Платье от Фортуни - Розалинда Лейкер

Николай передернул плечами.

– Никогда, мэтр. Я был тогда моложе. Мне самому это принесло больше бед, чем кому-либо. Вы были готовы вышвырнуть меня из мастерской… Я всегда буду благодарен вам, что подобного не случилось.

– Это было бы неразумно. А дома, в России, вы работали? Я не помню, задавал ли я вам такой вопрос, когда мы беседовали после вашего приезда в Париж.

– Я сделал несколько маленьких скульптур в бронзе.

– Хорошо. По крайней мере, стараетесь не терять навыки. И, надеюсь, что в России вы не утратите своего дара. Ваша родина подарила миру великую литературу, музыку, прекрасный балет, немало художников, среди них – монахи, писавшие иконы. И мир ждет великих скульпторов, рожденных на просторах России. Помните это.

Николай усмехнулся.

– Я помню.

Когда Роден ушел, Николай продолжал работать. Чуть позже ушел и натурщик.

Граф Карсавин остро ощущал отсутствие Жюльетт в Париже. Несколько дней назад она сообщила:

– Я должна познакомиться с тем, как делается шелк, – Жюльетт была рада представившейся возможности. – Поэтому еду в Лион.

– И надолго?

– На месяц. Может быть, на два.

– Так много! – в голосе Николая прозвучало отчаяние.

Жюльетт обвила руками его шею.

– Очень хочу всегда быть рядом с тобой, но эта поездка важна для меня. Я буду писать. А ты займешься работой в своей мастерской и совсем-совсем не успеешь соскучиться.

Он понимал, что девушка старается не выдать собственную боль от разлуки, и ответил ей тем же тоном.

– Значит, ты не хочешь, чтобы я приехал навестить тебя?

Жюльетт прижалась к нему.

– Если ты не приедешь, я умру!

Николай приехал, и провел в Лионе три холодных мартовских дня. Жюльетт была очень рада его видеть. Но месье и мадам Дегранже, друзья Денизы, у которых жила Жюльетт, весьма внимательно следили, чтобы девушку всегда сопровождала компаньонка. Дегранже были гостеприимными людьми, Николай с удовольствием принимал приглашения отужинать у них дома: это было единственной возможностью провести с Жюльетт весь вечер.

В доме также гостил зять супругов Дегранже – Марко Романелли, итальянец, имеющий собственное дело – он занимался дорогими тканями. Марко овдовел еще четыре года назад, когда умерла старшая дочь Дегранже, Франсуаза. Когда-то он познакомился с ней во время деловой поездки на одну из фабрик Лиона. И теперь Романелли нередко приезжал из Венеции и по делам, и навестить родителей покойной жены.

Жюльетт в первый же вечер представила его Николаю.

– Николай, тебе будет интересно познакомиться с одним человеком, – сказала она, когда Марко вошел в гостиную. – Синьор Романелли хорошо знает Фортуни и нередко продает ему неокрашенные ткани.

Мужчины пожали друг другу руки. Итальянец был так же высок, как и Николай, но более широк в плечах и груди, напоминая певца Ла Скала. Смуглый, с прямоугольным лицом и квадратным подбородком, в свои тридцать лет Романелли был в ладу с собой и со всем миром. Он хорошо говорил по-французски, что было очень кстати – Николай не знал итальянского.

– А почему именно неокрашенный шелк? – с интересом спросил Карсавин.

– Фортуни использует только собственные краски и наносит собственные узоры. Я импортирую также и окрашенные лионские шелка, но не для Фортуни. Неокрашенные шелка для него я закупаю в Японии, других он не использует. Мадмуазель Кладель сказала, что вы оба интересуетесь работами Фортуни.

– Я давно восхищаюсь световыми эффектами, которые он изобретает для театральных постановок, а совсем недавно начал восхищаться талантами Фортуни и в другой области, – Николай усмехнулся и глянул на Жюльетт, одетую в платье Фортуни, поверх которого, она, правда, накинула вечерний жакет, чтобы не шокировать хозяев дома. Но Николай хорошо знал, что это платье надето в честь его приезда. Ее лицо зарделось.

– Я рассказала синьору Романелли, как нашла раскроенные части этого платья и вновь сшила их.

Николай без труда догадался, что Жюльетт не могла распространяться по поводу попыток Денизы раскрыть секреты Фортуни.

– Замечательная находка!

– Согласен, – быстрая, почти мальчишеская улыбка осветила все лицо Романелли, вокруг карих глаз собрались морщинки. – Вы разрешаете рассказать эту историю Фортуни?

– Конечно, – улыбаясь, отозвалась Жюльетт. – Если вы считаете, что это может его позабавить.

– Убежден. И он наверняка захочет узнать, каково мое впечатление, – Марко сделал шаг назад, шутливо раскинул руки. – Я скажу – belissimo![13]

Николай согласно кивнул. Довольная Жюльетт дважды сделала оборот на каблучках, подражая манекенщицам. Все весело рассмеялись. Трио прекрасно нашло, чем занять себя до ужина.

Подошли и другие гости. К разочарованию Николая, за столом Жюльетт усадили рядом с Марко Романелли. Общая беседа носила довольно мрачный тон. Отставной французский генерал предсказывал печальное будущее: кайзер Германии реорганизует и значительно увеличивает армию. Николай тоже считал, что дело в Европе принимает критический оборот, но мысли Карсавина были настолько сосредоточены на Жюльетт, что он с трудом мог поддерживать общую беседу. Иногда девушка бросала на него нежный взгляд и награждала легкой улыбкой. Сердце Николая билось сильнее при виде ее жемчужной кожи, выгодно оттеняемой переливающимся плиссированным шелком.

Раздражение Николая возрастало, к тому же, на него, в свою очередь, поглядывали сестры-близнецы супругов Дегранже. Стараясь привлечь внимание русского, девушки хлопали ресницами и отпускали неумные замечания, отчего казались еще более глупыми, чем обычно юные дамы шестнадцати лет.

Изысканные блюда и вина не спасли положения, ужин показался Николаю весьма утомительным. Затем все прошли в салон, где подавали кофе. Здесь разговор оживился, развернулась дискуссия о политике, искусстве. К концу вечеринки все трое называли друг друга просто по имени.

На следующий день Марко отвел Николая на фабрику Дегранже. Жюльетт уже была там с самого утра. Она сидела за прядильной машиной и, казалось, не замечала стоящего вокруг шума. Увидев мужчин, девушка одарила Николая радостной улыбкой.

– Если мне удастся изготовить этот шелк, я сошью тебе из него галстук.

Вторую половину дня Николай провел с Марко. Они наняли экипаж и проехали по исторической части старого города, а также поднялись на возвышенность, чтобы полюбоваться окрестностями. Николай узнал, что Марко, младший сын в большой дружной семье (пять мальчиков и одна девочка) преуспевающего финансиста, родился в Милане. Отец умер, когда он был еще ребенком, мать не намного пережила супруга, и дети разлетелись в разные стороны света. Три брата Романелли эмигрировали в Америку, где успешно основали собственные дела, еще один из братьев получил должность армейского капитана, но был убит при трагических обстоятельствах.