Холодные и теплые предметы - Ирина Кисельгоф

Он рассмеялся.

– Сломать твою шею. А что? Легко. Ты и не сопротивлялась. Раз – и добить жертву. Раз – и готово. Спросишь, почему не добил? Я бы мог изрезать тебя на куски. Истоптать. Сломать. Но ты стала бы другой. Зачем мне другая?

Он повернулся ко мне. В его глазах были слезы. Значит, мне не привиделось. Это было…

Было так страшно узнать человека с другой стороны. И так больно. Больно до красно-черной темноты в глазах. Я была раздавлена. Я раздавила саму себя своей виной.

– Ты знаешь, что такое жить с человеком, которому на тебя наплевать? Спать с бабой, которая хочет другого? И врет тебе каждый день, каждый час, каждую минуту.

Он отвернулся и замолчал. Его руки были сложены на коленях. Он тоже смертельно устал.

– Иди ко мне, – сказала я. – Нет у меня другого.

Он пришел ко мне, а я перецеловала каждую его слезинку, чтобы он забыл о них хоть ненадолго. Я не изменила Игорю. Дороже у меня никого нет. Но меня поймут женщины, у которых есть любящий муж и любимый любовник. Любовь – самая страшная вещь на свете. Лучше держаться от нее подальше, чтобы остаться в живых. Это написано черным по белому, крупными или мелкими печатными буквами. Их можно прочитать, увидеть, услышать где угодно. Ты проходишь мимо, не замечая, пока не придет твое время. Соленое и сладкое время.

Наверное, лучше вовремя сказать своему любимому, что ты его любишь, иначе можно не успеть и пропустить самое главное в своей жизни. Если бы Димитрий сказал мне об этом раньше, я, наверное, звала бы его Димой – и у меня никогда не появился Игорь. А может, Димитрий меня раньше не любил и полюбил только сейчас. Может, он и сейчас не любит меня. И ему это только кажется. Я знаю только одно: я совершила непоправимую ошибку, позвав его к себе. Нет – значит, нет. Но… Все бабы дуры.

Мне приснился сон. Песок, маленькие сопки, низкорослые кусты с крошечными зелеными листьями и красными ягодами. Звенящий зной и марево. Когда очертания далеких предметов дрожат и расплываются. Жара, ужасная жара. И песок обжигает. Обжигает мои ноги. Ноги маленькой серой ящерицы.

Я проснулась и поняла. Все будет плохо.

* * *

Мне позвонила Лена Хорошевская.

Я не успела выдрессировать свою совесть. И она выгрызла у меня кусок мяса. Из сердца. Из того места, где живет Шагающий ангел.

Намного легче уводить мужчину у гипотетической женщины, которую совсем не знаешь. Гипотетическая женщина – это фантом за пределами сознания. О нем можно и не вспомнить. Труднее забрать мужчину у женщины, которую знаешь. Можно утешить себя тем, что та женщина не комильфо в буквальном переводе с французского[1]. Такая женщина напоминает о себе, как голограмма. Она рядом, но ее будто нет. Пройди сквозь нее и забудь. Но что можно сказать о самой себе, если ты крадешь последний кусок хлеба? Воруешь последний глоток воды?

Лена вышла из особого сундука моей памяти так же тихо и грустно, как ее голос.

– Тебе, наверное, некогда, – сказала она. – Я понимаю.

Я молчала. Я ненавидела себя. Я ненавидела своих родителей, своего деда за то, что они воспитали меня с сердцем из настоящего мяса. А я-то думала, что оно из пластика.

– Я просто хотела услышать твой голос, – заторопилась она. – Я позвоню позже.

Она не позвонила бы никогда. Нужно было дать ей это сделать. Вместо этого я откашлялась и сказала:

– Нет. У меня есть время.

Господи! Зачем я это сделала? Я проклинаю себя!

– Я приглашаю тебя к нам, – обрадовалась она.

К нам! Возьми топор и отруби себе руку, дура несчастная! Вот что значит ее «к нам».

– Завтра. Ты сможешь завтра вечером? Игорь будет дома.

Игорь. Что мы будем делать? Как же быть? Что делать?

– Втроем нам будет веселее, – она добавила упавшим голосом. – Пожалуйста! Приходи. Я очень тебя прошу.

Невыносимо слышать ее жалкий, просительный голос. Она и так унижена и предана близкими людьми. Самым близким своим человеком. Жалость невыносима, как ультразвук. От нее лопаются барабанные перепонки. Я хочу заткнуть уши и бежать без оглядки.

– Постараюсь, – сказала я без выражения. – Может, получится.

Есть состояния, когда нет ни одной мысли в голове. Я называю их черным квадратом. Черный квадрат антивещества всасывает в себя мои нейроны, мои нервные центры, все отделы моего мозга, мою спинномозговую жидкость. Черный квадрат – это состояние анабиоза. Защитная реакция для выживания. Запредельное торможение коры головного мозга для предохранения нейронов от истощения. Человеческий мозг – отличная вещь, он бережет человека от самого себя. Спасибо за это господу богу.

Мы сидим с Игорем в моей машине. Сидим и молчим. Мы знали, что рано или поздно это случится. Но не хотели об этом думать. Вспоминать. Мы не позволяли себе этого. Так легче.

– У меня есть другой мужчина, – говорю я.

К чему врать? Правда все равно выплывет наружу, хочешь ты этого или нет. Надо ему сказать, чтобы было легче. Нам обоим. Пусть ему будет противно. Пусть он ненавидит или презирает меня. Так легче расстаться.

– Я знаю, – отвечает он.

И молчит. А мне важно узнать.

– Давно?

– Сразу.

– Почему ты не сказал?

– Боялся.

– Чего?

Он молчит и потом спрашивает странную вещь:

– Зачем я тебе?

– Как?

Я не могу его понять. Или мой мозг совсем перестал работать.

– Нам лучше расстаться. У нас разная жизнь, – говорит он. Холодно и отчужденно.

Зачем я сказала о другом мужчине? Кто меня тянул за язык? Господи, дура я несчастная! Ты же знаешь, нельзя расставлять флажки вокруг очевидных истин. Тыкать пальцем, наступать на мозоль, сыпать соль на рану. Говорить голому, что он голый. Он и сам это знает. Просто надеется, что ты этого не замечаешь. Или что тебе все равно.

У меня склонность к самоубийству. Она сидит в подсознании и заставляет меня делать непоправимые ошибки. Одну страшнее другой. Да за что мне это?! За что? За что? За что?

Я проклинаю бога и бьюсь головой о руль, сама того не замечая. Шагающий ангел бережно отнимает мои руки и прижимает меня к себе. Я снова в его руках и слышу его сердце. Оно бьется как сумасшедшее. Он поднимает мою голову и целует в лоб, очищая его от проклятий богу.

Я вижу его розу ветров, он – мою. Они выстраиваются в одну линию парадом звезд ветров, гирляндой ядовитых роз. И все. Мы снова пропали в пропасти наших радужек. Провалились в адскую темноту наших зрачков. Забыли обо всем на свете. Забыли обо всех на свете.