Сэндмен Слим - Ричард Кадри

Сначала ничего не происходит. Но потом я чувствую дрожь в груди, как в старые времена на Земле, когда я еще купался в магии.

Я поднимаю исколотую руку и дую на кончики пальцев. Вспыхивают пять желтых огоньков – по одному на каждом пальце. Свечи, вылепленные из плоти. Огонь настоящий, но меня он не обжигает. Я вынимаю сигарету из пачки, лежащей в кармане, и прикуриваю ее от указательного пальца. Затем выдыхаю дым в воздух.

Аллегра смотрит то на меня, то на пламя, широко раскрыв глаза. Она тянется к моим горящим пальцам и тут же отдергивает руку.

– Оно горячее!

– Наверное, поэтому его называют «пламенем», – говорю я. – Подними руку. Ладонью ко мне.

Она поднимает правую руку. Я прикасаюсь к ней и говорю несколько слов. Пламя соскакивает с моей руки и переплывает на ее пальцы.

– Подуй на них слегка.

Она дует. Пламя гаснет.

– Подуй еще раз, теперь сильнее.

Она надувает щеки и дует на пальцы. Пламя снова вспыхивает.

– Я его чувствую. Оно горячее, но не обжигает.

– Дуй очень сильно.

Столбики огня вырастают до шести дюймов[55] в высоту. Она прекращает дуть, и они снова уменьшаются до размеров пламени свечи.

– Такой магии достаточно?

– О да, вполне убедительно.

Я слегка дую на ее руку, и пламя гаснет.

– Теперь у тебя есть небольшое заклинание на руке, и в любой момент, когда тебе захочется, ты сама сможешь проделать этот огненный фокус. В общем, когда начнешь сомневаться, ты будешь знать, что это реально, поскольку часть тебя теперь тоже магия.

Она смотрит с минуту на свою необожженную руку.

– Расскажи о голове мистера Касабяна. Он мертвый? Это ты с ним проделал?

– «Нет» на первый вопрос, и «да» – на второй.

– Расскажи мне об этом.

Второй раз за вечер я начинаю исповедоваться в грехах. Но в этот раз исповедь дается легче, поскольку признаваться приходится не только в собственных плохих поступках, но и в поступках Мейсона, Касабяна и остальных членов Круга. Кроме того, я лгу. Хоть и совсем немного. Я говорю ей, что Мейсон продал меня, отправив в темное гнилое место. Не хочется рассказывать ей про Ад и мою работу наемным убийцей.

– Значит, тот парень, который приходил ночью, – Паркер? Это он убил твою девушку? – спрашивает она.

– Так рассказал Касабян.

– Черт. Мистер Касабян в этом участвовал?

– Он слишком бесхребетный для убийств. И слишком меня боится, чтобы лгать. Но он там присутствовал.

– Если бы он поступил так со мной или моими близкими, я бы ему не только голову отрезала.

– Тогда ты поймешь, почему я вернулся.

– Ты как Клинт Иствуд в «Джоси Уэйлс – человек вне закона». Или как Макс фон Сюдов в «Девичьем источнике».

– Не знаю, кто такой Макс фон Сюдов, но если он зах…ярил людей, которые обидели тех, о ком он заботился, то да – я Макс. Поэтому мне придется уехать.

– Ты что, сдаешься?

– Нет. Я съезжаю из «Max Overdrive». Буду ночевать вместе с нарками в Гриффит-парке. Я слишком опасен, чтобы находиться рядом с обычными людьми. Надо было сделать это уже в первую ночь.

– Ты не прав. Ты ни хрена не прав, – говорит Аллегра. – Я буду с тобой.

– Делать то, что делаю я? Ни в коем случае, девочка.

Она вылезает из кресла-мешка и садится рядом со мной на пол.

– Слушай, я всю жизнь искала что-то необычное и все время ошибалась. Я оказывалась в плохих местах с плохими людьми, плохими наркотиками и плохими любовниками. И повидала массу другого говна, о котором не хочу даже вспоминать. Но то, что случилось здесь, – это именно оно. И ты – именно то, что я искала всю свою жизнь. Я хочу увидеть, что будет дальше.

– Будет жестко. Я вернулся сюда не для того, чтобы стать твоим персональным консультантом.

– Я не согласна. Ты вернулся из-за меня тоже. Может, это и не было главной причиной, но одной из них – точно.

– Ты не убийца и не владеешь магией. Ты менеджер в видеомагазине.

– Ну, так научи меня.

– Научить чему? Я могу показать несколько трюков, но в том, что касается хардкорной, не…бически сильной магии – с этим можно только родиться.

– А как насчет твоего друга Видока?

– Он алхимик. Это совсем другое.

– Я могла бы научиться алхимии.

– Ты чуть не умерла сегодня ночью.

– Плевать.

– Я не буду тебя втягивать в это.

– Уже втянул. И ты возьмешь меня с собой, потому что я тебе нужна.

Я ничего не отвечаю. Я молча встаю и смотрю на нее сверху вниз. Затем подбираю с пола костяной клинок и вкладываю его в ножны под курткой.

– Одиннадцать лет я подвергался самым диким издевательствам и работал на тварей, которых ты даже не можешь себе представить. Я дрался насмерть с самыми мерзкими черными душами и мертвоглазыми порождениями кошмаров, которые заставляли тебя мочить пижамку в детстве и звать маму по ночам. Я убиваю монстров, но если захочу, могу сказать одно только слово, и ты выгоришь изнутри до пепла. Я могу разорвать любого человека на мокрые тряпки голыми руками. Назови хоть одну причину, по которой ты можешь мне понадобиться?

Она смотрит прямо на меня, не моргая. В глазах ее нет даже тени страха.

– Потому что ты можешь быть Тасманийским дьяволом и Ангелом Смерти в одном лице, но ты даже не знаешь, как раздобыть телефон.

Мне неприятно это признавать, но кажется, она права.

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ, ближе к вечеру, я стучусь в дверь Видока, которую до сих пор не могу перестать считать своей. И это заставляет мой мозг кружиться, как блендер, набитый шариковыми подшипниками. К счастью, я умею игнорировать многое из того, чем занят мой мозг.

Рядом со мной Аллегра, подпрыгивающая от нетерпения. На ней лаковые сапоги с толстыми подошвами и короткая, обнажающая живот футболка – настолько тонкая, что кажется нарисованной. Наверное, это потому, что я сказал ей, что Видок – француз. В целом она выглядит довольно мило, но на одной стороне лица по-прежнему темнеет фиолетовый синяк, а щеки и нижняя челюсть слегка опухшие, поэтому она сделала все возможное, чтобы переключить внимание с ее лица на тело. Нельзя не отметить, что уловка работает неплохо.

Она держится намного лучше меня. Хотя это я вломился к ней домой со своей заботой. Мой вам совет: никогда не спите в кресле-мешке. Спина болит так, будто всю ночь по ней лупили наволочкой, набитой рыбными консервами в жестяных банках.

Видок открывает дверь и комично приподнимает бровь: