Хозяин шелковой куклы - Анна Князева

Следователь Герман Сергеевич Крапивин подошел к двери и нажал кнопку звонка. Двухэтажный особняк, куда он пришел, располагался на тихой улочке в центре Москвы.

Из динамика послышался голос:

– Вам назначено?

– Да, я звонил.

– Проходите…

Щелкнул замок, и дверь отворилась. Крапивин вошел в квадратный вестибюль, из которого вела только одна дверь. Откуда-то сверху послышался голос:

– Снимите пиджак.

Он спросил:

– Для чего?

Ответа не последовало, ему пришлось снять пиджак.

– Повернитесь.

Крапивин поднял руки и повернулся на месте вокруг себя.

– Брюки…

Он зло ухмыльнулся:

– Тоже снять?

– Задерите обе штанины.

Зайдя так далеко, не имело смысла останавливаться на половине дороги. Герман Сергеевич задрал штанины, обнажив крепкие волосатые икры.

– Можете надеть свой пиджак.

Одновременно с этим щелкнул электрический замок. Дверь приоткрылась, Крапивин надел пиджак и прошел дальше.

В комнате, похожей на приемную, его встретила высокая девушка.

– У вас есть с собой документ?

– Паспорт, удостоверение, водительские права.

– Паспорт давайте.

Крапивин достал паспорт, отдал девушке и, после того как она переписала данные, сунул его в пиджак.

Девушка вышла из-за стола и, не обернувшись, сказала:

– Идемте.

Шагая вслед за ней по длинному коридору, Крапивин сосредоточенно думал, с чего начать разговор. В голове, как назло, не возникало ни одной свежей идеи. Решив довериться опыту и не изобретать велосипед, он вошел в кабинет. За ним плотно закрылись двустворчатые инкрустированные двери.

В противоположном конце комнаты располагался большой полированный стол, из-за которого поднялся старик Курамшин и заковылял навстречу Крапивину:

– Герман Сергеевич, вот уж не ожидал!

Пожав руки, они вместе вернулись к столу и сели напротив друг друга. Курамшин приложился к кислородной маске и, восстановив дыхание, преувеличенно миролюбиво спросил:

– Что привело вас ко мне?

– Работа.

– Иного ответа не ожидал. – Старик вновь подышал в маску. – Что еще может связывать бывшего уголовника и следователя, который вел его дело.

– Это – в прошлом. Теперь вы законопослушный гражданин, и мы с вами – на равных.

Глаза старика недобро блеснули, но он опустил веки:

– На равных нам не быть никогда.

– Это как знаете, – заметил Крапивин и безо всяких подводок задал вопрос: – Вам что-нибудь известно про убийство Вангелиса Грека?

– Известно ли мне? – Старик усмехнулся. – Он был моим другом. Вы думаете, я мог не заметить, что его застрелили?

– Едва ли… Но я спросил не об том. У вас наверняка есть информация о тех, кто причастен к убийству.

Курамшин покачал головой:

– Если бы информация была, вы бы уже знали.

– Каким образом?

– Из новостей.

– Понимаю, речь идет о мести за друга. Значит, вам пока неизвестно, кто организовал убийство Назарова?

– Нет, неизвестно.

– Возможно, вы слышали, в деле есть два свидетеля…

– Один. Точнее, одна. – Курамшин протянул дрожащую руку и, схватив силиконовую маску, прижал к лицу.

Дождавшись, пока он продышится, Крапивин напомнил:

– Поясните.

– Одного свидетеля уже нет в живых.

– Верно.

– Его убили. – Старик вдруг закашлялся и обессиленно взглянул на Крапивина. – Проклятая астма. Сил нет – сижу в четырех стенах как затворник.

Не думая о сочувствии, Герман Сергеевич продолжил:

– Если вам известно, что свидетель убит, возможно, вы знаете, кто это сделал?

Курамшин поднял глаза, оглядел следователя и тихо сказал:

– Может, и знаю.

Почувствовав нервное беспокойство, Крапивин сравнил его с ожиданием клюнувшей рыбы. Вот сидит он и ждет, когда рыба появится на леске из-под воды. Все, что требовалось ему теперь, – проявить максимум выдержки.

– Я всегда вас уважал, – наконец заговорил старик, и Крапивин с досадой подумал, что он, как бывалый урка, пойдет обычным путем – сначала будет рассказывать про свое уважение, потом начнет извиняться. Но Курамшин закончил неожиданно быстро:

– Жиган и Парагон.

– Что? – не понял Крапивин.

– Вашего свидетеля убили два мясника[16]. Их клички: Жиган и Парагон. Найдете их через ментовку в Перово.

– Засиженные?

– По одной ходке имеют.

Крапивин записал имена в блокнот.

– Могу быть в этом уверен?

– Ручаюсь. – Курамшин приложил к лицу маску и что-то произнес между вдохами.

– Я не расслышал, – проговорил Герман Сергеевич.

Старик отвел маску и четко проговорил:

– Вам лучше поторопиться. Последний свидетель – вещь ненадежная. Она как электрический заяц в курсинге[17], и за ней гонится стая лютых собак. Рано или поздно девчонку поймают и разорвут на куски.

Телефонный звонок вонзился в уши и в мозг. Дайнека в красках представила эту дорожку: ушная раковина, слуховой проход, колеблется барабанная перепонка, и возмущенный нерв передает всю свою злость мозгу.

А тот готовится к взрыву.

Нащупав телефон, Дайнека машинально провела пальцем по нижней части дисплея, чтобы прекратить эту невыносимую муку. Из небытия ее вытащил голос отца:

– Людмила!

– Я здесь… – прошептала она.

Отец заговорил громче:

– Не слышу тебя!

Дайнека вынула телефон из кармана и замедленно поднесла к уху:

– Я тебе потом позвоню.

Казалось, теперь уже ничто не нарушит ее покой. Подумав так, Дайнека ошиблась.

– Синьорина Дайнека, – прозвучал тихий голос.

Открыв глаза, она увидела сидящую на корточках Клодию и тотчас вспомнила, что Клодия – секретарь принцессы Франчески Барберини-Колонна ди Скьяра. Вся сложная последовательность имен всплыла в памяти без особых усилий, что было странно. Еще сегодня утром она бы не смогла воспроизвести ни одно из них, кроме – Франческа.