Томление (Sehsucht), или Смерть в Висбадене - Владислав Дорофеев

Вчера стало известно, что пока закрыто уголовное дело, о котором я тебе рассказывал. Пока, потому что в моей практике был случай, когда одно и то же уголовное дело трижды закрывали и трижды вновь открывали против меня, в результате доноса и дичайшего преследования. Враг – это не красное слово, это человек, который не просто ненавидит тебя, а страстно хочет тебя уничтожить всеми доступными ему средствами. За год у меня – 4 гражданских судебных дела, одно уголовное. Не слишком ли. Правда, я научился зло улыбаться.

Какими они будут – новые люди, да и будут ли они когда-нибудь новыми, новые мужчины и женщины, или нет ничего нового, кроме новой страсти? Даже если эта страсть облачена в такую мерзкую форму, как эстетика доносительства, лжесвидетельства, пакостничания.

Вчерашний день прошел под знаком глупостей и слабых высказываний, суетных действий. Я понял, что было, я был вчера излишне эгоистичен, а когда я в таком состоянии, я и в обществе остаюсь в погруженном состоянии, не реагирую на тонкие движения человеческих душ. Что неправильно. Кажется, я и сегодняшнее утро начинаю в этом же состоянии. Надо вновь раздвинуть границы личности. Находясь в обществе, нельзя перекрывать плотину между сердцем и сердцем. А имеешь дело всегда и прежде всего с сердцем. Либо мне нельзя вовсе общаться с людьми в таком состоянии. Или я предчувствую поэтическое вдохновение. Это состояние я обычно называю поглупением. Может быть это не поглупение, а чрезмерная эгоизация, которая приводит к эффекту закрытости от людей, отвлечению энергии вовнутрь, на какую-то богову работу. Богова работа у меня сейчас простая – я пытаюсь раздвинуть границы времени, то есть границы мира.

Я пытаюсь раздвинуть время. Я пытаюсь пройти через время. Помнишь, я писал тебе, что меня выводит из себя то обстоятельство, что я не могу слетать на несколько дней в Германию, но меня выводит из себя и то обстоятельство, что по этой же сраной причине и ты не можешь слетать на пару дней, например, в Питер, или в Париж, чтобы там встретить себя в моем лице. Я пишу слово – „сраной“, тут же думаю, почему я себе это позволяю, или, что точнее, почему ты мне это позволяешь? И думаю, что такое дозволено только между друзьями, то есть не только между близкими, и очень близкими людьми, но, именно, между друзьями. Неужели мы еще и друзьями стали или станем?! Тогда это божий подарок, оказывается, еще и так можно быть вместе с женщиной, разделить вместе с ней одно время, объединив с ней усилия в раздвигании границ этого мира. Неужели, возможно, сочетать практически несочетаемое для меня прежде?! Видимо, да.

Любовь моя. Может быть, мы вот таким образом создаем посреди самого бранного из миров начала нового человека, какого еще не было в этом мире, что оправдывает себя только одной маленькой возможностью – возможностью к развитию… Но как много нам еще надо пройти до того.

Я начинаю делать свою финансовую технологию, я начинаю играть роль финансового магната. И пусть этот мир не удивляется тому, что он увидит. Пришло вновь мое время. Начинается новый период в российском обществе, появляются жесткие и определенные правила. Меньше станет волюнтаризма, а это – моя игра, игра технологий. И я создам эту технологию производства денег, в больших суммах. Посмотрим, что из этого выйдет. Неужели у меня получится еще стать и богачом. Знаю, хочу. Смотрю и думаю, может быть, все мои затеи – это блеф. И в то же время, действительно, вне денег, без денег прожить невозможно, значит, деньги надо иметь. Причем иметь столько, чтобы не думать о последствиях расходов.

Я с треском вернулся в свои дела. Скукотища.

В Москве я не наблюдаю за людьми, здесь я работаю с ними, а потому и не в состоянии наблюдать, потому что не могу абстрагироваться, отстраниться.

Да, конечно, есть еще один путь дальнейшего – замкнуться окончательно в свою скорлупу, делать только то, что хочется мне, но это – путь нищеты. Не могу уже. Не в состоянии.

Замечание. Понял, отчего у одного из моих подчиненных были практически всегда влажные руки – он боялся, боялся признаться в том, что он работает параллельно еще на кого-то, боялся, что я сам это обнаружу. У меня часто были влажные руки – это все от страха. Правда, давно. Когда человек боится, у него влажные руки. Поэтому иногда нужно нарочно пожимать руки, чтобы постигать собеседника, рука – это первый контакт с характером, глаза – это первый контакт с душой, слова – это первый экскурс в интеллект.

Все же прошедший год – чудовищно плох. Сплошь потери и огорчения. Это не год, а какая-то мерзкая тварь, суетливая, шустрая, внешне шумная, но по сути бездеятельная и нервная. И в таких условиях, может быть, нужно просто сесть и ничего абсолютно не делать, ничего вовсе, отдаться вольному потоку мысли, вольной энергии воли, куда эта энергия выльется, где найдет свой выход, туда и устремить все остальное свое существо. И просто писать. И все.

Что ты думаешь?

Знаешь, у меня ощущение, что я потерял себя. Я перестал понимать, где же я. Тот, который я и есть. Нет такого, я – много, они все разные. А вопрос, который „я“ – самый главный, также не имеет ответа.

А о нас с тобой я не могу говорить, душу рвут эти слова.

Знаешь, мы с тобой счастливые люди. Счастье и все остальное, это полярные в жизни человека направления душевного развития. Мы выбрали счастье. Кстати, проблемы в работе у меня начались тогда, когда я окончательно ушел в тебя, в декабре 1994 года. Точнее, появились не проблемы, а работа стала скучна и не интересна, причем, катастрофически не интересна. Я выбрал счастье. Я погрузился в стихию счастья и любви. И там и пребываю. Поэтому „все остальное“ отодвинулось. И продолжает оставаться отодвинутым.

Мы выбрали счастье. Но многие люди выбирают все остальное. И, когда мы друг без друга, выясняется, что и все остальное не только не заменяет, но и не нужно вовсе.

Я не могу дальше без тебя. Я просто медленно и истошно умираю, у меня прекращается стремление к жизни, и интерес к ней. Я умираю. Я тоскую без тебя.

Когда выбираешь счастье, все остальное кажется условным, второстепенным. И тогда это „все остальное“ начинает мстить и убивать тебя при каждом удобном случае, с целью уничтожения твоего счастья, с целью уничтожения носителя этого счастья, с целью дискредитации, а главное, с целью нивелирования. Счастье – это гениальное ощущение, счастье – это и есть гениальность. И ты противостоишь этой гениальностью всему миру.

Ночь. Волею случая я вновь в деревне. Я в гостях у товарища, деревенского приходского священника. Вышел наружу, падают яблоки, глухой и неожиданный звук конца, на этом все, яблоко упало, и уже никогда это яблоко не оживет, потому что падает оно уже мертвым. Падают яблоки – осень скоро. Год к концу. Я подставляю лицо ветру, который надвигается вместе с новым 1997 годом. Следующий год перевернет нашу жизнь, год будет велик на откровения и открытия, год был сильным и основательным. Уже сейчас мы его сдвигаем в нашу сторону. И он сдвигается нам навстречу.