Три д'Артаньяна - Сергей Нечаев

Дело в том, что с началом регентства королевы Анны в столицу возвратились все изгнанные при кардинале де Ришелье аристократы. Естественно, они очень хотели вернуть все свои награды и восстановить былые привилегии. Не достигнув желаемого, они тут же перешли в оппозицию к первому министру, которому уже в 1643 году пришлось подавить первый мятеж феодальной знати, вошедший в историю как «заговор влиятельных».

Возглавлял этот заговор герцог де Бофор, внук покойного короля Генриха IV. В свое время он выступал против кардинала де Ришелье и вынужден был долгое время скрываться в Англии. Теперь, вернувшись на родину, он вновь принялся за свое. План де Бофора отличался размахом: он надеялся не только устранить Мазарини, который, по словам герцога де Ларошфуко, «со все возраставшим успехом завладевал душой государыни», но и положить конец абсолютизму, сформированному при кардинале де Ришелье, вернув страну к старым формам правления. При этом герцог де Бофор, как о нем говорил один из его современников, был менее способен править королевством, нежели его лакей, а разум у него был «много ниже посредственного». Соответственно, его амбициозный план был раскрыт, всех заговорщиков сослали, а герцога де Бофора заключили в тюрьму Венсеннского замка.

Надо признать, что Мазарини действительно пользовался полной поддержкой Анны Австрийской. И более того… Некоторые мемуаристы и историки даже полагают, что они состояли в отношениях куда более интересных.

Если герцог де Ларошфуко только намекает на то, что королева «была слишком сильно увлечена кардиналом Мазарини», то публицист конца XVIII века Клод Сотро де Марси уже выражается чуть более определенно:

«Все поняли, что королева и Мазарини с первой же минуты действовали заодно. С тех пор начались весьма нелестные толки относительно привязанности королевы к этому министру, обладавшему очень красивой наружностью».

Да что там «нелестные толки», все в Париже шептались, что королева и ее фаворит вступили в тайный брак.

Предоставим слово современникам тех событий. Одни утверждают, что «они тайно поженились», другие — что «отец Венсан утвердил их брак, полностью его одобрив». И уж совсем категорична принцесса Пфальцская. В своих «Мемуарах» она без тени колебаний заявляет:

«Королева-мать, вдова Людовика XIII, не только была любовницей кардинала Мазарини, но и вступила с ним в брак; он не был священником и не давал обета безбрачия, а потому ничто не мешало ему жениться. В Пале-Рояле до сих пор можно видеть потайную лестницу, по которой он каждый вечер отправлялся в покои королевы. Об этом тайном браке знала старуха Бове, главная камеристка регентши, и королеве приходилось сносить все прихоти своей наперсницы».

Для любителей всего пикантного в истории уже этих свидетельств вполне достаточно, «чтобы предположение превратилось в уверенность — Мазарини и Анна Австрийская, судя по всему, состояли в тайном браке». Как бы то ни было, королева-регентша очень серьезно помогла своему фавориту выдержать испытания политической борьбы. При ее поддержке кардинал одержал победу над своими противниками. Впрочем, гораздо более вероятно, что он победил благодаря таким своим личным качествам, как хладнокровие и умение всегда и во всем найти компромисс.

По поводу личных качеств Мазарини герцог де Ларошфуко пишет:

«Как его хорошие, так и дурные качества в достаточной мере известны, и о них достаточно писали и при его жизни, и после смерти, чтобы избавить меня от нужды останавливаться на них; скажу лишь о тех качествах кардинала, которые отметил в случаях, когда мне приходилось о чем-нибудь с ним договариваться. Ум его был обширен, трудолюбив, остер и исполнен коварства, характер — гибок; даже можно сказать, что у него его вовсе не было и что в зависимости от своей выгоды он умел надевать на себя любую личину. Он умел обходить притязания тех, кто домогался от него милостей, заставляя надеяться на еще большие, и нередко по слабости жаловал им то, чего никогда не собирался предоставить. Он не заглядывал вдаль даже в своих самых значительных планах, и в противоположность кардиналу де Ришелье, у которого был смелый ум и робкое сердце, сердце кардинала Мазарини было более смелым, чем ум. Он скрывал свое честолюбие и свою алчность, притворяясь непритязательным; он заявлял, что ему ничего не нужно и что, поскольку вся его родня осталась в Италии, ему хочется видеть во всех приверженцах королевы своих близких родичей и он добивается для себя как устойчивого, так и высокого положения лишь для того, чтобы осыпать их благами».

Историограф Министерства иностранных дел Жан-Батист де Ракси де Флассан продолжает сравнение двух кардиналов:

«Характер Мазарини был соткан из честолюбия, жадности и хитрости; но так как последняя часто сопровождается неуверенностью, он был труслив. Зная слабость людей к богатству, он их тешил надеждами. Его сердце было холодным; оно не знало ни ненависти, ни дружбы, но кардинал проявлял эти качества в своих интересах и в целях своей политики. Неизменно спокойный, он, казалось, был далек от страстей, которые часто волнуют людей. Никто и никогда не мог у него вырвать ни тайну, ни нескромное слово. Он без зазрения совести нарушал свое слово частным лицам, но похвалялся верностью договорам, чтобы сгладить недоверие, которое в этом отношении вызывала Франция при правительстве Ришелье. Выжидание являлось методом, которому Мазарини оказывал предпочтение; и он этот метод успешно использовал как в государственных делах, так и при решении личных проблем, которые у него возникали. Мазарини развязывал узлы в политике неторопливо и осторожно, а Ришелье решал трудности ударом шпаги солдата или топора палача. Мазарини прикидывался уступчивым, чтобы надежнее обеспечить победу, а Ришелье бросал вызов штормам и бурям. Первый прекрасно знал дипломатическую кухню, второй ею часто пренебрегал, обуреваемый безмерной гордыней. Ришелье был мерзким интриганом. Мазарини — интриганом боязливым».

А тем временем, несмотря на ряд побед над испанцами, Тридцатилетняя война ввела Францию в состояние экономического и финансового кризиса. Обстоятельства требовали от Мазарини принятия самых жестких и непопулярных в народе мер. Наибольшее недовольство, естественно, вызвало ведение новых налогов.

Как итог, нужно было как можно скорее заключать мир с Габсбургами.

И он был заключен в октябре 1648 года. Этот мир вошел в историю как Вестфальский мирный договор, по которому Франция получила Эльзас и Лотарингию (кроме Страсбурга) и оставила за собой три ранее приобретенных епископства — Мец, Туль и Верден. Была закреплена политическая раздробленность Германии, а обе ветви Габсбургов — испанская и австрийская — оказались существенно ослабленными. Как видим, «Мазарини умел работать». Эта фраза, кстати, принадлежит Людовику XIV, и он привел ее в своих «Мемуарах», написанных уже после смерти кардинала.

А ведь работать ему приходилось порой в самых экстремальных обстоятельствах, не позволявших долго думать и взвешивать все «за» и «против». В частности, к скорейшему заключению Вестфальского мира Мазарини побуждали и внутриполитические обстоятельства. Дело в том, что в том же 1648 году во Франции началась гражданская война, известная как Фронда. Против Мазарини выступили и купцы, и ремесленники, страдавшие от налогов, и знать, пытавшаяся восстановить прежние феодальные привилегии, уничтоженные еще кардиналом де Ришелье. Более того, всеобщая смута втянула в себя и крестьян, которые стали нападать на дворянские имения. Летом 1648 года борьба обострилось до предела, а в августе все улицы Парижа были перекрыты баррикадами. Поговаривали даже о готовящемся штурме Лувра.