Убийственно тихая жизнь - Луиз Пенни

Николь закатила глаза и застонала. Бовуар вздрогнул от этого и задумался, не был ли он таким же омерзительным и упертым, когда шеф говорил ему о своих чувствах и интуиции.

– И этот запах… – Клара глубоко, чувственно вдохнула воздух, не обращая внимания на Николь. – Каждый художник реагирует на этот запах. Сердце начинает биться чаще. Это все равно как приехать к бабушке и почувствовать запах печенья с шоколадной крошкой. Для нас это – сочетание лака, масляной краски и фиксатора. Даже у акриловых красок свой запах, если у вас хороший нюх. У вас, наверное, тоже есть свои запахи, на которые полицейские реагируют профессионально.

– Да-да, – со смехом сказал Гамаш, вспоминая вчерашнее утро. – Когда агент Николь заехала за мной, она привезла кофе из «Тима Хортона». Четверной. От него мое сердце пускается вскачь. – Он приложил руку к груди и задержал там. – Этот запах полностью и исключительно связан с расследованием. Я могу пойти в концертный зал, но если почувствую там запах четверного из «Тима Хортона», то начну искать труп на полу.

Клара рассмеялась:

– Если вы любите рисунки мелом, то вам понравится работа Джейн. Я рада, что вы заехали ее посмотреть.

– Это оно? – Гамаш обвел взглядом яркие абстрактные полотна.

– Ничего похожего. Это совсем другой художник. Их выставка заканчивается на этой неделе, и тогда мы вывесим наши экспонаты. Выставка откроется дней через десять. Не в эту пятницу, а в следующую.

– И через две недели предполагается вернисаж?

– Именно. Через две недели после решения жюри.

– Можно вас на секундочку? – Бовуар отвел Гамаша в сторону. – Я говорил с Лакост. Она только что беседовала с доктором покойной Тиммер Хадли. Насколько ему известно, ее смерть была абсолютно естественной. Рак почки. Метастазы поразили поджелудочную и печень, а после этого ее смерть была вопросом времени. Она прожила даже дольше, чем он предполагал.

– Она умерла дома?

– Да, второго сентября этого года.

– В День труда, – уточнила Николь, подошедшая послушать их разговор.

– Миссис Морроу, – позвал Гамаш Клару, которая держалась на почтительном расстоянии, позволявшем ей делать вид, что она ничего не слышит, хотя на самом деле она все слышала, – что вы думаете?

«О-го-го. Попалась птичка. На сей раз в буквальном смысле. Притворяться не имеет смысла», – решила она.

– Смерть Тиммер ожидалась, но не так внезапно, – сказала Клара, присоединяясь к их маленькому кружку. – Хотя нет, я преувеличиваю. Мы за ней ухаживали по очереди. В тот день к ней приходила Рут. Они заранее договорились, что если Тиммер будет чувствовать себя неплохо, то Рут убежит на закрытие ярмарки. Рут сказала, что Тиммер чувствовала себя хорошо. Рут дала ей лекарство, принесла свежий стакан с «Эншур»[35]и ушла.

– Оставила умирающую женщину одну, – подытожила Николь.

– Да, – тихо ответила Клара. – Я знаю, это кажется жестоким, эгоистичным, но мы столько ухаживали за ней, знали все ее перепады настроения. Мы часто оставляли ее на полчасика – стирали ее белье, ходили за покупками, готовили какую-нибудь легкую еду. Так что ничего необычного в этом не было. Рут ни за что не ушла бы, – Клара перевела взгляд на Гамаша, – если бы у нее было хоть малейшее опасение насчет Тиммер. Она бог знает что пережила, когда вернулась и нашла Тиммер мертвой.

– Значит, смерть была неожиданной, – сказал Бовуар.

– В этом смысле – да. Но мы после этого узнали от врачей, что так часто случается. Сердце просто не выдерживает.

– А вскрытие делали? – пожелал узнать Гамаш.

– Нет. Решили, что в этом нет необходимости. А почему вы спрашиваете про смерть Тиммер?

– На всякий случай, – ответил Бовуар. – Две пожилые женщины умирают одна за другой в крохотной деревеньке. Это вызывает вопросы. Только и всего.

– Но, как вы говорите, они были пожилые. Так что иного и ждать не приходится.

– Если бы одна из них не умерла от раны в сердце, – встряла Николь.

Клара поморщилась.

– Можно вас на минуточку? – Гамаш отвел Николь в сторону. – Агент, если вы будете еще с кем-нибудь обходиться так, как с миссис Морроу, я заберу у вас значок и отправлю домой на автобусе. Вам ясно?

– А что я сказала не так? Ведь это правда.

– И по-вашему, она не знает, что мисс Нил была убита стрелой? Неужели вы и вправду не понимаете, что вы сделали не так?

– Я просто сказала правду.

– Нет, вы просто обращались с другим человеческим существом, как с глупцом, и, насколько я понимаю, намеренно причиняли ей боль. Вы здесь, чтобы делать заметки и помалкивать. Мы еще поговорим об этом вечером.

– Но…

– Я обращался с вами уважительно и вежливо, потому что так я обращаюсь со всеми, но никогда не принимайте доброту за слабость. И прекратите со мной спорить. Вам ясно?

– Да, сэр.

И Николь безмолвно поклялась, что будет держать свое мнение при себе, если ей достается такая благодарность за ту смелость, которую она проявляет, говоря вслух о том, что все остальные и без того знают. Если к ней будут обращаться напрямую, она станет отвечать односложно. Пусть так.

– Вот картина Джейн, – сказала Клара, вынося холст средних размеров из кладовки и ставя его на пюпитр. – Она не всем понравилась.

У Николь чуть не вырвалось: «Шутите?» – но она вспомнила о своей клятве.

– А вам понравилась? – спросил Бовуар.

– Поначалу нет. Но чем дольше я смотрю на это полотно, тем больше оно мне нравится. Тут для меня как бы что-то встало на свое место. Сначала это напоминало мне наскальную живопись, а потом я увидела в этом полотне что-то глубоко трогательное. Вот так все переменилось.

Клара щелкнула пальцами.

Гамаш подумал, что если он всю жизнь будет смотреть на эту картину, то ничего, кроме нелепости, в ней не увидит. И все же в ней было какое-то обаяние.

– Я вижу Нелли и Уэйна, – сказал он удивленно, показывая на две яркие фигуры на трибунах.

– А это Питер. – Клара показала на чудо-юдо с глазами и ртом, но без носа.

– Как ей это удалось? Как она смогла так точно изобразить людей всего двумя точками для глаз и изогнутой линией для рта?

– Не знаю. Я художница. Всю жизнь рисую. Но я бы так не смогла. В этом есть какая-то глубина. Хотя вот теперь я больше часа смотрела на нее, но такого щелчка больше не случилось. Может быть, у меня слишком бедное воображение. А может быть, волшебство действует, только когда ты его не ищешь.

– Значит, картина хороша? – спросил Бовуар.

– В этом-то и состоит вопрос. Я не знаю. Питер считает, что это блестящая работа, остальные члены жюри, за одним исключением, решили рискнуть.