Чужая гостья - Алла Холод

– Убила бы ее, – решительно ответила Анечка.

– Не женское это дело, – заметил Виталий, не воспринявший Анечкину тираду всерьез. – Лучше покорми меня. Я проголодался.

О короткой вспышке ярости, которая случилась с обычно очень выдержанной и спокойной Анечкой, Виталий благополучно забыл. Он знал, что когда-то давно у нее случился нервный срыв. Но была ли это попытка суицида, или депрессия, или инцидент, связанный с крайне агрессивным поведением, не уточнял. Знал лишь, что это сопровождалось долгим периодом алкогольного забытья. Анечка избегала неприятной темы, а он не спрашивал, не хотел причинять боль, ворошить давно забытое прошлое. О том, что у нее были неприятности по части психического здоровья, он слышал от общих знакомых, которые и сами ничего толком не знали и потому подробностей сообщить не могли. Женщина имеет право на прошлое. А о том, что Анечка не всегда была тихой домашней мышкой, Виталий прекрасно знал, потому что впервые обратил на нее внимание очень давно, когда она выглядела совсем по-другому: знающей себе цену, амбициозной, эффектной барышней. В то время она не удостаивала его даже взглядом, а если и приходилось общаться по работе, то с трудом вспоминала, как его зовут. Невзрачному внешне, не подающему больших надежд Виталию Житко тех времен нечем было заинтересовать ту Аню Антипову.

Владимир Иванович Антипов был известным в городе театральным критиком и радиоведущим. Он обладал густым голосом, великолепной темной шевелюрой, великосветскими манерами и чувством юмора, которое несколько с ними не сочеталось. Его жена, актриса ТЮЗа, решилась завести ребенка, только когда окончательно вышла из возраста своих героинь, так что Анечка оказалась поздней. Когда она родилась, ее маме было уже 39, а отцу 45. Баловать на скромные зарплаты девочку было особенно нечем, и родители успешно компенсировали нехватку материальных благ избытком духовных. Для обоих девочка стала иконой, ее боготворили, превознося ее красоту и способности, потакая любому капризу, прощая любые детские и подростковые пакости. Анечка получилась привлекательной девочкой, природа одарила ее чистой, оливкового цвета кожей, непослушными густыми кудрями, пропорциональной фигурой. На нее приятно было посмотреть: брови вразлет, вздернутый носик, над пухлым ртом – природная мушка. По классическим канонам, может, и не красавица, но привлекательная девушка с изюминкой.

Папа определил Анечку на факультет журналистики. Не потому, что у нее обнаружились способности, просто он сам вел там семинары по радиожурналистике, а декан был давнишний добрый приятель, ну и вообще как-то все знакомые, своя среда, в которой потом девочку будет легко устроить, дать ей в жизни необходимый толчок. Устроить не получилось. Владимир Иванович скоропостижно скончался, когда Анечка оканчивала четвертый курс. Она вообще не очень хорошо понимала, что делает именно на этом факультете, и после смерти отца у нее был большой соблазн, пока еще не поздно, все бросить. С русским языком у девушки сложились весьма прохладные отношения: писала она грамотно, но плохо. Ошибок не делала, но мысли выражала коряво, сумбурно – так говорили преподаватели. История профессии ее не интересовала вообще, а современная журналистика вызывала скуку. Анечка не читала газет и почти не смотрела телевизор. Она одолела пятый курс по двум причинам: во-первых, обещала маме и боялась, что если ее сильно расстраивать, то она уйдет вслед за отцом. Во-вторых, все-таки наивно верила, что отец, пока был жив, говорил о ее способностях и красоте истинную правду. В этой связи единственный вариант карьеры, который виделся Анечке приемлемым после окончания вуза, была работа на телевидении. Не в качестве журналиста или ведущей собственной программы – этого ей было не потянуть. Ей хотелось вести выпуски новостей. Сидеть в студии в строгом красивом костюме, улыбаться уголками губ. Она много раз репетировала перед зеркалом нужное выражение лица и даже стала смотреть новостные программы на разных каналах. Были моменты, когда Анечка не сомневалась, что подходит на эту роль идеально, но были и другие, когда она находилась на грани отчаяния, понимая, что выбросила пять лет жизни в никуда и настанет момент, когда все придется начинать заново. А как начинать, где, в какой сфере? Папа умер, мама, всю жизнь игравшая зайчиков и золушек, ничего толкового не посоветует. Еще тогда, на последнем курсе, Анечка особо отмечала свою однокурсницу Марьяну Карелину. Она не хотела думать о ней специально, но так получалось, что мысли волей-неволей часто съезжали к ней. Во-первых, Марьяна лучше всех училась. Вернее, не просто получала отличные оценки, блестяще сдавая экзамены. Она действительно разбиралась в искусстве, литературе, серьезно изучала политологию, свободно говорила по-английски, немного по-французски. Во-вторых, Марьяна Карелина выглядела на факультете как инопланетянка: она носила солнцезащитные очки и сумочки от «Прада» и «Гуччи», у нее была обувь, которая нигде в городе не продавалась. Ничего вычурного, ничего бросающегося в глаза, но все безумно дорогое и совершенно недоступное другим студентам. Даже папенькиным и маменькиным сынкам. За глаза Марьяну поддразнивали, но никогда даже в шутливой форме по отношению к ней не проскальзывало ничего неуважительного. Анечка думала о ней все чаще: почему эта девица в своем возрасте так точно знает, что ей нужно от жизни? И дело даже не в папаше-чиновнике, который устроил ей практику в думе, дело было в самой этой студентке. Ведь она искренне интересуется своей профессией, к чему-то стремится, и можно не сомневаться, что добьется в жизни больших успехов. Анечка хотела бы себя успокоить: мол, при таком папаше… Но ведь не папаша же заставил эту Марьяну в совершенстве изучить английский и приступить к французскому языку! Саму Анечку ничей авторитет не принудил бы сидеть над учебниками, и не будет она по доброй воле учить языки, если только этот вопрос не войдет в категорию вопросов жизни и смерти. Так в чем же разница между ними? Неужели Анечка просто более ленивая? Или тупая?

Думать об этом не хотелось, но пришлось. Не стало папы, и весь смысл пребывания Анечки на факультете утратился сам собой. Как же она могла допустить, что не имела собственного мнения, что пошла на поводу у родителей, которые подсказали ей тот путь, который был самым простым для них самих? И что ей теперь делать с этим папиным выбором? Как дальше двигаться в жизни, если будущая профессия ей неинтересна, а ни о какой другой она не думала вообще?

После окончания университета Анечка направилась прямиком на телевидение. Работа в кадре хотя бы могла открыть всякие прочие приятные перспективы, кроме профессиональных. Ее лицо каждый день и каждый вечер лицезрело бы все население области, ее узнавали бы на улицах и в учреждениях. Она стала бы знаменитой.

Заместитель руководителя областного государственного телеканала охотно согласился ее посмотреть, он хорошо помнил Владимира Ивановича, очень скучал по его радиопередачам. Анечка была переполнена самыми радужными надеждами, но на телевидении все оказалось не так, как она себе представляла. Ее укладка, из-за которой она вывернула наизнанку свой тощий кошелек, оказалась никуда не годной. Гримерша вымыла ей голову и уложила заново. Затем она зачем-то испортила ей лицо: заретушировала мушку, зрительно уменьшила контур губ, сделала их более строгими. Потом Анечку повели в студию, усадили в кресло и дали текст. Ей не нужно было учить его наизусть, всего лишь посмотреть, освоиться в словах, чтобы затем прочитать с телесуфлера. Пока инженер устанавливал какие-то хитрые фонари, Анечка вчитывалась в строчки. Ничего сложного, просто новости. Потом режиссер дал команду, включили камеру, и Анечка прочитала заданный текст. После окончания экзамена ее не отпустили, режиссер крикнул инженеру: «Убери контровик, а вы, девушка, не вставайте». Анечка повиновалась, прочитала новости еще раз, при другом освещении. Ее не отпустили и после второго дубля.