

– Что случилось? – закричала Маша.

– Бабушка… Умерла…

Какая мука – заставить себя ранним утром вылезти из теплой кровати и отправиться на работу под противным моросящим дождем! Персональный апокалипсис, не иначе, потому что осеннее петербургское утро и впрямь вызывает мысли о конце света: до костей промозгло, и серый свинец неба словно готов ударить в висок.

Зябко ежась, плотней запахнув воротник плаща, Татьяна спешила в издательство, вспоминая сон, что привиделся ей этой ночью. Снилось, будто она сочиняет прекрасную музыку, которая летит над землей, исцеляя больных, даря людям утешение и счастье. Проснувшись, Татьяна загрустила – когда-то она мечтала научиться играть на фортепиано, но почему-то не сбылось. Странный сон – к чему бы? Хотя и так ясно и не надо заглядывать в сонник – обычная тоска по многим упущенным возможностям: не реализовалась в том и в этом, там не сложилось и тут не сбылось, приплюсуй сюда же несчастливую женскую судьбу, дорогая…

Дунул душевный балтийский ветер. Зонтик в ее руках предательски дрогнул и, как назло, сломался. Холодный нынче октябрь. Среди этой осенней хляби лето кажется таким далеким… Да было ли оно? И та другая, счастливая, жизнь? Для Татьяны лето кончилось в тот день, когда умерла бабушка. Зинаида Павловна умерла тихо, будто уснула. Без нее в доме стало тоскливо и пусто. Через два дня после смерти бабушки, поняв, что хозяйки больше нет, умерла старая собака Балалайка.

Теперь Татьяна часто видит бабушку во сне. Та улыбается: «Ты думаешь, я умерла, Таня? Нет, я живая! Здесь хорошо, всегда лето, и цветочки растут. И Балалайка со мной. Только тут она не старая. Да и мне здесь, слава Господи, всего сорок четыре! В общем, все у меня нормально, не реви! Смотри там за сестрами, с этих дур станется – таких дел натворят!» Скажет так и исчезнет.