Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1917 год. Распад - Олег Айрапетов

Настроение было самым подавленным26. Метания от одного здания к другому не могло воодушевить отряд, но самым тяжелым образом подействовал на сознание офицеров и солдат тот факт, что дворец они покинули по приказу брата императора27. Они не могли рассчитывать ни на сочувствие, ни на поддержку. К концу дня 27 февраля (12 марта) 1917 г. большая часть Петроградского гарнизона уже перешла на сторону революции. Беляев, который еще днем был уверен «в скором наступлении спокойствия», вечером, в 19:22, был настроен уже пессимистически, он сообщал в Ставку, что «военный мятеж» имевшимися у него «немногими оставшимися верными долгу частями погасить пока не удается», и поэтому просил о спешной присылке «действительно надежных частей, притом в достаточном количестве, для одновременных действий в различных частях города»28.

Буквально через несколько минут военный министр отправил еще одну телеграмму, сообщавшую о том, что Совет министров принял решение объявить Петроград на осадном положении и что «ввиду проявленной генералом Хабаловым растерянности» в помощники ему назначен Занкевич29.

Следует отметить, что реального положения дел в Петрограде в Ставке по-прежнему не знали. По свидетельству Генбери-Вилльямса, абсолютно неясно было, где находится Правительство и кому принадлежит власть в городе. К 12 марта точно было известно лишь то, что на улицах северной столицы России арестовывают офицеров30. Только теперь в штабе Главковерха поняли всю серьезность положения в столице, и Алексеев решился направиться на доклад к императору31. Генералу было трудно выполнять свои служебные обязанности, у него была высокая температура. Судя по всему, Алексеев всего лишь хорошо отдохнул в Крыму, до выздоровления ему было далеко. В Ставке офицеры считали, что генерал вернулся, не завершив лечение, для того, чтобы возглавить подготовку к весеннему наступлению32.

Было ясно, что перестановки в командовании гарнизоном столицы не могли уже изменить ход событий. Совершенно очевидно, что в Петрограде был необходим новый командующий и, что не менее важно, новые войска. Вновь возникла кандидатура Иванова: генерал имел репутацию человека, умеющего общаться с солдатами, кроме того, вспомнили и о том, как энергично он действовал при подавлении мятежей в первую русскую революцию. Алексеев сделал очередной доклад императору, во время которого предложил назначить Иванова командующим Петроградским военным округом и придать в его распоряжение части, снятые для подавления мятежа с Северного и Западного фронтов33. После доклада Николаю II Наштаверх послал главнокомандующим Северного и Западного фронтов телеграммы, извещающие их о новом назначении Иванова. Кроме того, Алексеев приказал «с возможной поспешностью» отправить в столицу по бригаде кавалерии и пехоты с артиллерией и во главе с энергичными начальниками с тем, чтобы они «имели под командой свои полки, хорошо им известные и на которые они могли бы иметь нравственное влияние…»34

Во время доклада начальник штаба Ставки рекомендовал придать Иванову батальон георгиевских кавалеров и роту Сводного полка для того, чтобы избежать «неприятностей» по пути35. Император еще не хотел покидать Ставку, а батальону первоначально ставилась только задача охраны и сопровождения генерала Иванова36. Сам он узнал о своем назначении после обеда, на который был приглашен днем37. Квартира генерала располагалась в здании вокзала, в четырех верстах от Ставки, жил он уединенно и к моменту назначения имел самые смутные представления о том, что творилось в столице38. По завершении обеда он был приглашен императором в кабинет, где и получил приказ о новом назначении39. Информацию о том, что происходит в столице, Иванов также получил лично от монарха.

Она сводилась к следующим словам: «Я Вас назначаю главнокомандующим Петроградским военным округом. Там в запасных батальонах беспорядки и заводы бастуют»40. После этого Иванов отправился в кабинет Алексеева, где находился генерал Тихменев, только что получивший приказ готовить поезд для Иванова и георгиевского батальона. Увидев своего бывшего командующего, Алексеев встал и сухим голосом сказал: «Ваше Высокопревосходительство, Государь Император повелел Вам во главе георгиевского батальона и частей кавалерии, о движении коих одновременно сделаны распоряжения, отправиться в Петроград для подавления бунта, вспыхнувшего в частях Петроградского гарнизона». Иванов ответил, что воля императора для него священна и он постарается выполнить его распоряжение41.

Вечером 27 февраля (12 марта) Николай II изменил свои планы. В 19:06 он отправил жене телеграмму: «Выезжаю завтра 2.0. Конная гвардия получила приказание немедленно выступить из Нов.[города] в город (Петроград. – А. О.). Бог даст, беспорядки в войсках скоро будут прекращены»42. Причина этого решения была проста: в Царском Селе еще сохранялось спокойствие, однако прочно полагаться можно было лишь на две сотни Собственного Его Величества конвоя по 150 человек каждая, которые несли охрану дворца. Подступы к дворцу охранял Сводный полк. Тем не менее даже взятые вместе оборонять дворец и тем более само Царское Село без поддержки его почти сорокатысячного гарнизона эти части, естественно, не могли43. Между тем военный министр генерал Беляев сообщил о возможности движения революционных толп к Царскому Селу и посоветовал вывезти оттуда царскую семью. Из Могилева был отдан приказ готовить специальный поезд, докладывать о подготовке императрице запрещалось. Обсуждалась возможность отправить семью в Ливадию. От этих проектов отказались. Дети Николая II были больны корью, вывезти их поездом к отцу не представлялось возможным, и он решил сам поехать в Царское44.

Император отправился в здание штаба, где его встретил Лукомский. Алексеев лежал с высокой температурой в своей комнате. Николай II заявил, что лично составил текст телеграммы (о придании Иванову диктаторских полномочий), и просил передать, что «это мое окончательное решение, которое я не изменю, и потому бесполезно мне докладывать что-либо по этому вопросу»45. Начальник штаба Ставки был категорически против отъезда императора. Когда вечером Николай II все же решил уехать, он отправил дворцового коменданта известить о своем решении генерала Алексеева. Тот уже спал. Воейков так описывает последовавшую сцену: «Как только я сообщил ему (М. В. Алексееву. – А. О.) о решении Государя безотлагательно ехать в Царское Село, его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение, и он с ехидной улыбкой слащавым голосом спросил меня: “А как же Он (Николай II. – А. О.) поедет? Разве впереди поезда будет следовать целый батальон, чтобы очищать путь?”»46 Эти слова вызвали удивление Воейкова, потребовавшего ясного ответа, считает генерал Алексеев поездку императора опасной или нет. Алексеев ответил, что ничего не знает и ничего против подобной поездки не имеет. В общем, первая реакция генерала очевидна: он был против отъезда Николая II, однако не настаивал на своей точке зрения. Вскоре сам Алексеев явился к императору, но и после этой встречи решение последнего отправиться в Царское Село не изменилось. На убежденность Николая II, безусловно, сильно повлияли опасения за будущее его семьи, тем более что вывезти ее в безопасное место не представлялось возможным47.

Революция победила в Петрограде, но в Могилеве еще не осознали масштаба случившегося. Вечером в Ставку пришла следующая телеграмма от Родзянко: «Положение серьезное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие и топливо пришли в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо поручить лицу, пользующемуся доверием, составить новое правительство. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, что бы этот час ответственности не пал на Венценосца»48. Телеграмма осталась без ответа. Ту же самую информацию от Родзянко получили 27 февраля (12 марта) и в штабе Северного фронта49. В эти первые дни февральских событий в Ставке офицеры были настроены спокойно, сообщения Родзянко считали преувеличенными и были уверены, что власть скоро подавит «опасный бунт»50. Сам Иванов поначалу был уверен в успехе, помня о том, как легко удалось справиться с волнениями в Сибири в 1905 г.51