Запоздалая оттепель - Эльмира Нетесова

— По какому праву оскорбили свою невестку?

— Как посмели выкинуть среди ночи семью из дома, где она прописана?

— Почему устроили погром и дебош?

— Как смеете вторгаться в отношения детей и родителей? Или вам мало было изгнать из дома семью своего среднего сына и дочери? Вам еще нужно было избавиться от старшего?

— Для чего?

— Вам было мало места в доме? Мы увеличим. Получите персональную! Камеру! До конца жизни из нее не выйдете!

И тогда Кузьма рассвирепел. Грохнул кулаком так, что дубовая доска разлетелась на части.

— Вы мне грозить удумали, сучье племя? Сколько вы получили от Егорки за паскудство свое?! Стращать пришли? Опоздали! Я уж пуганый! Стреляный воробей! В каталажку вместях с им и вас всуну!

— А ну заткнись, старый черт! — встал один из вошедших, норовя ударить Кузьму кулаком в ухо. Но двери распахнулись, и толпа стариков с шумом ввалилась в комнату. Сквозь нее не без труда продирался Яков.

Он увел сотрудников милиции в свой кабинет. Целый час говорил с ними о чем-то. Они уехали, даже не захотев увидеть Кузьму. Но на Женьку взглянули, поговорили с ним и с врачом. Молча переглянулись. И вышли, ничего не сказав.

— Ну и сволочь! Ну и подонок! — обронил один из них по пути к машине. Кого он ругал, Кузьму или Егора, избившего сына, никто в стардоме так и не понял.

А Яков вечером пригласил Кузьму на чай. Нет, он никого не ругал. Яков вообще не умел долго помнить зло. А вот пошутить, посмеяться над случившимся умел и любил.

— Знаешь, как все получилось? Разговариваю я с завхозом, а в это время влетает Суворов. Ну, он, конечно, Александр! Суворов! Но наш! Не тот, что поход через Альпы совершил. Наш — в своем роде! По-своему известен. Его и теперь в стардоме Щупарем зовут не случайно. Ну, ворвался да как заблажит: «Дурдом приехал!» Я ему отвечаю: «Тебе-то что переживать? Баб прибавится! Будет с кем веселиться!» А он в ответ: «Не бабы! Мужики!» Я ему, мол, уже всех переловили? Ты последний остался?.. Смотри, эти щупать себя не дадут. Тогда старик и говорит: «Трое их, морды в лобовое стекло не помещаются, и все за Кузьмой побежали! Чего им из-под него надо? Иди разнюхай! Не то я сам их в клочья пущу!»

Едва вышел, наши старухи в кольцо взяли, обступили, облепили, в один голос воют: «Единственного мужика из стардома забирают! Что мы станем без него делать? Завянем и пропадем без времени! Иди отбей нашего сокола у воронов. А уж ощипать их — нам оставь! Чтоб неповадно было впредь грязной сворой вламываться. Мы им не то перья, все что сыщем — вырвем…» А я их лебедушками да зайками называл. А как услышал, самого мороз продрал. На рысях поскакал тебя выручать, чтоб и меня под горячую руку не поймали бабки.

— А с ментами как развязался?

— С ними по душам поговорили. Вначале друг друга никак не могли понять. А потом сказал, что, если они напирать будут, у меня в стардоме имеются не только ветераны милиции, а и прямые родственники начальства из областного управления. И нам достать самоуправщиков ничего не стоит. Что они не успеют Кузьму в отдел привезти, как их телефонный звонок опередит. И всякий, кто к этому делу руку приложит, поплатится не только именем, званием, должностью, а и опозорен будет на долгие годы. Сказал, что знаю, кто заказал музыку. А чтобы им легче думалось, при них позвонил тому, кого упомянул, кем пригрозил им. Ты бы видел, как изменились наши гости! Рты пооткрывались, и ни звука выдавить не могут. Онемели в одночасье. Задыхаться стали. Лица вытянулись, побелели. На стульях ерзают. Словно я им в сиденья по дюжине гвоздей набил. А разговор с начальником был всего-то о его родительнице, которая у нас живет. Зато гости, едва дух перевели, знаки стали показывать, чтоб я смолчал о них, что они уходят сами, тихо. И задом к двери попятились. Боялись, что тот, с кем говорю, увидит, как они непочтительным местом к нему повернулись во время разговора. А может, и не случайно зады прятали. Нынче потерять работу легко. Ну а милиция — место хлебное!

Я даже разговор не закончил, как в кабинете пусто стало. Словно ветром сдуло всех. Предложил им с тобой проститься. Но они уже успели позабыть, зачем приезжали… Так что извини, воспитание у гостей явно хромает на обе ноги. Ни здороваться, ни прощаться не научились. Правила этикета им недоступны, соблюдение не оплачивается. Потому милиция всегда их игнорировала.

— Яш! А им чего понадобилось от меня? — так и не понял Кузьма.

— То же самое, что и дурдому! Разве ты не видел совпадений? Тут один почерк, одна рука действовала. Твой Егор! Возможно, он еще что-то отмочит. А может, исчерпал возможности. Но мне не верится. Он из тех гадов, какие выжидают, затаясь, свой момент. И нападают внезапно. Но безжалостно. Лучший способ избежать этого — напасть первым!

— Я — на сына? Ну что ты! Морду набить еще куда ни шло! Схлопотал он! А чтоб больше? Нет!

— Он хотел упрятать тебя в дурдом. И надолго! Потом в каталажку! Заявление на тебя написал! Пойми, это уже серьезно! Он не успокоится! Будь осторожен за воротами стардома. Возможны провокации, всякая подлость. Постарайся пореже отлучаться. Это мой совет.

— Теперь, пока Женька не поправится, куда пойду? Мне рядом с ним надо быть.

— У тебя дом на кого был оформлен?

— Понятное дело — на меня!

— А документы где?

— В доме! Где ж им деться?

— Ты когда их видел в последний раз?

— Уж и не помню! А и на что они были? Вот поправится Женька, оформлю дом на него по завещанию, и все тут!

— А нужен он ему? Вот если б ты завещал всем троим детям, это было бы справедливее. И прекратилась бы мышиная возня Егора. Ты обезоружил бы его. Он потерял бы интерес к вражде с тобой. Заодно узаконил бы права других детей.

— Он говорил, что мать ему перед смертью дом завещала. Но это брехня! Без меня как могла? Я — хозяин дома по документам. И переделать не могла!

— Мой добрый тебе совет: когда заберешь документы, внимательно их посмотри! Может, там тебе Егор не один подвох приготовил.

— Эх, Яков! Да что мне тот дом? Много ли нужно теперь? Вон я, имея его, жил в свинарнике! А и Егор… Имел дом. Но был ли в нем счастливым? Я покуда не старик. Силы имею, руки при мне. Только бы разжиться. Могу еще дом построить. Краше прежнего. Было бы в нем тепло и тихо, чтоб душа отдыхала, а не рвалась от горя, что со своим сыном нынче во врагах состою! А из-за чего?

— Знаешь, мне в твоей ситуации свое вспомнилось. Ты знаешь, что у меня в деревне от матери дом остался. Ну, конечно, я в нем не жил уже много лет и переезжать в глубинку не собираюсь, хотя пристрастие к деревне имею. Так вот, тот дом стоял заколоченным довольно долго. Ветшать стал без хозяйских рук. Это и понятно. В городе квартиры под жилье сдают, имеют копейку. В деревне нуждающихся в жилье нет. Да и не копейка мне была нужна, хотелось дом сберечь как память о матери. Предложил я сестрам его. Обе наотрез отказались уезжать в деревню. И тогда я придумал выход сам. Отдал свой дом священнику. В деревне нашей церковь построили. А вот о священнике не подумали, где он жить станет? Батюшку об одном попросил, чтобы маленькую комнатушку держал свободной для меня на случай приездов. Тот с радостью согласился, и я уже два раза там побывал. Отдохнул хорошо. Порадовался, что дом содержится в порядке, что сад и огород ухожены, плодоносят исправно. А вот сестры мои, узнав о том, на меня обиделись. Как это я посмел родительский дом чужому человеку доверить? Дал в пользование задарма. Обе сестры даже разговаривать со мной перестали. Мол, если тебе он не нужен был, отдал бы нам. А ведь и предлагал, напомнил о том… Но все равно сделанного не воротишь. Начались упреки. Мол, не мужчина. Не хозяин и даже не брат. Ох и разозлили сороки. Кончилось терпение! Сначала увещевал, ведь не кому-то, священнику доверил. Но чем больше уговариваешь женщину, тем сильнее она противится. Ты с таким сталкивался? — глянул на Кузьму с усмешкой. Тот, покраснев, головой кивнул согласно. — Вот я и решил пойти от обратного. Не убеждать, не доказывать ничего. И перестал не только навещать, даже звонить им. Словно забыл обеих навсегда. Через два месяца сами объявились. Уже без упреков. Поняли, сломать меня им не удастся. А ссориться невыгодно. И сделали вид, что ничего не случилось. Что все правильно и разумно. Ни попрекнуть, ни напомнить не решились. Лишь бы не потерять основное, не порвать самое дорогое меж нами — родство! Не в доме радость, да и куда он денется? Кому нужен? Это и мои поняли. Но потребовалось время. Оно всех и каждого проверяет. Может, и в твоем случае оно станет лекарем? Да и тебе спешить некуда! Подожди, все само образуется…