Тигр, светло горящий - Трейси Шевалье

— Я ее довольно скоро потеряла. В зарослях орешника неподалеку от Нетлком-таут.

— Вот трагедия! — воскликнула девочка.

Мейси в последнее время стала более чувствительной к взаимоотношениям между парочками. Она наполняла эти отношения таким эмоциональным содержанием, которое было недоступно Анне, как она сама себе в том признавалась.

Анна скосила взгляд на дочь.

— Ну, никакой особой трагедии не было.

Она бы ни за что не сказала об этом Мейси, но свистульку она потеряла, когда возилась с Келлавеем — «сохраняла свою честь до брачной постели», как выразился Томас. Теперь, по прошествии стольких лет, трудно было представить, что они занимались такими глупостями. Хотя она и знала, что все еще любит мужа, но чувствовала себя старой и охладевшей.

— Как ты думаешь, Сэм теперь уже женился на Лиззи? — спросила Мейси. — Ей ведь в прошлом году в Михайловом пироге попалось колечко, да? Значит, пора ей замуж.

Мать хмыкнула.

— Это старая история. Но вообще-то Сэм обещал прислать весточку, если женится.

— Жаль, что нас там не было и мы ничего этого не видели. Лиззи, наверное, была такая хорошенькая с цветами в волосах. Как ты думаешь, что она выбрала? Я бы, конечно, выбрала белую сирень.

Анна нахмурилась, быстро обматывая нитью колечко. Они с Мейси уже многие годы в свободное время делали пуговицы, и ей всегда нравилось сидеть с дочерью, болтать о том о сем или просто молчать вместе. Но сейчас она мало что могла добавить к замечаниям Мейси о любви и красоте, о мужчинах и женщинах. Такие мысли были теперь далеки от ее жизни, как, впрочем, и прежде. Она не помнила, чтобы ее интересовали такие вещи в четырнадцать лет. Даже когда ей исполнилось девятнадцать и Томас Келлавей начал ухаживать за ней, она была удивлена. Иногда, прогуливаясь с ним по дорожками и полям или тискаясь в леске, где и была потеряна свистулька, она чувствовала, будто это кто-то другой на ее месте — кокетничает, краснеет, целуется и обнимает своего возлюбленного, а сама Анна стоит где-то в сторонке и изучает древние складки и камни окружающих холмов. Ее смущал этот пристальный интерес Мейси.

Но свадьбу своего старшего сына она бы тоже не прочь была посмотреть. Пока они получили от Сэма только одно письмо — в начале мая. Мейси, которая умела читать и писать лучше, чем кто-либо из Келлавеев, взяла себе за правило писать ему каждую неделю и начинала свои письма абзацем, полным вопросов и размышлений о том, что теперь может происходить в Пидл-Вэлли. Кто стрижет овец, кто делает больше всех пуговиц, кто побывал в Дорчестере, или Веймауте, или Бландфорде, у кого родились дети? Но Сэм не отличался разговорчивостью. Единственное его письмо было коротким и плохо написанным и не отвечало ни на один из вопросов Мейси. Он сообщил только, что у него все в порядке, что он вырезал подлокотники для новых скамеек в церкви Пидлтрентхайда, что шли сильные дожди, от которых на Плюше образовалась целая река и даже затопило несколько домов. Келлавей с жадности поглотили эти новости, которых было так мало, что их голод остался неутоленным.

Поскольку они получали мало известий из дома, то Анна и Мейси могли только предаваться игре воображения, работая над пуговицами. Продал ли хозяин паб «Пять колоколов», как давно уже грозился? Починили ли к Пасхе брус, на котором висел звонкий колокол церковной колокольни? Устанавливали ли в этом году в Пидлтрентхайде или Пидлхинтоне майское дерево?[39]Найдет ли Лиззи лучшую бузину, чтобы приготовить питье, будет ли у нее сирень в волосах на свадьбе, которую пропустят Келлавей?

Анна потрясла головой и сосредоточилась на бландфордском колесе — обмотка колечка была завершена, и теперь можно было переходить к спицам, чтобы колесо выглядело как настоящее.

— Что это за звук? — спросила Мейси.

Анна услышала от соседей характерные звуки — стук-стук-стук.

— Это, наверное, миссис Блейк со своей тяпкой в саду, — сказала она вполголоса.

— Нет, тут еще что-то другое. Вот опять — кто-то стучит в дверь мисс Пелхам.

— Пойди посмотри, кто это, — попросила мать. — Может, принесли билеты в цирк.

Анна слышала, что скоро будет новая программа, а Филип Астлей с каждым изменением присылал им билеты. Она понимала, что заболела цирком и, может быть, слишком уж охотно ждет щедростей от мистера Астлея, одаривавшего их билетами.

«Места в обмен на места», — сказал он как-то раз, довольный стульями, которые сделал для него Томас Келлавей.

Мейси, подходя к двери, провела рукой по волосам и одернула платье, чтобы оно сидело как надо. Хотя билеты им обычно приносил мальчик из цирка, Мейси мечтала, чтобы когда-нибудь вместо мальчика появился Джон Астлей. Во время последнего посещения цирка она пришла в особенный восторг от игры Джона, который представлял Арлекина в «Приключениях Арлекина». Целых полчаса Мейси поедала его глазами, а он в это время пел, ухаживал за Коломбиной, которую играла новенькая — мисс Ганна Смит, и гарцевал на своей гнедой кобыле. Мейси смотрела все это, готовая разрыдаться. Комок, подступавший к ее горлу, застрял там надолго, когда один раз ей показалось, что Джон посмотрел на нее.

По зрелом размышлении она, конечно, прекрасно понимала, что Джон Астлей для нее недостижим. Он был красив, образован, богат, вырос в городе. Останься она в Пидл-Вэлли, то вышла бы замуж за кого-нибудь, кто являл бы полную ему противоположность. Хотя Мейси и любила отца и братьев — а особенно Джема, — они рядом с Джоном Астлеем казались неотесанными и скучными. И потом, эта влюбленность отвлекала ее от Лондона, которого она продолжала побаиваться, от смерти брата Томми, которую она переживала еще острее четыре месяца спустя. Только теперь ей казалось, что он не упокоился в Пидлтрентхайде, а в любую минуту может появиться у дверей мисс Пелхам, насвистывая и хвастаясь своими приключениями на пути в Лондон.

Несколько мгновений Мейси постояла перед дверями, прислушиваясь к стуку, который становился все настойчивее и нетерпеливее. Может быть, это и в самом деле Джон Астлей?

Это был не он.

За воротами стояла женщина, которую Мейси никогда прежде не видела, — среднего роста, но казавшаяся высокой благодаря своему телосложению. Нет, она не была толстой — только внушительной, а ее руки были не толще ягнячьих ног. Пунцовые щеки на круглом лице создавали впечатление, что ей приходится много бывать на жаре. Каштановые волосы убраны под шапочку, из-под которой выбились в двух-трех местах, чего она, казалось, не замечала. Глаза у гостьи были живые и одновременно усталые. Она зевнула, глядя на Мейси, даже не прикрыв рта.

— Привет, детка, — сказала она. — А ты вроде хорошенькая, а?

— Я… извините, но мисс Пелхам сейчас нет, — пробормотала Мейси, польщенная комплиментом, но разочарованная тем, что это не Джон Астлей. — Она вернется через неделю.