Измена. Не прощу твою ложь - Кира Туманова

жизнь на несколько дней назад. Господи, сколько же всего произошло! Уму непостижимо.

— Вам удобно говорить?

— Мы снова на «вы»?

— Прости, Лев. Я просто… — мнусь какое-то время, не знаю, как дальше продолжить. «Спасибо» — звучит слишком просто, а говорить теплые и душевные слова привлекательному и малознакомому мужчине я стесняюсь. Знаю, каким он может быть едким и скептичным.

Лев терпеливо молчит. Ждет, и я через трубку чувствую его напряжение.

— У меня с мужем возникли кое-какие проблемы, — наконец, выдыхаю я, — но, думаю, дальше я справлюсь сама. Спасибо тебе за все.

Лев смеется, узнал фразу, с которой началось наше знакомство:

— Ты рано списываешь меня со счетов. Еще нужно решить финансовые вопросы.

— Да, только я говорю о том, что больше не стоит беспокоиться за мое душевное состояние. Я сама все закрутила, и сама должна разобраться.

— Что собираешься делать дальше?

— Сначала поговорю с ним, потом подам на развод. Мы не будем мужем и женой, — не могу сдержать тяжелого вздоха, эти слова нелегко мне даются. — Сегодня поеду в больницу, я уже звонила, узнавала о его самочувствии. Думаю, что Марк переживет мой визит.

— Но…

— Не беспокойся, я буду спокойна и уравновешена. Просто расставлю все точки в наших отношениях, а потом займемся имущественными вопросами. Не хочу больше мстить, оставлять его без штанов, сбивать на смерть или сажать за решетку. Пусть живет долго и счастливо.

— Ты не устаешь меня удивлять. Куда делась прежняя растерянная женщина?

— Думаю, что ее больше нет, — улыбаюсь уголком рта, — и я этому рада. Больше не собираюсь страдать.

— Ты делаешь за меня мою работу, это я хотел доказать, что ты сильная и самостоятельная. И не важно, есть ли рядом с тобой мужчина или нет.

— И я благодарна тебе за поддержку.

— Без предательства Марка ничего бы и не случилось. Так что, благодарить за этот урок нужно его.

Неуверенно молчу, не думаю, что готова испытывать к Марку любые формы признательности. Наверное, на такое даже Далай Лама не способен. Во всяком случае сейчас мои эмоции уже далеки от ненависти и обиды, скорее — презрение и равнодушие. И то хорошо. Осталось только вырвать ростки ненависти к Илоне, но не все сразу.

— Еще ничего не закончилось, Лена. Возможно, только начинается. Так что тебе пригодятся силы, береги себя. Как раньше уже не будет.

— Я знаю.

Нажимаю отбой и минутное желание чтобы все вдруг стало «как раньше», накрывает меня бурлящим черным облаком. Я отчаянно хочу, чтобы ничего не было. Потому что боюсь представить, как теперь все будет.

Встряхиваю головой, отгоняя глупые мысли.

И говорю себе: «Все будет хорошо, я справлюсь!»

34. Это были хорошие десять лет…

Стою под дверями палаты, стараясь унять бешеный стук сердца.

Не могу решиться открыть дверь и зайти.

Во-первых, страшно от неизвестности. Я знаю, что ничего ужасного с Марком не произошло, но не могу отогнать видение, где он лежит весь в бинтах и крови, а виной этому я. Во-вторых, я отчаянно волнуюсь — не уверена в адекватности своей реакции, спектр которой простирается от жалостливых рыданий до проклятий.

Уже третий раз берусь за ручку двери вспотевшей ладошкой и отдергиваю ее прочь.

Так, нужно успокоится! Что там говорил Лев про благодарность к Марку?

Как мантру повторяю: «Чтобы ни было, это были хорошие десять лет. У меня осталось двое детей.»

Марк мне нужен живой и здоровый. Пусть у него все будет хорошо, платит алименты и общается с дочками — убеждаю себя в этом, и пытаюсь визуализировать мужа в виде говорящего кошелька на ножках. Хотя какой из него кошелек, он же все потратил на эту крашенную малолетнюю курицу.

Вспоминаю об этом, меня вновь передергивает. А, если у него Илона? Взгляд падает на соблазнительно приоткрытый процедурный кабинет… Вот бы взять оттуда зеленку, чтобы облить ее смазливое личико и светлые пряди. Илона бы их никогда не отмыла, пришлось бы подстригать. Усмехаюсь, представив эту прекрасную сцену.

А что, красивая месть…

Нет, так нельзя!

«Чтобы ни было, это были хорошие десять лет. У меня осталось двое детей.»

Нам с Марком сейчас нужно вместе решить, как строить дальнейшие отношения и как выкарабкиваться из той задницы, в которую он нас засунул. А для этого нужен холодный разум и здравый смысл.

Решительно поправляю на плечах белый халатик. Делаю глубокий вдох, как водолаз перед погружением, и решительно открываю дверь.

С кровати вспархивает перепуганная Илона, перегораживает мне путь. Мысленно чертыхаюсь, так и знала, что она здесь.

Остатки моего самообладания приходится бросить на то, чтобы излучать жизнелюбие.

— Э… Вы… ты здесь откуда? — Лепечет Илона.

Морщусь и приподнимаю бровь в ответ на ее фразу.

— Что тебя так изумило? Надеялась, что меня посадили и я грызу прутья решетки?

Прохожу мимо, слегка задевая ее плечом. Она отпрыгивает, будто я ее обожгла прикосновением.

Марк лежит бледный, глаза обведены темными кругами. По привычке сердце сжимается от жалости. Столько лет его состояние было моей заботой, так быстро этого не выкинешь из памяти. Гоню от себя это чувство, мы должны остаться просто партнерами по воспитанию детей. Ничего личного!

Подхожу к нему, кладу руку на лоб и заботливо спрашиваю.

— Здравствуй. Как ты? Тебя здесь хорошо кормят?

— Нормально, — буркает Марк.

— Я принесла пирог, как ты любишь, с вишневым вареньем. И котлеты на пару.

Начинаю демонстративно хлопотать, доставая из пакетов гостинцы, в надежде, что Илона сообразит, что лучше сейчас покинуть помещение. Вести при ней серьезные разговоры я не намерена.

Но она стоит у дверей, прислонившись к косяку, и прожигает меня взглядом. Следит за каждым жестом, будто я сейчас оберну капельницу вокруг шеи ее любовника и затяну потуже узел. Хмыкаю, когда перед глазами встает эта соблазнительная картина.

«Чтобы ни было, это были хорошие десять лет. У меня осталось двое детей.»

Меня сейчас должны волновать другие вещи. Нужно поговорить с мужем и решить, что делать дальше.

А еще он должен позвонить дочкам и поговорить с ними. И вот то, что он им скажет — как раз и составляет основную причину моих беспокойств. Именно поэтому я готова таскать Марку хоть котлетки, хоть конфетки в неограниченных количествах.

Лишь бы он не травмировал моих детей жалобами. Я хочу, чтобы этот разговор состоялся при мне, больше я не верю Марку на слово.

Заставляю небольшой столик припасами, как положено хорошей жене. И, надев дежурную улыбку, сверху-вниз смотрю на Марка. Садиться на его кровать я брезгую, там только что сидела Илона и