Глаз бури - Питер Рэтклифф

склоне холма. После этого оставалось только ждать. Стало казаться, что разведданные о патруле адý были ошибочными — такое часто случалось на протяжении всей кампании, — и командир патруля сообщил, что дает им еще полчаса, а затем мы начнем отход.

Полумесяц, освещавший нам путь к цели, скрылся за горизонтом. Чуть позже наступил рассвет — тонкие полоски света постепенно cвернули тьму по долине, открыв картину необузданной красоты и неожиданного спокойствия. Мы продолжали вести наблюдение со своей скрытной засадной позиции, каждый напряженно ждал какого-то признака или звука, которые дали бы нам понять, что адý приближаются, не подозревая о нашем присутствии.

На этот раз ожидание было недолгим. Задолго до истечения срока мы заметили четыре фигуры, идущие в одиночку по долгому склону к хижине. Я подсчитал, что при такой скорости им, скорее всего, потребуется тридцать минут, чтобы добраться до нее.

Командир патруля жестом показал Джимми и мне пройти к сухой каменной стене, которая образовывала одну из сторон открытого загона, в котором когда-то держали коз, и который сейчас был пуст. У меня был 7,62-мм пулемёт GPMG с ленточным питанием, около 4 футов в длину и весом чуть более 24 фунтов, с рабочей скорострельностью 1000 выстрелов в минуту. При правильных обстоятельствах — жестокое оружие с дальностью поражения до мили.

Я щелкнул сошками и уперся ногами в стену, опустив голову, пока наводил ствол, хотя никакой адý в хижине не мог заметить меня на моей новой позиции. Затем справа от меня послышался тихий шепот:

— Они в задней части байта. Жди!

Теперь я и правда почувствовал прилив адреналина.

В этот момент из бокового входа в хижину вышел человек в зеленой рубашке. Он был очень темнокожим, и был вооружен винтовкой.

— Это адý? — прошептал я Джимми, не желая, чтобы потом выяснилось, что первым, кого я застрелю, будет гражданский. Но прежде чем он успел ответить, мужчина вернулся внутрь, и оттуда вышел другой, еще более темнокожий араб, одетый только в саронг.

— Нет, он джебали, — пробормотал Джимми.

— Нет. Не этот, другой, — прошипел я.

— Какой еще другой? — Наш разговор шепотом стал походить на комедию.

Почти сразу же из задней части хижины появился еще один человек. Кожа у него была светлее, чем у двух других, и он нес что-то похожее на автомат АК-47 — знаменитое оружие советской разработки, способное отстрелять магазин на тридцать патронов менее чем за три секунды. Он отправился прямо к нашей стороне хижины, прежде чем заметил нас. К этому моменту он находился примерно в тридцати футах от меня, и я мог ясно его разглядеть.

Я видел, как сузились его глаза, когда он осознал свое затруднительное положение. Он начал приседать, взмахнув автоматом в ​​правой руке вперед и вверх, и одновременно схватил ладонью левой руки цевье, пытаясь поднять оружие в боевое положение. Именно тогда я нажал на спусковой крючок своего пулемета.

У адý не было ни единого шанса. Моя первая двухсекундная очередь — более тридцати выстрелов — попала прямо в него, и я видел, как вылетавшие пули вырывали из его спины куски плоти. Его отбросило назад к стене байта из-за обрушившегося на него чистого веса. Я выстрелил еще раз, и одна из моих пуль, должно быть, попала в магазин его автомата, потому что тот внезапно взорвался. Верхняя часть его тела была просто разорвана в клочья.

Как только я увидел это ужасное зрелище, то услышал крик Джимми:

— Еще двое уходят сзади!

Со своей позиции я не мог их видеть, поэтому сорвал пулемет с верхней части стены и, прижав его к плечу, как ружье, крался боком, пока не увидел, как адý отступают с холма, все время стреляя в него короткими очередями. Над головой и где-то слева я услышал звенящий треск летящих пуль, когда люди позади меня открыли огонь.

Я снова открыл огонь, одной длинной очередью отправив пули из оставшихся в ленте патронов в двух мужчин. Рядом со мной стреляли другие, поэтому не уверен, кто убил второго человека, но он внезапно развернулся и выронил оружие. Когда он падал, из многочисленных ран на его груди хлынули огромные потоки крови.

Стрельба закончилась менее чем через пять минут после начала. На склоне холма вновь воцарилась тишина. Мы осторожно двинулись вперед, и трое бойцов горной роты вошли внутрь и зачистили хижину. Фиркат и гейш оставались на своих местах и, похоже, никакого участия в засаде не принимали.

Один из двух человек, убежавших из задней части хижины, был мертв, хотя было невозможно узнать, приложил ли я руку к его убийству. В него попало не меньше полудюжины пуль. Его товарищ, похоже, ушел, хотя и мог быть ранен. Четвертый человек был застрелен на дальней стороне здания другими солдатами патруля. Я даже не видел его, пока мы не наткнулись на его тело.

Я чувствовал себя странно воодушевленным — таким, каким бываешь после нескольких рюмок, но до того, как на самом деле напьешься, — хотя и знал, что эта реакция была вызвана адреналином, который все еще гонял внутри моего организма. Я пережил свою первую встречу с врагом. Моя первая перестрелка. И я впервые убил человека.

Это было странное чувство. Позже, когда мы возвращались в «Белый город», я подумал: «Это действительно здорово. Я только что пережил свой первый бой, и у меня все получилось». У меня не было никаких сожалений, только небольшая печаль по человеку, которого я убил, — возможно, у него была жена и семья, точно так же, как и у некоторых наших парней. Тем не менее, он сам в конце концов выбрал свою судьбу, став террористом.

Джимми был доволен тем, как я сработал, но предупредил о сдержанности. Похлопав меня по спине, он сказал:

— Легко задать жару, но совсем другое дело, когда ты должен это принять. Так что не думай, что ты ветеран. Ты еще просто щенок.

По правде говоря, я и не чувствовал себя кем-то другим, и уж точно не чувствовал себя героем. Но что я действительно знал, так это то, что искренне гордился тем, что сделал свою работу и победил врага, который, замешкайся я на несколько секунд, вполне мог бы вместо этого прикончить меня.

Остаток того дня мы провели на базе в «Белом городе», а на следующее утро вернулись на «Скайвэне» в Салалу. На следующий день нас с Джимми отправили в предгорья, в место, известное как «Диана-1», — хотя одному только Богу известно, что вдохновило какого-то ненормального офицера назвать в честь