Странствие. Книга I - Григорий Исаев

вспомнил, так и сказал… — стал оправдываться Варий. Он знал, что Тит вспылит и ждал этого. На самом деле он хотел сообщить раньше, но вспоминал об этом только, когда был с Тасией. Но не мог же он бросить ее ради пустяков — ему до Оликуса, Натана и прочих подлецах дела никакого не было.

— Дурья твоя голова!

Варий смущенно глянул на Тита, но глаза его были наполненный беспечным равнодушием. Тит заметил, что Варий с трудом сдерживает улыбку, но за годы совместной службы смирился с этим и ничего не сказал — таков был Варий.

Тит пораскинул мыслями, чтобы сообразить, что к чему, и обратился к Хадегису.

— Хадегис, кто отдал тебе приказ Бени по Алфаяту, Субруфу и остальным?

— Сам центурион Оликус.

— У него был посыльный от Бени?

— Я не видел.

— Уже поздно выяснять это… — заметил Варий. — И даже если ты узнаешь правду, что ты сможешь с ней сделать? Никто тебя не послушает.

— Он прав… — подтвердил Комес.

— Надо выяснить у Бенигуса Неро. Если он не подтвердит, что подписал приказ, то можно будет обвинить Оликуса в получении взятки.

— Ага, так просто прийти к Бенигусу Неро и потребовать объяснений. Плевое дело. — с издевкой заметил Варий.

— Можно что-то придумать, — отмахнулся Тит.

— А если Бени подтвердит, что он отдал этот приказ? Ты его обвинишь в преступлении, легата стражи? — спросил Комес. — Или если не подтвердит, то что? Ты объявишь центуриона преступником? У тебя нет ни власти, ни влияния, чтобы предъявлять им обвинения. И одних слов блудной женушки…

— Эй, полегче! — воскликнул Варий.

— Извини… И одних слов женушки Онестуса не очень-то достаточно, чтобы доказать вину Оликуса. Так бы уже давно нашлись и другие, кто захотел бы закопать этого бандита.

Тит некоторое время молчал, сосредоточенно копая яму. Пот стекал по его лицу, движения были резкими. Он сдерживал свой гнев как мог. Вот оно — он боролся с этим, поддерживая Иллира и, когда Иллир оказался у власти, ничего не поменялось.

— Ничего не поменялось… — Тит опустошенно повторил свои мысли вслух.

— Не переживай так, — поддержал его Комес, — прошло слишком мало времени, чтобы что-то изменилось.

— Надо делать все сразу! Иначе они вновь запустят свои щупальца во власть, и тогда нам с ними не совладать.

Варий только ухмыльнулся.

— Ты романтик… Не от этого мира. Ты копаешь яму, но хочешь поменять мир.

Хадегис глянул на него с укором.

— Командир все правильно говорит, — заступился он, но Тит не обратил на его слова внимания — ему не нужна была поддержка, особенно от Хадегиса.

— Я хоть и копаю яму, но делаю это по своей воле. Я из Люксидумов. Пока я ношу это имя, они будут вынуждены со мной считаться.

Тит обдумывал все варианты. Ему было так мерзко, что он слепо выполнил приказ, даже не подумав о том, что правильно, а что нет. Как минимум то, что Оликус был преступником, а это для Тита было делом решенным, стоило того, чтобы биться за правду. Ему важно было понять, что он мог сделать. Время было против него, и чем его пройдет больше, тем меньше шансов восстановить справедливость было у Тита.

К вечеру лагерь был установлен. Десятки шатров и палаток ровными рядами стояли поперек поля, окруженные прочным частоколом. Лагерная суета поутихла, и бдительные часовые стояли на своих постах, внимательно наблюдая за каждым движением вокруг. Солнце еще не зашло, но по всему лагерю разгорелось множество огоньков от факелов, освещая темные уголки и придавая уют всему месту. Красное зарево теплым светом вылилось на небо, создавая волшебную атмосферу, но по земле пополз прохладный вечерний туман, окутывая все вокруг таинственной дымкой. Воздух был наполнен смесью запахов: древесного дыма, свежей травы и готовящейся на костре пищи. Воины, закончившие свои дневные дела, собирались возле огней, тихо переговариваясь и наслаждаясь заслуженным отдыхом. В тишине можно было услышать далекое пение ночных птиц и шорох листвы. Этот вечер казался особенным, обещая спокойную ночь перед новым, неизведанным днем.

Контуберния Тита уже давно разместился в своем шатре. Там, в шатре, быт был налажен весьма условно: прямо на землю накидывали толстую ткань, поверх нее шкуры — спали прямо на них. Вообще в эзильской армии у солдат было мало комфорта. Мыться было принято в реке, если она была где-то поблизости, но только в строго отведенное время. Если начинался дождь, тент шатра как правило сильно протекал. Иногда его усиливали шкурами, но чаще это было доступно только офицерам. Внутри обычно плохо пахло — грязные солдаты, прелая одежда и вещи создавали небывалые ароматы. Прием пищи проходил тоже только в отведенное время. На этот промежуток времени усиливалась охрана периметра, чтобы не застигнуть воинов врасплох.

Тит плохо спал, переживая из-за отца и ситуации с Оликусом. Он смог уснуть только под самое утро. С утра Тита разбудил гром походной трубы. Это не был подъем. Он вскочил и, не одевая на себя обмундирования, выскочил наружу. Оказалось, что в лагерь въезжал большой строй пышно наряженных конных всадников. Они двигались по главной дорожке, у которой и располагался шатер Тита. Во главе колоны Тит разглядел человека в доспехах, которые выделялись особым богатством и изяществом, которые раньше ему встречать не доводилось. В утренних ярких лучах золотые пластины панциря сверкали как слитки золота. Особые форму наплечников, нагрудника, наколенников создавали облик будто бы сияющей звезды. Пурпурный плащ подчеркивал важность и положение всадника. Тит еще издалека догадался, что это был сам Иллир. Рослый, коренастый человек, от которого исходила божественная аура, гордо сидящий на своем мощном белом коне. Титу казалось, Иллир был больше остальных во всех смыслах — он будто бы забирал пространство вокруг себя и был вездесущим. Почтенный трепет забрезжил в груди декуриона. Когда конники приблизились, Тит встал на одно колено, чтобы с уважением поприветствовать владыку.

Иллир ехал легкой рысью, но, когда заметил Тита, внезапно остановился напротив него. Тит, склонив голову, мог видеть только копыта коня. Он не решался взглянуть на великого царя Эзилата.

— Поднимись, воин, — раздался гордый голос Иллира.

Тит с волнением поднял голову и посмотрел в глаза Иллира. Его взгляд наделял решимостью и поражал твердостью. Казалось, в Иллире была сконцентрирована мудрость, которую можно было накопить только за тысячи лет жизни. От него веяло мощной мужской энергетикой, которая говорила о твердом характере в вопросах, касающихся его жизненных целей.

— Владыка! — поприветствовал его Тит.

— Я знаю тебя, Тит Люксидум. Не горюй по отцу — то был его выбор. А твой будет вознагражден.

— Спасибо, Владыка! —