Цифровое Чистилище - Роберт Оболенский

здание под мастерскую, никто отвечать нам не хотел, когда мы готовились к встрече с вами и пробивали этих ребят, – Бэнкс перевел дыхание и невольно хрюкнул. – Так что подумайте трижды и только после скажите, готовы ли вы довериться этим людям в столь щекотливой ситуации?

– Да, – сухо ответил Питерс и сглотнул подкативший к горлу ком сомнений.

Повисло молчание, Питерс бросил взгляд на сидящую в ожидании команду ветеранов. Бутч и Лу о чем-то говорили, Рауль игрался разводным ключом и что-то напевал под нос, а Килмистер спокойно сидел, откинувшись на спинку стула, смотрел прямо на него и изредка поглаживал бороду. На мгновение Питерсу показалось, что тот слышал всё до единого слова. Но как такое возможно? Разве что полковник умел читать по губам.

– Значит, да? – с горьким сомнением спросил Бэнкс и переглянулся с Паскалем взглядом полным тревоги.

Питерс повторил свой прежний ответ и в очередной раз подумал, что выглядела эта парочка очень картинно. Крупный Бэнкс с его покатыми плечами и сутулой, как у боксера, спиной. А рядом Паскаль, худощавый, вернее жилистый, взгляд не такой дикий как у Бэнкса, но какой-то по-своему жуткий. Отстраненный – да именно так! Он словно смотрел на тебя со стороны, анализировал и просчитывал каждый ход наперед. Был готов поставить сотню, а может и пять, что эти парни уж слишком… Слово вертелось на языке, и Питерс никак не мог его поймать. Да, в них слишком много противоречий для простых копов, в них есть какой-то особый налет гордыни и снисходительного понимания, что вовсе не присуще манерам и простодушию ребят представляющих тонкую голубую линию закона.

– Окей! – упер руки в бока Бэнкс, – мне их пригласить или сам справишься с вводной частью?

– Предлагаю попробовать вместе, – почесал затылок Питерс и жестом позвал Килмистера.

Прихватив с собой раскладные стулья, ветераны зашли в кабинет и расселись неровной кучкой перед голографическим проектором, Бэнкс и Паскаль стояли напротив, а Питерс взял свой стул и сел рядом с полковником.

– Рад снова всех видеть, – натянуто улыбнулся Бэнкс.

– Да, такую встречу не забудешь, – иронично бросил Лу и просиял белозубой улыбкой.

Паскаль смерил его ледяным взглядом, сдвинул брови, посмотрел на напарника.

– Что, какие-то проблемы, мальчик из ларца? – буркнул в усы Бутч глядя на детектива, но его тут же осадил Килмистер.

– Отлично, коль мы прошли этап обмена любезностями, предлагаю перейти к делу, – взял инициативу Бэнкс и наморщив лоб хлопнул ладонями над головой. – Сейчас мой напарник введет вас в курс дела, но при условии неразглашения, иначе нам придется вас всех убить, договорились?

– А вот и формальности мелкими буквами пошли! – скептически бросил Рауль.

– Тишина! – рыкнул Килмистер на парней и обратился к Бэнксу: – Разве у нас есть варианты?

– Хотел бы сказать, что вы или валите, или идете до самого конца, но вы уже и так знаете, что по уши влезли в дерьмо! Так каков ответ?

– Парни?

Они согласились разом, словно репетировали это в течение всего времени ожидания за дверью. При поддержке Питерса Бэнксу и Паскалю потребовалось около часа, чтобы ввести всех в курс дела. На каждый запрос они чаще молча кивали. Иногда один из них задавал вопросы. С виду они вновь начали походить на ту дикую стаю, которой всегда и являлись. Питерс пытался понять, что это ему напоминает, откинув домыслы, остановился на картинке из памяти. Так проходил брифинг перед операцией. Все собраны и молчаливы, а в воздухе чувствуется сдерживаемое профессионализмом напряжение.

Пошел второй час, и детективы предложили прерваться минут на пятнадцать. Эндрю поднялся на крышу, желая побыть наедине с мыслями.

Встал у края, курил и прокручивал в уме события последних дней. «Да, мы словно на военном брифинге, и всё это сильно смахивает на начало войны. – Облокотился на ограждение, бросил взгляд на медленно идущую по реке баржу. – Поразительно, ты ведь даже не испытываешь ничего. Вообще никаких чувств, словно с самого начала знал, как всё кончится, и искренне этого хотел. Такого исхода, чтобы в гордом одиночестве идти, жалея себя, но делать».

Дверь на крышу скрипнула, и он узнал голос Килмистера.

– Не против? – спросил тот, прикрывая дверь за собой.

– Нет.

– Красивый вид?

– Да, в нем вся соль жизни.

– Поделишься?

– Чем?

– Солью, – хмыкнул Килмистер.

– Не знаю, – закурил Питерс и поднял ворот куртки пытаясь укрыться от ветра.

– Я не настаиваю.

– Да нет. Я в том смысле, что не знаю, с чего начать.

– Попробуй с себя, – Килмистер облокотился на кирпичную кладку, прикрыв глаза, медленно вдохнул носом. В воздухе витала гарь и какой-то маслянистый привкус, что липнет к небу и остается с тобой на весь день.

– Я всегда шел против течения, – наклонив голову, сказал Питерс, – всегда это была какая-то внутренняя злость, знаете, когда хочешь сказать всему миру…

– Делайте, как хотите, а я сделаю вот так! – Килмистер понимающе кивнул.

– Всё через надрыв и всё рывками. А сейчас, сейчас этого нет, словно всё предопределено.

– Думаешь?

– Чувствую. Я выжат, и это не физическая усталость, нет. Я буквально всей своей кожей, телом, головой и разумом ощущаю…

– Пустоту, – закончил за него Килмистер.

– Да, именно!

– А раньше такого не было?

– Было, но я всегда мог решить это.

– Эндрю, ты не решал, ты находил другую точку, новый повод для разлома. Нельзя бежать вечно, – посмотрел на него Килмистер и устало вздохнул. – Сейчас ведь также, всё повторяется и будет повторяться всю твою жизнь. Кончится со смертью, физической или духовной.

– Скорее первое, вряд ли я стану одним из этих «драйв инн пипл».

– Фургон ты уже купил, первый шаг сделал.

Питерс улыбнулся, жадно затянулся, пряча сигарету от ветра, и посмотрел на изгиб реки. По спине пробежал холодок, он невольно вздрогнул и сжал зубы. Почувствовал, как на глаза навернулись слезы, и отвернулся, стараясь держать себя в руках.

– А у вас такое было?

– Конечно, но я знаю этой слабости имя. Боевое истощение.

– Звучит воинственно.

– Звучит как есть. Можно по-разному называть это состояние, но сути это не изменит. Жизнь это война, и вся суть ее в извечном противоборстве.

– Я примерно так же считаю.

– Не совсем, – закурил Килмистер. – Я эту войну принял, а ты пытаешься с ней бороться и весьма странным образом. Когда всё идет удачно, ты, в конце концов, всё намеренно проваливаешь, а когда уже близок к провалу, ты активизируешь силы и вновь выходишь к финишу. Я уверен, так было со всем, за что ты брался, даже с той девушкой, чье имя ты так настойчиво повторяешь во сне. Иными словами, ты боишься принять реальный мир и оттого отказываешься быть счастливым.

– Вы откопали на меня досье?

– Нет, просто смотрел, как ты пьешь кофе.

– Да уж. Бывает, – ухмыльнулся Питерс и пустил дым носом. Порыв ветра тут же подхватил дымку и развеял ее.

Какое-то время стояли молча. Килмистер смотрел на теряющийся за горизонтом закат, а Питерс пытался собрать наполнившие голову вопросы и затушив сигарету наконец-то спросил: «А вы нет?»

– Нет, я полон любви и счастья. Моя ахиллесова пята – совесть. Знание и память обо всех выполненных приказах. И стойкое желание их…

– Отмолить?

– Можно и так сказать, но это чересчур громко звучит.

– А что команда?

– Помочь тебе в отеле было общим решением.

– Прям рыцарский орден из мастерской.

– Перестань! Ирония тут ни к чему. Нас можно по-разному воспринимать и не соврав называть убийцами, вернее, бывшими убийцами в погонах, но важно понимать, что мы делали всё это на благо нашей страны и делали бы дальше. Только, в конце концов, мы поняли что страна, которой мы служим, уже совсем не та, которой мы когда-то присягали. То, что я вижу сейчас, это совсем другая Америка, чьи корни давно прогнили, а новые ростки водрузили терновый листок на голове нации. И нас с парнями это не устраивает, и мы положим все свои силы, только дайте нам дело! А поднасрать текущему кукольному президенту это то, что надо.

– Звучит, как очень удобный предлог.