Далекие королевства - Аллан Коул

Существо заговорило слабым голосом человека, которого только что выпустили из подземной тюрьмы архонтов.

— Вас призывают, — зловеще прохрипело существо. — призывают в замок. Всех неликантиан, мужчин и жен — Вас призывают. В час ночи. Оракул назвал это время, приказано явиться. Всем. Это приказ архонтов. Вы должны подчиниться. Вас призывают. Тот, кто не подчинится найдет смерть, смерть от огня, смерть от воды, смерть от удавки, смерть в бездне. Это голос архонтов. В час.

Существо вышло со двора на улицу и потрусило к следующей гостинице. Я обернулся и увидел окаменевшее лицо Яноша.

— Это очень серьезно, — сказал он. — Архонты что-то затеяли. Прикажи всем одеваться. Пусть никто не берет оружия, даже столового ножа. Мы должны отправляться на площадь замка… Или все умрем.

На улицах Ликантии было жутковато: повсюду ярко пылали факелы, освещая лица взволнованных чужестранцев; безмолвные патрули ликантианских солдат, проталкиваясь сквозь толпы, отказывались отвечать на вопросы, повторяя лишь приказ архонтов. Темными стояли высокие дома, но то тут, то там я замечал, как мельком появлялось в окне белое пятно лица, чтобы быстро спрятаться за занавеской.

Янош торопливо ушел в свою комнату, я же отдавал приказания. Я услыхал шум, будто что-то разбилось. Затем наступила тишина. Я окликнул Яноша три раза, прежде чем он вышел. Когда мы пошли по улице, я услыхал, как он остановил Мэйна и что-то ему сказал. Затем подошел к Инзу и спросил того шепотом, умеет ли он читать. Инз, хоть и перепуганный, совладал с собой и сказал, что, разумеется, умеет в отличие от этих ликантийских варваров.

Затем Янош подошел ко мне.

— Вот, — прошептал он, протягивая мне кусочек металла. — Выучи. По моему сигналу произнесешь это вслух. Я дам знать когда. Это же выучили Мэйн и Инз.

— А Кассини? — прошептал я. Наш воскреситель вышагивал в нескольких ярдах впереди.

— Ему не о чем беспокоиться, — сказал Янош. — Наш магический покров прикроет и его. — Он протянул мне шапку, которую обычно слуги надевают при пыльной работе. — Надень.

Впереди вставал замок. Над главным входом с открытыми воротами и поднятой защитной решеткой ревел неизвестно откуда берущийся огонь. Я услыхал обрывки шепота, которым обменивались наши солдаты:

— Похоже на колдовство…

— Ради богов, — прошипел Янош. — Ничего не говорите и даже не думайте ничего плохого о том, что происходит.

Света теперь было достаточно, чтобы я мог разглядеть, что меня в руках. Это был обломок отлично отполированной бронзы. Теперь я понял, что за звон я слышал — этот кусок бронзы был частью отражателя одной из ламп в нашем жилище. На обломке ножом было нацарапано несколько слов:

Я зеркало

Я невидим

Я думаю так же, как ты

Мой разум — стена

Ничего не ощущает

Ни о чем не думает

И то, что ты видишь — это ты

И то, что ты видишь — это мы

Я зеркало.

Несмотря на испуг, я не мог не удивиться: сначала этот узелок с магическими предметами, а теперь вот и заклинание. Неужели Янош Серый Плащ воображает себя воскресителем? Но на дальнейшие раздумья времени не было. Как только мы, миновав ворота, оказались в огромном открытом дворе, нас окружили солдаты.

В дальнем конце двора возвышался огромный подиум. На нем стояли два человека; над их головами мерцал нимб, и они казались выше, чем любой другой человек. На каждом из них была диадема архонта. Я содрогнулся… Знак был зловещим. Обычному смертному, не говоря уж о чужестранцах, просто немыслимо было попасться на глаза архонтам Ликантии, этим местным властителям-воскресителям. Я слышал, как кто-то из наших солдат зашептал молитву, и тут раздался глухой удар, которым наградил его Мэйн. Ликантийские солдаты выстроили всех прибывших в шеренгу. На площади иноземцев было три или четыре сотни. Все были одеты наспех, но по платью все равно легко отличались от ликантиан. Мужчины и женщины, благородные и рабы, дети и старики. Некоторые плакали, некоторые пытались держаться бодро, некоторые были вообще пьяны.

И тут меж двух архонтов появился кто-то третий. Я услыхал голос, доносящийся, казалось бы, ниоткуда и отовсюду:

Бродит зло, бродит зло, бродит зло в ночи

Зло для меня, зло для Ликантии, зло, с которым должно быть покончено

Видение отчетливо, видение отчетливо

Настал час

Настал час

Ищи, наш гонец, наш изыскатель, наш преданный.

Третье существо — и тут я разглядел, что это тот самый страшный гонец, что созывал нас, существо, созданное чернейшими из заклинаний, — соскочило на площадь, покрытую песком. Оно стало бегать вдоль шеренг, и я сразу понял, что сейчас оно в новой роли, роли ищейки. Я слышал по мере его приближения, как оно принюхивается. И тут же понял, что пора, и зашептал:

— Я зеркало, я невидим…

Существо медленно продвигалось вдоль шеренги. Когда оно приблизилось ко мне, один из наших солдат упал в обморок. Я слышал глухой звук от падения тела на песок.

— … ничего не ощущает, ни о чем не думает…

Чудовище стало передо мной. Я не отваживался поднять на него взгляд. Его морда ткнулась мне в ногу, и я еле сдержался, чтобы не отскочить.

— И то, что ты видишь, это ты…

Я выдержал. Ищейка удалилась. Я услыхал какое-то хныканье, удалявшееся от меня, но даже глазом не повел. Зверь скулил, как собака, которая чует добычу, но не может понять, где же она прячется. Послышался стук когтей, снова приближающийся ко мне.

— И то, что ты видишь — это мы…

И вновь зверь прошел мимо. Он выскочил из наших рядов на открытое пространство между нами и архонтами. Сев на задние лапы, существо завыло на луну. Один раз. Второй. Третий раз. Кто-то из иностранцев вышел из ряда на ее вой и приблизился к ищейке.

Это была молодая женщина. Даже сейчас я помню, как хороша она была. Она была очень молода — возможно, еще девственница. На ней было только ночное белье. В других обстоятельствах кто-нибудь и ощутил бы при виде ее желание. Но только не теперь. Не здесь. Ликантия выбрала свою жертву. Она шла к зверю. Складывалось такое впечатление, что ноги сами несли девушку, вопреки ее воле. Магия не отпускала. Миловидное лицо исказилось от ужаса. Воздух перед ней замерцал, как над головами архонтов. Мерцание сгустилось и превратилось в кинжал — небольшой, слегка искривленный. Таким ножом она и сама, наверное, не раз пользовалась на кухне, а если она была благородного происхождения, то раб таким ножом по утрам разрезал для нее фрукты.

Очень медленно женщина взяла клинок, развернула его острием к себе. И вдруг нанесла себе первую рану. Несмотря на заклинание, девушка вскрикнула. Никто из шеренги не мог двинуться с места и не мог даже глаз отвести. Она еще раз ударила себя. И еще. По сей день ее крик звенит в моих ушах. Только через час эта мука кончилась, она перестала кричать, и ей позволено было умереть. Чудовище исчезло, пуст стал и подиум.