Жестокая гвардия неба - Дмитрий Градинар

– Значит, это действительно Божий знак? – прошептал он.

– Такого я не говорил. Не может быть Божьим знаком след молнии. Хотя в Библии появление огненных скрижалей сильно напоминало это. Но в любом случае вы попали в высшие сферы, мой друг, какие только могут существовать! Это не аристократия, не круг политиков и банкиров, это не влиятельные бизнесмены и манипуляторы. Это – больше! Ни мне, ни вам, ни всем ученым мира пока не понять закономерностей и связей человека со всей Землей или, быть может, со всей Вселенной! Но вы избраны. Вы можете предугадывать события, пользуясь надпространственной и надвременной информацией, хотите этого или нет. Однако не забывайте, те двое, Сэлливан и Саммерфорд, и еще кроме них несколько человек, тоже могли бы послужить обществу. Но они не поняли, они испугались этого дара, постарались его скрыть. А любая живая система не любит препятствий и закупорок. Они испугались и поэтому не сжигали листья на заднем дворе, как это сделали вы, не высвобождали энергию, волею случая проходящую через них. И тогда возникло обратное действие. Система сама начала вышибать из них разряды. Начала искать встречи с оторванной частью ее самой. Они стали не просто громоотводами, за которыми идет охота, но – лейденскими банками, переполненными конденсаторами, которым необходима разрядка. Я рассказал вам современные истории, но есть и другие. Вот, пожалуйста, выдержка из интервью с Николой Теслой. Я специально храню подшивки старых газет. Видите?

В статье был подчеркнут вопрос журналиста, заявившего, что гостиничный сервис утверждает, что во время грозы Тесла запирается в комнате и разговаривает сам с собой… И ответ Теслы: «Это так. Я разговариваю с молниями…»

– Это именно то, что касается напрямую вас. Понимаете?

Часы пробили еще раз, потом еще, но Тибор не ощущал времени. Оно словно перестало существовать. Только голос Сотеры, наследного принца одной из королевских фамилий, человека, понявшего проблему Тибора и пытавшегося помочь.

– В архивах инквизиции, куда мне не воспрещается доступ, существует множество свидетельств подобных случаев. Пускай каждая тысяча сожженных ведьм и колдунов – это вина человеческая, подлость, клевета и жестокость ушедших темных веков, но каждый тысяча первый – человек, обладавший даром! Даром общения со стихией! – Сотера прикрыл глаза и начал по памяти цитировать заученные строки: – «В лето, первого месяца шестого дня, года тысячу пятьсот девяносто второго от Рождества Христова, отец-иезуит Байон, с посвященными ордена Иезуитов Гуннибом Густавом, а также Ульриком, в присутствии кардиналов синьора Бужоли и мэтра Сотеры, а также при свидетельстве прочих особ духовного звания и личном участии представителей Его Святейшества, Императора Священной Римской Империи офицеров Фрейля и Салмона, произвели допрос с испытаниями цеховой швеи города Люнебурга, Марии, добытой охотником по прозвищу Эрик-Змеелов. По извещениям свидетелей, названная швея вступала в связь с Врагом Человеческим, получив для греховного искушения черную силу делать то, что людям делать невозможно… Испускала огонь и стрелы, вещала о помыслах Божьих, нагнав тучи и вызвав грозу с градом…»

Сотера замолчал. Тибор с изумлением обнаружил, что видит перед собой не просто носителя королевской фамилии, а наследника мудрости и ошибок сотен поколений. Жестокости, невежества, и в то же время – знаний.

Он понял, что его судьба находится в нужных руках.

– Дальше эта самая Мария, оказавшаяся не такой простачкой, чтобы поддаться лукавству и увещеваниям, сожгла в головешки шестерых инквизиторов, а после прикрылась моим предком. Используя его кардинальскую сутану как щит, попыталась сбежать из замка, где производился допрос.

– Ей удалось?

– Увы, нет. А может быть, к счастью, нет. Ее расстрелял старшина аркебузиров замковой стражи.

– Почему же к счастью?

– После наглядной демонстрации умения вызывать молнию было казнено два десятка швей Люнебурга, работавших вместе с убитой. А если бы Мария сумела скрыться, ее бы стали преследовать, замучив и убив сколько угодно подозреваемых в оказании помощи ведьме. Тогда дело не ограничилось бы десятком несчастных.

– Ужасно… – выговорил Тибор, разом забыв собственные несчастья.

– Ужасно, но факт. Далеко не единственный. Сейчас легко обвинять в глупости и жестокости палачей ушедшей эпохи. Конечно, положение папской буллы о передаче имущества казненных в собственность изобличивших их инквизиторов и определения премий лицам, выдавшим виновных, на порядок увеличило количество жертв. Но это жадность. Звериное человеческое стремление к стяжательству. Когда-нибудь, к сожалению не скоро, весь архив инквизиции, хранящийся большей частью в Ватикане, а еще в королевских хранилищах, будет систематизирован и предан гласности. Тогда станет возможным оценить, имелись ли основания говорить о связях с дьяволом, как это называлось, и сколько еще осужденных инквизицией воочию демонстрировали такие же способности. А вам, Тибор, я предлагаю следующее…

Закрыв глаза, Лафардж сидел за пустым столом. Он мысленно прокручивал весь поток информации, что вчера обрушился на него. Звонок из Национальной академии наук Франции. Звонок, которому он вначале даже не поверил. Но за телефонным звонком последовали письма по электронной почте, подтверждение факсом нового назначения, и тогда он понял, что все происходит взаправду.

Также он понял и другое. Над его мечтой надругались, бросили ее, словно подачку, под ноги. А взамен потребовали уплатить некоторую цену. Теперь перед ним стоял выбор.

Возглавить новейшую метеостанцию во Французской Гвиане! Заняться собственными исследованиями, получив к этому мощный, хорошо отлаженный инструмент, вот что предлагалось Лафарджу. Взамен, ввиду срочности неких обстоятельств, спрятанных под грифом секретности, ему предлагалось отправиться в Гвиану немедленно, передав дела Жану Лораку, новому представителю европейского научного сообщества в ООН.

– Мерзавец! Скотина! – В мыслях Лафардж трижды придушил своего соперника, поднаторевшего в интригах. – Продался! Вот этой хитрой роже, Кьюзаку, продался с потрохами!

В памяти всплывало лицо Лорака, его бесцветные глаза, блеклый взгляд, как у рыбы. Он, Лафардж, должен был получить должность руководителя станции еще год назад. Тогда бы ему не пришлось познавать всю низость под-коверной возни, что происходит за фасадом ООН. То, что политика грязная вещь, он понял еще со студенческой скамьи, когда любимого и уважаемого всеми декана факультета сместили за критику руководства Евросоюза. А на смену назначили другого, педантичного, лояльного к Брюсселю, но абсолютно лишенного устремлений и задора человека. К счастью для Лафарджа, это случилось в самом конце обучения. Ему так и не довелось поучаствовать в студенческих бунтах, вылившихся в поток молодежных волнений, прокатившихся по Франции.