Один счастливый остров - Ларс Сунд

Он покачал головой:

— Думаю, это бесполезно. Делались запросы через Министерство иностранных дел…

— Но я хочу, чтобы мы были на связи, пока я там. — Она не обращала внимания на его возражения. — Мне так спокойнее… когда есть с кем посоветоваться. Если вы дадите мне свой электронный адрес.

Он помолчал. В зарослях ежевики у берега свистел и пощелкивал соловей, его трели заглушали гул рефрижератора в Тунхамне.

— Я могу дать и номер мобильного, — сказал Риггерт фон Хаартман.

Жители Фагерё празднуют летнее солнцестояние так, как это делалось с языческих времен. Они украшают крыльцо зелеными ветками. Они поднимают флаг и оставляют на всю ночь. Они едят дары моря и земли: селедку и соленого лосося, свежую картошку и клубнику со сливками; они пьют водку и пиво, а также вино из пакетов, ибо и до острова добираются подобные нововведения. Они разводят костры на берегу и смотрят, как пламя отражается в гладкой поверхности воды, а дым поднимается к светлому ночному небу. Они танцуют на пирсе Тунхамна под аккомпанемент Фриде и Аксмара, и последний, как водится, пьян, а посему орудует смычком с виртуозностью Паганини.

Случаются и драки, и супружеские ссоры, которые всегда заканчиваются тем, что супруга сердито уходит домой. Кого-нибудь рвет за лодочным сараем Готфрида. Если кому не повезет, то заберут в полицию за вождение в пьяном виде. Все это часть традиционного празднования летнего солнцестояния. И девушки Фагерё собирают на лугу девять разных цветков, вплетают в венки и кладут под подушку, чтобы увидеть во сне суженого. А чтобы узнать, сколько осталось ждать свадьбы, девушка должна прокрасться в свинарник и сосчитать поросят: сколько их, столько лет и в девках ходить.

Морские туристы пришвартовались в гостевых гаванях и празднуют в кокпитах, шумно веселится народ и в заполненном до отказа кемпинге Стурбю, и в съемных домиках. Летние постояльцы танцуют вместе с островитянами на пристани в Тунхамне. Элис с Нагельшера приглашает на танец нестарых еще дамочек с материка. Абрахамсон танцует с Абрахамсонихой. Микаэла и Стиг катят коляску с близнецами, на которых Микаэла надела спасательные жилеты — на всякий случай. Исаксон из Бакки, с повязкой на руке, как обычно, следит за порядком.

Мошкара звенит, нервно хихикает птица-перевозчик. Коростель трещит на заливном лугу у Флакан, ее голос напоминает скрип пружин старой кровати. Над лугами поднимается прозрачный белый туман. Спящие в сумерках коровы похожи на коричневые валуны. Жужжание лодочного мотора уносится прочь над ночной гладью Аспшерфьердена. Горизонт на востоке уже светится белым.

Так островитяне по традиции празднуют летнее солнцестояние.

В этом году танцы на пристани в Тунхамне отменили. Шатер и рефрижераторы до сих пор стоят, отгороженные белой строительной пленкой. На Чёркбрантене в трех общих могилах лежат девяносто четыре неизвестных: мужчины, женщины, дети. Земля, которой засыпали последнюю могилу, еще не успела подсохнуть.

— Лучше об этом и не думать, — говорит Микаэла из Улара, выражая настроение многих островитян.

Сплетни-сороки летели над островом: за день до праздника Эльна из Бакки позвонила Микаэле и уже по приветствию Микаэла поняла, что у Эльны есть новости.

— Слыхала, что Советница сбежала от Ко-Дэ?

— Да что ты говоришь?!

И Эльна принялась рассказывать — взахлеб, еле переводя дыхание; слова наперегонки мчались по телефонному проводу от ее губ к внимающему уху Микаэлы. На самом деле Эльна не так много знала, но, как всегда, охотно приукрашивала скудные сведения, делала из мухи слона, варила суп из топора.

— А Ко-Дэ! Совсем голову потерял. Сидит у себя в Эстерграннасе и не знает, куда деваться, — сообщила Эльна. — Она с тех пор, как уехала, даже весточки не прислала.

— Ох-ох-охонюшки… — с готовностью подхватила Микаэла.

— Да еще говорят, что лососевая ферма его скоро обанкротится, — продолжает Эльна. — Мол, рано или поздно не миновать ему этого.

Микаэла вздохнула.

— У Абрахамсона с Бусё с «Калевой» нелады. Стоит на приколе на материке, загружена уже, все готово — а экипаж вдруг возьми да и откажись на юг идти. Говорят, когда они из прошлого рейса возвращались, все море в трупах было, прямо меж них плыли… Ну, Абрахамсон отправился на материк, чтобы Ялле Энруса уговорить. Крику, говорят, было… Тут Ялле и свалился с сердцем…

— Божечки! — ахнула Микаэла. — А теперь-то что с ним, с Ялле?

— В больницу отвезли. Лежит в интенсивной терапии, трубки, да капельницы, да Бог знает что еще… Сидишь тут и думаешь — и с чего это все на нас свалилось?..

День солнцестояния выдался, как и предсказывали, пасмурным и ветреным.

— Не бывает плохой погоды — бывает худая одежка, — бодро сообщила Бедда Густавсон детям, окинув взглядом облака, которые нагоняло ветром с моря. — Скоро и мама с папой приедут!

«Архипелаг» прибыл в Тунхамн с небольшим опозданием, десять минут второго, разинул пасть и выплюнул на пристань машины и людей. Пассажирами были в основном отпускники и приехавшие с Большой земли, чтобы отметить праздник: кроме прочих в гавани можно было заметить младшего судью Альфтана на голубой «БМВ 300» и сестру Дисы Хаммарстрём на «шкоде-фелисии», нагруженной детьми и багажом, а также туристов в домиках на колесах и велосипедистов в ярких шлемах с палатками и рюкзаками. Компания молодых парней — около пятнадцати человек — выгрузила на берег огромное количество ящиков пива, которые составляли большую часть их поклажи. Они отметили удачное прибытие на Фагерё, выхлестав по пиву и выбросив банки в море, подхватили свои ящики и зашагали по дороге, ведущей в Стурбю.

Биргер, только что закрывший лавку на выходные и отправлявшийся домой к селедке и шнапсу, увидел парней у здания муниципалитета. Компания вела себя шумно: они гомонили, смеялись, занимая полдороги, почти до разделительной полосы.

Биргер посторонился и нажал кнопку, чтобы закрыть окно с водительской стороны и не слышать шума. «Чертовы мальчишки! — подумал он. — Сидели бы дома, на материке!»

Пара мальчишек поприветствовала его, показав средний палец.

В начале шестого — 17.13, как записал Луди в журнале звонков, — владелец кемпинга в Стурбю Петтерсон позвонил в полицию, чтобы пожаловаться на шумную молодую компанию.

— Дерутся? — спросил Луди.

— Нет, нет. Пока только пиво хлещут да орут. Но я решил сообщить, чтоб вы были начеку.

— Понятно. Спасибо. Заглянем к вам потом, если успеем.

— Хорошо бы.

Луди положил трубку, вздохнул, глядя на пустую вахтерку: письменный стол, угловатые головы компьютерных мониторов, стеллажи, уставленные папками, доски для сообщений, электрические стенные часы, лампы дневного света на потолке, белый свет. Стена из белых матовых стеклянных плиток отделяла вахтерку от приемной. Здесь пахло казенным учреждением: чернила для штампов, статическое электричество, бумага, чистящие средства. На потолке гудела лампа дневного света. Минутная стрелка стенных часов ежеминутно с легким щелчком перескакивала к следующему делению циферблата. А вот и старший инспектор Скугстер: сидит и смотрит прямо перед собой, одетый в голубую форменную рубашку с короткими рукавами и полицейской эмблемой, изображающей меч, на лычках. В резком свете лампы видно, как отразились на лице последние недели: кожа блеклая, сероватая, под глазами мешки от недосыпа, левое веко нервно подергивается, бороздки морщин вокруг рта стали глубже. Он, несомненно, похудел не меньше чем на пять-шесть килограммов. Старшему инспектору Людвигу Рагнару Скугстеру 56 лет, и 30 из них он служит на Фагерё — с тех самых пор, как после военной службы окончил полицейские курсы. За прошедшие годы он видел не один труп — утопленников, погибших в результате несчастных случаев, самоубийц. Не так много, но все же достаточно, чтобы научиться воспринимать смерть по-полицейски: глядя как бы сверху, по-деловому, спокойно.