Непредвиденные изменения. Книга первая. Часть вторая - Юрий Николаевич Москаленко

заходить, так как и так потерял много времени. А с нашими чиновниками в таком случае, он долго простоит, да и платить придётся — ковыряет носком сапога землю Скоробогатов.

— Даже так…А не кажется вам это странным, Антон Никитич? — всё так же напираю на моряка.

— Нет. А я причём. Правил он не нарушает. Войны с Турцией сейчас нет — уже пришёл в себя Скоробогатов и начинает «лезть в бутылку» показывая, что он военный моряк и ничего не боится.

— Спокойней лейтенант, а то можешь и сухопутным рядовым стать… где-нибудь на Кавказе. Значит так, переходишь в моё подчинение. Будем брать пароход — пытаюсь командовать уже им.

— И не подумаю. И никуда я шхуну не поведу. И вообще… Вы мне не начальник. То, что вы задумали это пиратство и не один честный моряк, а тем более дворянин, на это не пойдёт — взбрыкнул Скоробогатов.

Ну как с такими деятелями можно войну выиграть? Приказам не подчиняются, думать не хотят, зато гонору…гонору много. Наверное, я и не справедлив, ну и пусть. «Солдаты с головой льва, офицеры с головой осла и генералы без головы». Эту хлёсткую характеристику русской армии времен Крыма выдали ещё французы, штурмовавшие Севастополь. На первый взгляд она куда ближе к истине, нежели общее представления о том, что крепостническая Россия проиграла военно-технологическую гонку странам Запада. Вспомнилась мне когда-то прочитанная статья одного из историков о Крымской войне, который изучал разные источники, а не только русские. Англичане у своих берегов такого бы точно не потерпели, обязательно бы обыскали. Да, с такими командирами мне только и остаётся, как сделать огромную бомбу и самому зашвырнуть на Париж или Лондон. По-другому выиграть будущую войну просто невозможно.

— Неплохо, но глупо. Сначала бы к себе критично отнеслись. Попались как баран. А если бы я неприятелем был? Почему канониров сразу отпустили, а не проверили? А где ваши абордажники? Что, нечего сказать? В ковёр его, пусть подумает — злюсь и отдаю распоряжение, надеюсь будет ему наука.

— Да как вы смеете… да я вас на дуэль вызываю — гневно воскликнул капитан шхуны.

— А я тебя нет. А будешь сопротивляться, я тебе просто мозги с пистолета вышибу — рявкнул я ему в лицо, выхватил пистолет и направив ему в голову. — Всё игры закончились. Как нормально Родине послужить так у вас кишка тонка. Только и можете, что трупами русских солдат врага закидывать, да и сами тупо гибнуть — злюсь, как не знаю кто. Ох, и «наломаю я дров» чувствую… хотя уже начал. В общем, остается только наломать такой лесоповал, чтобы скандал не выгодно было раздувать.

— Одно слово жандарм — выпалил напоследок Скоробогатов, когда его тоже заворачивали в ковёр. Благо этого добра тут у греков достаточно.

— Так атаман, что ты там за баркас должен? — перехожу к Щербе, который скалится. — Что понравилось представление, а вот мне, нет. Вечно с ними проблемы…белая кость — машу рукой.

— Сто рублей — смеётся не только атаман, но и его люди. И правда где ещё увидишь, как офицера закатывают в ковёр.

— На тебе триста. Забери свой баркас и найми какую-нибудь парусную галеру, чтобы пароход захватить. Подбери ещё бойцов. Купи продуктов, овса с ячменем для лошадей и давай быстро сюда — начинаю отдавать распоряжения.

— О вот это дело… А ты точно знаешь, что мы будем делать? — с этими словами сотник махнул десятку казаков, и они умчались в Таганрог.

Потом я кивнул казакам, и мы небольшой толпой направились на шхуну. Спокойно зашли на судно. Полнейшая расхлябанность, подумал я и это военный корабль? Подошли к трём офицерам, которые что-то обсуждали возле небольшой надстройки.

— Так господа. Ваш капитан отказался нам помочь в поимке контрабандистов и шпионов в нейтральных водах, за что и арестован. Поэтому прошу, постойте пока спокойно тут. Если уж не хотите помогать, то хотя бы — не мешайте. Договорились? — и смотрю пристально на офицеров.

Офицеры немного впали в ступор от такого моего заявления. С другой стороны им так даже лучше.

— Простите, а кто вы будите? — несколько смущённо спросил один, явно старший из них и по возрасту и по званию. Хотя все они были мои ровесники, в отличие от рядового состава. На палубе же я видел несколько дядек, явно лет пятидесяти. Одеты матросы крайне бедно. Все в поношенной форме, на ногах у большинства самодельные вязаные тапки.

— Специальное жандармское подразделение — даю ответ. — Вот мандат.

— А…понятно — толи осуждающе, толи констатирует сам факт, спрашивающий.

— Возьмите лучше на берегу сети, лодки и попытайтесь поймать рыбу. А то ваши матросы плохо выглядят. Только потом назад их повесьте — надо их занять делом, чтобы не учудили что-нибудь.

Дальше сходим на берег и идём заниматься хозяйскими делами. А их, к сожалению очень много и не все удаётся решить нормально. Самая большая проблема с продуктами, которые банально закончились. Оставил лишь немного для женщин. Ну да, такая-то орава людей. С девушками тоже постоянно какие-то проблемы, хорошо хоть пристрастились на конях верхом ездить и с лука учиться стрелять. Сначала, когда я это им предложил, да ещё и в мужской одежде, мне чуть вселенскую истерику не закатили. А сейчас ничего, нравится. Гриша с Саввой водят коней под уздцы по двору, а они гордо восседают. А лук я самый плохой забрал у казаков и передал им. В отличие от регулярных войск, некоторые казаки луками пользуются, но больше конечно для охоты. Будет «подарок» домашним и знакомым, когда девицы домой вернутся. Потом ухаживают за лошадьми, потом баня в общем, пока заняты.

Казаки так и остались за двором, построив шалаши, но им не привыкать. Отдали им печь с жаровницей на время, некоторые другие вещи и продукты. Оружие, которые мы раздали, боюсь, что назад забрать и не получится. Уж больно в него казаки вцепились. Ладно, договоримся как-нибудь.

Грека ещё раньше захоронили свои соплеменники, которых после просьбы и поручительства Щербы выпустили. Но я настоял, чтобы они временно пожили на другом хуторе до нашего отъезда. Когальникова со товарищами и трупы поляков захоронили в овраге. С новых трофеев мне достались сёдла, сумки с походными вещами и немного серебряных денег. Остальные вещи, включая трёх коней, отдали казакам. Одного раненого коня пришлось добить, а потом и съесть.

Я специально не стал брать ничего другого. Не все казаки были довольные даже таким распределением. Но Щерба заверил меня, что всё нормально, а когда здесь закончим, то он наведается в Нижне-Чир и наведёт там шороху. Роль Колальникова я так и не понял, если честно. Скорее всего, приехал получать указания, ну и возможно и оружие для него тоже.

Зашёл в дом и проверил новых пленников. Выслушал обвинение Скоробогатова, отвечать не стал. Сел за стол и подвинул к себе все вещи, что сняли с англичан. Больше всего сначала заинтересовал массивный перстень доктора. В этом времени многие состоятельные, и не только, люди носили много перстней. И большинство из них играло далеко не декоративную функцию. Так и тут оказалось. В перстне был спрятан желтоватый спрессованный порошок.

Разбирался я с ним долго, потом принялся за вещи. Если бы я не представлял, что искал, то вряд ли бы их нашёл. Я же искал спрятанные письма, без них я точно рискую оказаться на каторге. Они были спрятаны в медицинском саквояже с двойными стенками. Причём стенки устроены так хитро, что не сразу и нашёл. Там лежало два письма на французском языке без адреса, в самом саквояже полном всяких медицинских инструментов и фармацевтических препаратов. Также много разных бумаг и документов не спрятанных. Бегло пролистав. Я так понял, что это медицинский журнал и другие разные наблюдения, вплоть до общих. Наверное, там много интересного. Хотя могут быть и зашифрованные записи. Нашёл и мандат от губернатора — князя Захара Семёновича Херхеулидзева разрешающий доктору Джозефу Белл находится в Керчь-Ениколе и во всём Керченском округе. «Хорошая бумажка» припрячем. Ладно, мне это пока это не интересно. Дома со всем этим будем разбираться. Так же обнаружил английские и русские деньги, и довольно приличную сумму. А вот это очень хорошо.

— Ну, что скажите на это? — показываю письма англичанину.

— Как вы смеете. Ви ни цивилизованные люди. Нельзя читать частную почту — возмутился он.

— Может кому-то и нельзя, а мне можно. А вот передача таких писем у нас, как раз на двадцать лет каторги и тянет — хотя если честно, я даже не представлял, кому эти письма и что в них. Будем брать на понт.

— Это письма меня попросили передать. И что тут такого незаконного? — попытался извернуться он.

— Да ничего. Двадцать