Полюби меня - Лидия Миленина

Тут он осекся и резко отвернулся к морю. А мое сердце гулко забилось. Сейчас он скажет, что, если у него получится, он вернет меня в мой мир. И, может быть, стена рухнет — я смогу сказать ему и о своих планах... Альберт, ну давай же! Ты почти перешел черту! Но он замолчал. А я, ошарашенная, не знала, что сказать.

— Спасибо... — нелепо прошептала я.

— За что? — криво усмехнулся он. — За то, что взвалил на тебя все это? А ты даже не упрекаешь меня!

— Я... я больше не сержусь на тебя... — тихо сказала я. — И не считаю тебя чудовищем...

— А ведь я чудовище и есть! — горько рассмеялся он. И вдруг резко сделал шаг ко мне. Сердце забилось раньше, чем он обнял меня — от ощущения его уверенной силы, от непонятной ярости, что чувствовалась сейчас в нем. Обхватил меня за талию, притянул к себе, другой рукой скользнул мне на затылок и, запрокинув мою голову, вгляделся в лицо.

— Альберт, я... — растерянно прошептала я, плохо понимая, что хочу сказать. Мир растаял — оставалось только его лицо, полное странной ярости, почти злобы и какой-то болезненной, тонкой нежности одновременно.

— Тшш... Тая, тшш... — тихо сказал он, рассматривая мое лицо. — Ты такая красивая... Не такая, как они все... Неправильная, не такая… И самая красивая. Во всем...

Склонился ко мне и завладел моими губами. Уверенно и нежно, страстно и горячо. Но не как тогда, на пляже... По-другому. Не обладание... хотя и оно тоже. Другое чувство. Искреннее, тонкое...

Жар пробежал по душе и телу, заставляя мир вокруг исчезнуть, оставить только уверенное, но нежное движение, когда он языком раздвигал мои губы, проникал им внутрь, и чувство невесомости, когда приподнял меня. Опорой остались лишь его руки — сильные, напряженные, они бродили от шеи до талии и зарывались в волосы с каким-то отчаянием.

Я хотела отстраниться, но губы сами ответили на поцелуй. И он стал долгим, глубоким. Время словно остановилось, растворилось в нашем неожиданном единении. Потом его губы стали настойчивее и медленнее при этом — он смаковал касание, длил его и не отпускал меня. Отстранись он хоть на мгновение, и я не сдержу стон, сама прильну сильнее, забыв, где я, с кем и почему...

И Альберт отстранился, скользнул губами мне на шею, сильнее запрокидывая мою голову, обжигая, заставляя желать, чтобы его губы оказались ниже, ближе к вырезу платья. А стон прорвался сквозь прерывистое дыхание. Я понимала, что, наверное, нам обоим уже не остановиться.

— Тая... маленькая моя... — услышала я хриплый шепот. От подхватил меня и посадил на уступ скалы, руками потянулся к завязкам на спине моего платья... Как же я хотела этого! Избавиться от одежды, которая вдруг показалась стягивающей, мешающей, ощутить его горячую кожу...

Завязки не устояли, похоже, Альберт умел обращаться с ними лучше меня. Он приподнял мое платье, твердые бедра оказались у меня между ног, его рука, обжигая скользнула по обнаженной груди, другая жадно легла на спину.

И вдруг что-то изменилось. Словно колокольчик прозвенел у меня в голове.

— Альберт, стой... — я отстранилась и уперлась ладонью ему в грудь. Еще немного, и мы перейдем черту. А я… я не могу просто переспать с Альбертом. Чувствовала это всей душой. Все внутри вопило — соверши я сейчас этот шаг, и назад дороги нет. Я буду принадлежать ему всем сердцем. Как будто лед на реке сломается, и неудержимые струи воды понесутся, сметая все на своем пути. Я вручу ему свою жизнь, свое измученное сердце, свои надежды…

А значит, не будет портала, не будет возвращения к папе… Я уже сама не захочу!

И я замерла, стараясь унять дыхание, влечение, что сносило разум. И смотрела на него умоляюще — сейчас все зависело от него.

Не остановись он в ответ, и я бы не устояла. Не оставь он мне выбора — и его уже не будет. Но Альберт замер, тяжело дыша и пронзая меня горящими глазами. Чуть отстранился и бросил взгляд на море, явно стараясь не смотреть на меня.

— Что не так, Тая? — спросил он, немного выровняв дыхание. Хриплый голос выдавал так и не унявшееся желание. А в глазах на мгновение мелькнула обида. — Я что-то сделал не так? Слишком грубо накинулся на тебя?

— Да нет же! Не в этом дело! — мне захотелось плакать. Как объяснить это сложное, странное, что не давало мне пересечь черту? — Я… просто не уверена, что готова…

— К чему? — Альберт, кажется, немного успокоился. Он ласково провел рукой по моей щеке. — Почему ты отказываешься от секса? Физический контакт сближает… разве не это нам нужно… Ты ведь хочешь меня… тоже.

— Я не знаю… — Мне стало стыдно. В моем мире такое поведение называли «динамо», и мужчины не любили, когда девушки поступали подобным образом. А я второй раз оттолкнула Альберта… — Я… понимаешь, Альберт, я не могу… делать этого, если не уверена, что люблю… Прости меня, попробуй понять!

В его лице что-то поменялось.

— Ты девственница? — спросил он серьезно.

— Нет… Не в этом дело… Я просто никогда ни с кем этого не делала, кроме мужа… Когда мы с ним любили друг друга! — я чувствовала себя совершенной идиоткой, и больше всего хотелось по-дурацки расплакаться. Да и дрожь нереализованного желания словно ушла внутрь и превратилась в тоску и разочарование. Но по-другому я сейчас не могла… — Прости, я пока не уверена! Мы знакомы всего неделю с небольшим…

Альберт продолжительно и внимательно посмотрел на меня. Казалось, досада борется в нем с пониманием. И вдруг протянул руку, помогая слезть с уступа, ловко и быстро зашнуровал платье, стараясь не касаться моей кожи.

— Мне сложно это понять, но я попробую, — спокойно сказал он. — И жаль, что ты не даешь мне этого шанса… Сказать обо всем так. Мне было бы легче…

И мне опять стало стыдно. Ведь действительно это сближает людей. Именно это нам и нужно — стать ближе, ощутить тепло другу друга. И есть мужчины, которые лучше «говорят» о своих чувствах через прикосновения, через физическую близость, отпускают себя только в ней, не позволяя сентиментальности в обычной жизни.

— О чем, обо всем…? — тихо спросила я. Услышать признание в любви на самом деле хотелось больше всего на свете. Это наверняка сломало бы мою черту, и я бы сама шагнула в его объятия.

— О том, что со мной происходит, — усмехнулся Альберт и снова подал мне руку. — Пойдем, Тая…

Бережно держа за руку, он медленно повел меня по тропинке вдоль моря. Разочарование легким пледом опустилось на душу. Но… он ведь сам говорил, что не понимает, как выглядит любовь! Разум тут же нарисовал романтическую картинку, что он уже полюбил меня и сам не чувствует, что с ним происходит. Впрочем… может, так все и есть.

В очередной раз я не знала, что сказать. Молчала и кожей ощущала его мысли.

Тропинка вдруг превратилась в лужайку — усыпанную белыми цветами, скудными, маленькими и пахнущими солью, как многие прибрежные растения. Альберт остановился, устремив задумчивый взгляд на море. Потом вдруг мягко спросил, не глядя на меня: