Далекие королевства - Аллан Коул
Шрифт:
Интервал:
— Хороший вопрос, друг мой, — сказал Янош. — Но тому есть простое объяснение. Ликантия считает позором снос их стены, и я даже слышал, как жители ворчали, что придет время и на этом месте встанет другая стена. И так уж сложилось, что ни один ликантианин не будет здесь селиться, иначе получится, что они смирились с поражением.
— Ох, надо было бы продать их мужчин в рабство айфора, — сказал Кассини, — женщин забрать себе для наслаждений, от города не оставить камня на камне, а саму почву здесь засыпать солью. Я, конечно, не столь могучий прорицатель, но нутром чувствую, доставят нам эти ликантиане еще немало хлопот.
— Сурово сказано, — сказал Янош. — Я не согласен с тем, что Ликантию надо разрушить до основания. Потому что там, за Узким морем, война как раз привела к такому результату. И я видел, что это такое. Но вы правы в том смысле, что ликантиане не отказываются от мысли возродить былое могущество. Когда я был у них на службе, то слышал такие разговоры постоянно. И если им удастся задуманное, Орисса вновь окажется под угрозой нападения. У ликантиан долгая память на то, что, по их мнению, несправедливо. И потому я предпочитаю держать язык за зубами — что и всем вам сейчас рекомендую. Все мы тут ориссиане или на службе у ориссиан, и если мы будем это подчеркивать, то вряд ли приобретем новых друзей. Ни здесь, в Ликантии, ни дальше, за Узким морем, в Валарои. Я не знаю, насколько далеко Ликантия распространила свое влияние в этих землях, хотя и служил во многих гарнизонах, сторожевые вышки которых мы видим в течение последних двух дней. Мы путешествуем просто как торговцы без родины. Так безопаснее.
Он замолчал и усмехнулся немного смущенно.
— Мои извинения, господин Амальрик, — сказал он почти официально. — За то, что я рекомендую вам соблюдать нейтральность… Но решение, разумеется, остается за вами.
Я рассмеялся, нисколько не обижаясь. Кассини может не одобрять, но я бы не хотел, чтобы в путешествии к моему открытию у нас царил порядок вымуштрованной казармы.
— Любой из нас, кто знает более удобный путь, должен сказать об этом, иначе наши шансы достичь Далеких Королевств сильно уменьшатся. Будем путешествовать без труб, флагов и барабанов, — сказал я.
Янош кивнул, несколько смущенный.
Инз рассмеялся и тихонько, так что услышал только я, сказал:
— А мне доводилось слыхать, что лев неохотно питается падалью.
Нам приходилось продвигаться быстро, но с предосторожностями. Предосторожности диктовались тем количеством денег, которые я вынужден был тащить с собой. Если бы я совершал обычное торговое путешествие, то наличных понадобилось бы совсем немного, а суммы, необходимые на затраты, можно было бы получать в местных банках по кредитному письму отца. Но поскольку наше путешествие начиналось с Ликантии, такой возможности у нас не было. Этот город был не только нашим военным противником, но и серьезнейшим торговым конкурентом. Самые ненавистные враги моего отца, клан Симеонов, возглавляемый ныне младшим из них и злейшим недругом отца, Нису, были ликантианами. Они не только обманывали нас в частных трехдолевых торговых соглашениях, но и — отец был уверен в этом, — зная наши торговые пути, не раз нанимали местных грабителей нападать на наши караваны. И потому отец рекомендовал быть мне очень осторожным в Ликантии.
Путешествие наше проходило пока спокойно, без происшествий, если не считать встречи с ведьмой. Узкая и разбитая дорога шла под огромными деревьями с кривыми сучьями. Нервы у нас были на взводе, поскольку место было идеальным для разбойничьей засады. И вдруг посреди дороги, не пуская нас дальше, появилась какая-то женщина. Она была обнажена, но ни один мужчина не почувствовал бы к ней влечения, опои его любовным напитком хоть в десять раз сильнее того, что давал я Мелине. Может быть, она была и молода, но точно сказать было невозможно, потому что в последний раз вода касалась ее кожи, видимо, еще в утробе матери. Пока наши погонщики натягивали вожжи, она подняла руку ладонью к нам, и быки застыли, словно получив между глаз удар обухом топора. Я услыхал, как зашептались солдаты, но тут же смолкли, как только сержант Мэйн что-то пробормотал. Она подняла другую руку — между пальцами у нее свисал кусок веревки.
— Дань… любовный подарок, — запричитала она.
— Мы никому не платим, мамаша, — сказал погонщик. Она взмахнула веревкой:
— Дань… или эта веревка… эта удавка… эта ниточка… заболтают ножками, задергают ручками… храбрые солдатики… задергают ручками, засучат ножками, и ни один из вас не приласкает свою женушку… задергаются ножки… задергаются ручки…
Солдаты заерзали, негодуя, сержант что-то рявкнул.
Кассини соскользнул с лошади и двинулся вперед. Он глянул вверх, туда, где сквозь ветви сияло солнце, затем, ласково улыбнувшись, глянул на ведьму.
— Ах, женщина, женщина, ты же видишь это дерево, ты видишь эту тень… тень дерева… само дерево… а корни этого дерева так глубоко в земле… — заговорил он нараспев. — Ты застынешь, как это дерево, застынешь, должна застыть… и ни один путник не увидит тебя… и следующий, кто пройдет, будет топором, топором тебе…
Женщина застыла статуей. Я видел, как она пыталась шевельнуть губами.
Кассини грубо расхохотался и сказал:
— Говори, говори, благословляю тебя, о дерево.
— Прости, прости, — последовал ответ колдуньи. — Я не знала, что среди вас тот, кто может. Прости меня.
— Не у меня проси прощения, — сказал Кассини. — Проси прощения у тех людей, которых назвала ты храбрыми солдатиками.
— Железные мужчины, железные мужчины, в любви вы как из железа, веревка исчезла, петля исчезла, нитка исчезла, ничто над вами не висит… вы из железа, вы из стали.
— Благодарим тебя, женщина, — сказал Кассини. Он подошел к лошади и сел верхом. — Амальрик, — спросил он, — не будем лишать ее судьбы?
Из уст ее вырвался скорбный вопль.
— Ты дерево, о дерево! — рявкнул Кассини. Воцарилась тишина. Я смотрел на окаменевшую женщину.
— Нет. Не надо.
Я достал из кошелька три золотые монеты и бросил их на дорогу.
— Да будет она свободна, — сказал я.
— Ты слышало, о дерево? — неохотно сказал Кассини. — Ты будешь свободна, но застынь, застынь, должна стоять недвижно, пока тень от этого дерева не упадет на тебя.
Я кивнул погонщикам, и они хлестнули вожжами по спинам волов. Шарабан объехал ведьму, и мы продолжили свой путь. Когда мы поворачивали, я в последний раз оглянулся на эту женщину, застывшую посреди дороги, словно статуя на улице Богов.
Янош подъехал к Кассини.
— Интересное заклинание.
— Да, — согласился тот. — Хорошее заклинание и замечательно помогает, если только направлено против того, у кого ум бесхитростен.
Я был озадачен — то, что говорил Кассини, противоречило общепринятым понятиям. Заклинания действуют на всех одинаково, от магистра до крестьянина, от раба до господина. Или все-таки нет? Но тут колеса шарабана застучали по камням, а подковы лошадей зазвенели, и мои мысли вернулись к реальности.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!