Кронштадтский мятеж - Сергей Семанов

Кронштадтские коммунисты 2 марта попытались организоваться для отпора мятежникам. Энергично действовал вновь назначенный начальник политотдела Кронштадтской морской базы В. Громов. Было принято решение собрать днем 2 марта всех коммунистов около штаба крепости. Когда вооруженные патрули мятежников заняли штаб, решено было сконцентрировать коммунистов в партийной школе Кронштадта, где имелась сильная ячейка из 80 членов РКП (б). К ночи здесь собралась часть коммунистов политотдела, особого отдела, ревтрибунала. Всего не менее 150 человек. [296] Командование взял на себя Громов. Вооружившись винтовками и пулеметами, отряд ночью вышел на берег и, не встретив сопротивления, двинулся к Ораниенбауму.

Утром 3 марта власть в Кронштадте уже безраздельно принадлежала «ревкому». Вышел первый номер «Известий ВРК Кронштадта», где публиковались известная «резолюция», а также воззвание к населению. Содержание и слог последнего документа в высшей степени характерны: предлагалось «приступить к широкой работе по переустройству Советского строя», «чтобы не было пролито ни одной капли крови… всем советским работникам и учреждениям продолжить работу» и т. п. Как видим, главари восстания в целях обмана масс упорно цеплялись за «советскую» фразеологию.

Слова словами, но в тот же день «ревком» принял ряд недвусмысленных практических мер. Петриченко и другие, расположившись на «Петропавловске», отдали приказы: учреждениям города и крепости надлежит «неуклонно исполнять все распоряжения… ревкома»; о запрещении выезда из Кронштадта без разрешения поставленного мятежниками коменданта; о запрещении ночного передвижения по городу «без особых удостоверений, выданных» «ревкомом». [297]

Тогда же «ревком» собрал па «Петропавловске» военный совет, в состав которого вошли бывшие офицеры Соловьянов, Арканников, Бурскер, [298] бывший генерал Козловский и еще ряд лиц. Крепость и форты были разбиты на четыре боевых участка, разработан план мобилизации людских и материальных ресурсов, намечено взаимодействие сил и средств мятежной крепости и т. д. По окончании совещания Петриченко подписал, приказ о назначении Соловъянова начальником внутренней обороны крепости. [299] Характерно, что этот приказ не был опубликован в «Известиях ВРК Кронштадта» — главари мятежа, учитывая настроение масс, старательно маскировали участие контрреволюционного офицерства в делах «третьей революции»! Первый раз имя Соловьянова появилось в «официозе» мятежников только в номере от 13 марта.

В этой половинчатости, неуверенности отчетливо проявлялась классовая мелкобуржуазная, анархическая, как отмечал В. И. Ленин, природа кронштадтского мятежа, «направленная против диктатуры пролетариата». [300]

На совещании 3 марта офицеры настойчиво предлагали решительные наступательные действия. В особенности важным они считали захват Ораниенбаума и его района, где, как было известно, у мятежников имелись сочувствующие в некоторых воинских частях. [301] Кроме того, в Ораниенбауме на паровой мельнице хранилось около 60 тыс. пудов муки, а запасы продовольствия в Кронштадте были ограниченны. Наконец, захват плацдарма на берегу Финского залива давал мятежникам возможность более активно влиять на Петроград. Ставился также вопрос о занятии Сестрорецка (на северном берегу залива), где не имелось советских войск. Однако природа мятежа наиболее отчетливо проявилась именно в том, что главари мятежников колебались, предпочитали выжидать события, надеялись на помощь извне, прежде всего на развитие «волынки» в Петрограде. В итоге наступательные планы офицерства были отвергнуты, в ночь на 4 марта сравнительно небольшой отряд матросов предпринял экспедицию в сторону Ораниенбаума; вылазка окончилась ничем, вся операция проводилась вяло и неуверенно. [302] В этом эпизоде колеблющееся, раздвоенное сознание мелкобуржуазной анархии сказалось чрезвычайно отчетливо.

Кронштадтский «ревком» был классическим выражением политических устремлений колеблющейся мелкобуржуазной стихии. Нерешительность, пассивность, стихийность действий — все это от начала и до конца событий осталось свойственно мятежному руководству, понимавшему, что спасение может прийти только извне. Вот откуда постоянная ложь в обращениях к рядовым мятежникам и населению Кронштадта, клятвы в самом скорейшем, буквально завтрашнем падении Советской власти. Недаром первый же номер «Известий ВРК Кронштадта» был украшен аншлагом через всю полосу: «В Петрограде всеобщее восстание». Это были мечты руководителей мятежников, и они не осуществились.

Диалектически рассматривая проблему, В. И. Ленин недвусмысленно указывал, что Советскому государству особая опасность угрожает именно со стороны подобной мятежной мелкобуржуазной стихии. Он подчеркивал, что в России мелкая буржуазия преобладает, вот почему ее шатания особенно опасны. С присущей ему решительностью и смелостью определений Ленин говорил:

«Эта мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые, потому что мы имеем дело со страной… в которой разорение обнаружилось на крестьянской собственности…» [303]

Вот почему мятежный остров необходимо было немедленно и плотно изолировать. И партии удалось это сделать.

Заправилы мятежа еще до событий 1–2 марта засылали своих агитаторов в Петроград и на южный берег Финского залива, поручая им возбуждать недовольство на заводах и в воинских частях. После контрреволюционного переворота в Кронштадте местная радиостанция стала регулярно передавать в эфир призывы к антисоветскому мятежу — этот род агитпропаганды «ревком»

настойчиво использовал с первого до последнего дня своего существования.

В первых числах марта мятежным агитаторам все еще удавалось проникать в Петроград и близлежащие районы. Они раздавали листовки, собирали сходки своих сторонников. Основным пропагандистским материалом такого рода служила все та же «резолюция». Судя по сообщениям «Известий ВРК Кронштадта», в первые дни мятежа между посланцами мятежников и «ревкомом» осуществлялась даже кое-какая связь. [304] О масштабах деятельности агитаторов Петриченко свидетельствует, например, такой факт. Патрули коммунистического отряда особого назначения 2 и 3 марта задержали на берегу Финского залива близ Петергофа четырех матросов с «Севастополя» и отобрали у них 5 тыс. экземпляров «резолюции», а затем еще пятерых агитаторов с 4 тыс. экземпляров того же документа. [305]