Секс - моя жизнь. Откровенная история суррогатного партнера - Шерил Грин

Сейчас я понимаю, что стоило узнать у врача, можно ли кормить грудью, пока я принимаю болеутоляющее. К счастью, оказалось, что можно, но я не задала такого вопроса, потому что тогда мне казалось, что доктора безгрешны и знают все. Мы приехали к Бобби и Пегги около семи вечера, и я с трудом доковыляла до кровати.

Я лежала на спине, прижав затылок к матрасу, без подушки, и меня мучила тревога — как травмы повлияют на мою сексуальную жизнь. Что, если это так серьезно, что заниматься сексом будет слишком больно или я не смогу двигаться, как раньше. Я растолкала Майкла..

— Мм… что… что такое? Все нормально? — проговорил он.

— Я боюсь. Боюсь того, что не смогу больше заниматься сексом. Давай попробуем. Пожалуйста, давай попробуем.

— Сейчас? Я думал, ты не можешь пошевелиться.

Я повернулась на бок. Шею и спину пронзила такая боль, что мне пришлось закусить губу, чтобы не закричать.

— Давай сзади, пожалуйста, — с трудом произнесла я.

Майкл начал возиться сзади.

— Ооо, ох, — шептала я. В глазах у меня стоял туман.

— Ты в порядке? — спросил Майкл.

— Да, все нормально.

Я развернула бедра и приподняла ногу, чтобы его пенис мой скользнуть в меня сзади.

— Мне кажется, что это наш последний раз, — сказала я.

— Это не последний раз, Шерил.

— Я знаю, но вдруг…

— Шерил, это не последний раз.

На следующий день я едва могла шевелиться, и Майклу приходилось помогать мне держаться на ногах. Пегги нашла ортопеда, который работал в больнице недалеко от их дома и мог принять меня сразу же. Майкл натянул на меня широкое платье и помог забраться в машину.

Врач сказал, что у меня трещины в трех позвонках и перелом в основании шеи. К счастью, не был затронут спинной мозг. Мне казалось, что мне невероятно повезло, даже несмотря на то, что шесть месяцев мне предстояло носить гипс. Врач вышел на несколько минут и вернулся, держа в руках нечто среднее между корсетом и смирительной рубашкой: это было сделано из холста с железными вставками, чтобы держать спину прямо.

Спереди рубашка застегивалась на липучки, а сзади затягивалась шнуровкой. Обычно ее надевали поверх груди, но я должна была кормить Эрика, и врач надел ее ниже. Я задохнулась от боли, когда он затянул на мне шнуровку..

* * *

Несмотря на неблагоприятное начало, мы старались изо всех сил, чтобы обустроиться в Калифорнии. Майкл отправился на поиски дома и вскоре снял бунгало на другой стороне залива в Беркли. Джулиус снова прислал нам денег. У нас еще оставалось несколько сотен от той тысячи, которая была раньше, и мы потратили их на «Кадиллак» пятьдесят четвертого года.

Он был желтым внизу и черным сверху, и мы окрестили его «желтой подводной лодкой». После аварии мне не хотелось рисковать. Машина была немного старомодной, зато безопасной. Я чувствовала себя как в бункере на колесах, и меня это вполне устраивало..

Майкл пребывал в нерешительности, а мне состояние здоровья пока не позволяло выйти на работу, поэтому мы существовали на пособие. В промежутках между пособием и нерегулярными вложениями Сэди и Джулиуса нам еле удавалось сводить концы с концами. Через дорогу от нашего нового дома была начальная школа, и я отдала Джессику в детский сад.

Я обставила дом недорогой мебелью, наладила связи с друзьями, которые переехали на запад раньше, и делала все, что от меня зависело, чтобы не падать духом..

Это была ужасная авария, повлекшая за собой тяжелые последствия, но этот опыт имел и положительные стороны. 1970-й год шел своим чередом, и я медленно восстанавливала силы и подвижность. Я занималась йогой, делала упражнения, но по-прежнему двигалась меньше, чем раньше. Я набрала вес. Еще в школе мне казалось, что я толстая, а после аварии я еще больше располнела.

Настала эра Твигги, и, как и в автомобильном дизайне, на смену круглым бокам пришла мода на острые углы. Я никогда не страдала ожирением, но когда пришлось вести малоподвижный образ жизни, я потеряла форму. Расплывшаяся фигура пробудила комплексы по поводу внешности, и иногда я буквально приходила в ужас..

Каждый день я выходила на крыльцо, чтобы дождаться появления Джессики. Она выбегала из школы, махала мне рукой через дорогу и вместе с учителем и одноклассниками смотрела направо, потом налево. Когда все убеждались, что путь свободен, она бросалась ко мне, раскинув руки. Это было лучшее время за целый день, и я часто выходила раньше, чем заканчивались занятия, и ждала ее на ступеньках..

Мое расписание совпадало с расписанием моей соседки. Она была плотной женщиной с тяжелой светлой косой до самого пояса. Обычно она проезжала мимо на велосипеде, когда я сидела на крыльце с книгой. Она крутила педали, и ее широкие бедра ходили вверх и вниз, а массивная грудь, не сдерживаемая, очевидно, лифчиком, колыхалась.

Корзинка ее велосипеда была набита кистями, карандашами и другими принадлежностями для рисования, из чего я сделала вывод, что она учится в художественной школе неподалеку. На вид она была моего возраста, и мы всегда улыбались друг другу..

Однажды, когда она медленно проезжала мимо по улице, я помахала рукой и поздоровалась. Она остановилась, и мы разговорились.

— Вы художница? — спросила я.

— Я учусь в художественной школе и подрабатываю моделью, — ответила она.

Моделью? Модели, которые наводняли страницы модных журналов, модели, на которых я так мечтала быть похожей, были худосочными созданиями в нарядах от кутюр.

Эта сообразительная, уверенная в себе девушка, должно быть, угадала мои сомнения. Я понадеялась, что не обидела ее.

— Я позирую обнаженной на занятиях живописью и скульптурой и более востребована, чем худые девушки. Им очень нравятся все эти изгибы и складки, — сказала она.

Внезапно я разглядела в ее словах возможности для себя. Если она может быть моделью, то и я могу. Я бы могла заработать немного денег и, возможно, перестать искать недостатки в своем теле.

— Как туда попасть? — спросила я.

— В этой школе все время требуются модели. Прекрасный способ заработать, особенно если не нужна полноценная работа.

Я собрала всю свою смелость в кулак и спросила:

— Как вы думаете, я бы могла этим заниматься?

— Конечно. Они будут рады вам.

Карандашом цвета голубого кобальта она написала номер телефона и протянула мне клочок бумаги.

Почти год я позировала для студентов окрестных художественных школ и для профессиональных художников. Я приняла свое тело таким, каким оно было, а потом начала его любить. Иногда я замечала восторженное выражение на лицах некоторых студентов, и это было удивительно и приятно. Мое тело не изменилось, менялось то, каким я его воспринимала.