Жестокая гвардия неба - Дмитрий Градинар

– Один – один? – тупо переспросил Дуг, всегда хорошо справлявшийся с математикой. – А что насчет жены?

– Жены у меня нет. Как же я могу ее убить? Но если бы была… – Сопливый Джонни выдержал зловещую паузу, – я бы убил! И знаешь почему? Да потому, что она не верила, что меня долечили! Хотя я говорил ей, говорил много раз, пока она куда-то не подевалась. Спряталась куда-то. Или уехала к мамаше. Мы поругались, и больше я ее не видел. Видишь, какая это важная игра! Ты никчемный человек, ты веришь в то, во что нет никакого смысла верить. Ты сам остался без жены, да? Да? Д-а-а! – снова как «Кра-а!». – Катишь на серой мыши и не знаешь, что у тебя внутри! А я знаю! Потому что меня научили хорошим тестам про веришь не веришь, теперь я научил тебя. Ну, что, дружочек, скоротнем вечерочек? Господь любит меня! Господь меня любит! Господь меня…

– Да! – вплел в восторженно-захлебывающийся речитатив сумасшедшего попутчика Дуг.

Фраза, родившаяся в голове, должна была начаться как-то вроде «Да что за чушь ты несешь». Но авто поймало левой шиной какой-то дорожный стык и подпрыгнуло. Дуг прикусил до крови язык, успев выкрикнуть только это «да». Эффект вышел невероятный.

– Молодец, деревенщина! Конечно же, это правда! Господь меня любит! Нам так говорили, что Господь любит таких, как я. И еще нищих. Возможно, он когда-нибудь и тебя полюбит, если перестанешь мечтать потискать девчонок в машине. Ты умница, ты просто чудесный водила. Теперь ты знаешь всю правду и всю неправду. Я рад, что самое главное ты смог угадать, иначе, вот уж действительно, пришлось бы с тобой разбираться.

У Дуга от такого признания начала кружиться голова, и снова вернулась мысль выпрыгнуть из машины, и будь что будет. Наверное, протянись эта беседа еще с минуту, так бы и случилось. Но он дал верный ответ.

– А теперь мне пора поспать! Выключи свою хреновую музыку, потому что от нее мороз по коже! – провозгласил Сопливый Джонни, разом обмякнув, будто из его тела вытащили все батарейки.

В Мидленде Дуг остановился на заправочной станции, на виду у небольшого магазинчика, рядом с которым стояло пять или шесть машин. И только тогда разбудил Джонни. Безмятежный сон сумасшедшего после всех его праведных трудов был крепок. Но Дугу удалось его растолкать. Пассажир молча вышел и куда-то пошел, ничего не сказав и даже не озираясь по сторонам, как обычно поступают люди, которые пытаются понять, куда это их привезли прямо из теплого и уютного сна?

Больше Дуг никогда не видел Сопливого Джонни. И абсолютно не скучал по нему. А еще он больше никогда не брал попутчика вот так вот, с обочины. Возможно, через неделю все интернет-сайты запестрели статьями о сбежавшем из клиники пациенте, страдающем душевным расстройством. А возможно, и нет. Дуг так и не решил до конца, как же ему воспринимать все произошедшее. Разве что фраза «Ну что, дружочек, скоротнем вечерочек?» осталась с ним навсегда, как тату, оставленное искусным татуировщиком по имени Джонни на мягкой серой корке мозга.

Единственное, в чем Дуг тогда ошибался, – это во мнении, что произошедшее между Пекосом и Мидлендом будет самым страшным эпизодом в его жизни. До полного избавления от этого заблуждения ему оставалось совсем чуть-чуть, всего каких-то полгода. Всего лишь сесть в машину, вложить в узкую пасть автомагнитолы диск с музыкой для ночной езды, включить зажигание, сказать самому себе:

– Ну что, дружочек? Скоротнем вечерочек?

И выехать на трассу.

На другой день после неудавшегося концерта, который превратился в хоррор-шоу, молнии-убийцы уничтожили больше сотни жителей города. Еще через день число жертв увеличилось почти до пятисот человек. Это повторялось несколько дней.

Так жители Сабурро поняли, что им нельзя выходить на улицы после восхода солнца и до полуночи. Но это было не все. С наступлением темноты нельзя было зажигать свет.

У многих сохранились фонари, в ближних пригородах и спальных районах, где аккуратными рядами красовались однотипные коттеджи, нашлись даже керосиновые лампы. Но все, что могло светить ярче стеариновой свечи, почему-то раздражало ставшее смертельно опасным небо. Небо, которое превратилось в убийцу.

Многие в эти дни испытали чувство благодарности к Кларе Гуччо. Именно из-за ее фантастической энергии жители узнали эти новости.

Музыка звучала лишь время от времени, когда Клара решала хоть как-то поддержать всех горожан, падающих на дно первобытного ужаса.

Ближе к полудню Дож начинал поглядывать на часы. Так вырабатываются инстинкты. Вот-вот должна была начаться новая передача. Ровно в полдень. Потом в шесть и в девять вечера, а на следующий день в девять утра все начиналось сначала. Каждый сеанс длился не более десяти минут. Но эти десять минут казались глотком воздуха в вакууме неведения.

«Добрый день, дорогие мои! – зазвучал голос Клары, едва стрелки часов слились над цифрой двенадцать. – Для тех, кто не успел обзавестись календарем и начинает терять отсчет дней, напоминаю, сегодня пятница, двадцать седьмое августа. Делайте, что хотите, только, бога ради, не вздумайте выходить на улицу! Хорошая новость заключается в том, что я навербовала сотню добровольцев. Они побывали в складских помещениях супермаркета и сегодня начнут разносить по кварталам одежду, продукты, плееры с комплектами батареек. Как вы понимаете, на всех может не хватить, поэтому наши волонтеры будут поступать так: один плеер на подъезд. А вы уже сами разберитесь, кому доверять прием новостей, которыми я готова вас снабжать. Еще… Сотня добровольцев это немного для Сабурро, верно? Сейчас я стану перечислять места, где ночью начнется разгрузка. А вы набирайте своих представителей. Итак, машины разгрузятся в двадцати точках. Сориентируйтесь, какая к вам ближе. Центральный парк, у фонтанов. Здание городской мэрии. Киносалон „Орфео“. Фабрика „Корса“…»

Рядом хмурился Винч, догадываясь, кто пойдет добровольцем.

– Магазин одежды на углу Виа Анунциати и страда Виджевано.

Дож кивнул, словно перед ним был не старенький, видавший виды «Филипс», а сидела, закинув ногу за ногу, сама Клара.

– Винч, это рядом. Возьмешь грузовичок Паоло, ему он теперь не понадобится.

Винченцо вздрогнул и прочертил перед собой крест большим пальцем. Символ, давно вошедший в жестовый сленг его сверстников.

Паоло погиб вчера. Глупо погиб. Не вовремя решил закурить, за что и поплатился. Он так и остался лежать с незажженной сигаретой во рту и своей зажигалкой-фонариком в правой руке. Иногда палец попадает на кнопку включения фонарика.

– Винч, давай без истерик, ладно? Слышал про сотню добровольцев? Люди рисковали ради тебя, ради меня, ради всех нас, а ты боишься проехать какие-то несчастные четыре квартала. По прямой. Держись середины улицы, так тебе ничто не помешает. Смотри только, чтобы случайно не включились фары или свет в кабине!