Внебрачный контракт - Анна Богданова

До троллейбуса мы шли пешком, потом доехали на метро до станции «Краснопресненская». Все это время бабушка держала в руке блокнот с решенными дома примерами и то и дело выкрикивала:

– Восемь тысяч пятьсот тридцать два умножь на пятьсот шестьдесят три! Сколько будет?

– Четыре миллиона восемьсот три тысячи пятьсот шестнадцать! – щелкала я. Так продолжалось до тех пор, пока она не купила билеты и мы не вошли с ней в зоопарк. Только тогда она оставила меня в покое, прошептав:

– Нет, все-таки в этом году девочку определенно нужно отдать в школу.

Я ходила, раскрыв рот, любуясь заморскими птицами. Кроме воробьев, ворон, синиц, снегирей да сорок, живьем я не видела больше ни одной птицы в своей жизни, хотя сердце мне подсказывало, что на свете их существует огромное множество – от малюсеньких (размером с бабочку) до огромных (ростом с меня, а то и выше). Из всего многообразия пернатых, представленного в парке, меня особенно поразил кудрявый пеликан с огромным клацающим клювом и вздыбленным хохолком, который очень напоминал кактус, который стоял на подоконнике у дяди Ленчика. Увидев пятнистого гепарда с маленькими ушами и широким низким лбом, а потом гордую львицу с узкими глазами, расплющенным носом и львенком под боком, я заверещала от восторга, и в ту же секунду кудрявый пеликан с огромным клювом был мною забыт. Смотрели на медведей – белых и бурых. Последние мне показались отчего-то добрее. Сходили к обезьянам – я даже не обратила внимания на застоявшуюся вонь от клеток и все пыталась скормить банан огромному павиану-сфинксу, несмотря на то, что бабушка гундела мне в ухо:

– Это запрещено! Дуня, нельзя кормить животных из рук! Нас сейчас оштрафуют!

И она поторопилась оторвать меня от клетки и уволочь в террариум, где я отметила среди всех земноводных среднеазиатскую кобру со зловеще раздуваемым ею капюшоном. Побывали мы у европейской рыси, потоптались у семьи индийских слонов, которые бесцельно блуждали в своем бассейне по колено в воде... Как вдруг вдалеке я увидела толпу зевак и ринулась туда, в надежде увидеть какое-нибудь совсем уж необыкновенное животное. Баба Зоя бежала за мной.

– Дуня, постой! Дуня, подожди! – кричала она, придерживая пелерину на плечах, боясь ее потерять.

Я уже пробиралась к вожделенному вольеру с диковинным ее обитателем, расталкивая локтями многочисленные юбки и ноги, облаченные в брюки.

Наконец я добралась до второго ряда, подпрыгнула, пытаясь рассмотреть, кто же все-таки здесь живет, но так и не увидела – в первом ряду стояли, выстроенные словно по линейке, ученики пятого класса «Б» с учительницей в строгом синем, как школьная форма, костюме. Ребята выглядели довольными и счастливыми, что было понятно – вместо того чтобы сидеть на уроке, они глазели на чудо-зверя. Но что это был за зверь? «Может, у него хвост, как у павлина, а вместо носа – хобот слона? Или он ходит на трех лапах? Или... Или...» – гадала я. Мне не терпелось взглянуть на того, кто был скрыт плотной стеной коричнево-синих спин. Меня все больше разбирало от любопытства – пятиклассники покатывались со смеху, тыкали в воздух пальцами, указывая в сторону невиданного зверя, дергали друг друга за рукава.

– Дайте мне посмотреть! Дайте! – пищала я, пытаясь протолкнуться вперед.

Минут через пять я все же умудрилась протиснуться в первый ряд, но стоило только мне там оказаться, как классная дама в строгом синем костюме зычно воскликнула:

– Пятый «Б», идемте смотреть на обезьян!

И сине-коричневые спины мгновенно исчезли, будто их тут и вовсе не было. Толпа народа, которая представляла для меня неприступную стену, тоже как-то незаметно, сама собой рассосалась, и я оказалась одна-одинешенька перед металлическим ограждением, за которым посреди бассейна на гигантском камне полулежал-полусидел четырехметровый, огромный, медно-бурый, изнывающий от собственного веса и скуки бегемот с широкой мордой, несоразмерно маленькими по сравнению с его тушей ушками и глазками, которые, не отрываясь, смотрели на меня. Наверное, он воспринимал меня как светло-голубое пятнышко. Я покрутилась перед ним, хвастаясь нарядным новым платьем, за которое бабушка № 1 переплатила соседке-спекулянтке пятерку, сделала реверанс и попыталась познакомиться, представившись Дуней Пипелкиной. И тут произошло самое страшное – то, чего я никак не ожидала, пробираясь сквозь плотные ряды зевак – то, что перевернуло всю мою последующую жизнь.

Гиппопотам вдруг начал медленно разворачиваться на толстых коротеньких ножках и, повернувшись ко мне задом, открыл длинную пулеметную очередь из застоявшихся в его кишечнике шоколадного цвета зловонных пробок. Затем из утробы его вырвалась струя, которая как из брандспойта ударила по металлическим реям ограждения и окатила меня с ног до головы. Чтобы не упасть от столь сильного напора, я мертвой хваткой вцепилась в металлическую перекладину, терпеливо снося своеобразное приветствие сего парнокопытного млекопитающего, хотя, наверное, умнее было бы бежать оттуда без оглядки в тот момент, когда начался артобстрел зловонными «пульками» шоколадного цвета. Но я уже потеряла к тому времени всю сообразительность, которой обладала до встречи с гиппопотамом. Странное ощущение я испытала в ту минуту – мне вдруг показалось, что все умные мысли и гениальные способности вылетели из меня через мои же уши в парк и, помаячив над клетками и вольерами, взмыли под облака и бесследно исчезли в небе.

– Что это? – выкатив глаза от недоумения и удивления, прогремела бабушка. – Что это?! – И она посмотрела на бегемота, потом на меня, потом снова перевела взгляд на бегемота и воскликнула: – Как же это тебя угораздило?! Как же мы до дома доберемся? Тебя ведь в метро не пустят! Где я тебя отмою от этого дерьма вонючего! – Баба Зоя с надеждой взглянула на бассейн за оградой, куда нехотя сползал с камня виновник произошедшего, но чертыхнулась и, закутав меня в свою ситцевую пелерину, велела идти за ней.

Обратно мы добирались на такси, и лысый водитель, всю дорогу шмыгая носом, нюхал воздух, недоуменно повторяя:

– Чем это так воняет в салоне? Прямо запах такой, как будто обделался кто-то!

– И правда, чем-то таким неприятным попахивает, – поддакивала бабушка, а я откровенно призналась:

– Это бегемот обкакался. Это он!

Лишь к вечеру, вернее, ровно в 19.00, когда баба Зоя, подхватив меня под мышки, поставила на табурет, обнаружилось, что способности мои были утрачены окончательно и бесповоротно.

Я окинула взглядом зрителей – все было, как обычно: Зинка, долго ругаясь, с трудом протиснулась между бабкой Шурой, которая и сегодня была в зимнем пальто с выщипанным воротником, и тетей Катей, которая, как всегда, грызла семечки и далеко плевалась шелухой.

Дядя Вася-инвалид громыхал по лестнице костылем.

Баба Фрося перевесилась по пояс через подоконник.

Люба, затаив дыхание, встал за моей спиной.

Сара, возвращаясь откуда-то, замерла, скинув с плеча мешки, вся обратилась в слух.

Бабушка № 1 уже уселась рядом – мало ли что, может, придется исполнить роль суфлера...