Коллапс феминизма. Онлайн-битва за будущее феминизма - Alice Cappelle

это не может быть дальше от истины. Некоторые мальчики были такими же уважительными, как и девочки, другие - просто очаровательными, с феминистским потенциалом союзника, как я говорил своим коллегам. Я относилась к каждому игроку одинаково, оставалась очень открытой и максимально спокойной, даже когда сталкивалась с самыми худшими хулиганами. Поиск положительных теннисных ролевых моделей, с которыми можно было бы сравнить их, казалось, работал довольно хорошо. К сожалению, я видел этих детей всего полтора часа в неделю, и этого было недостаточно, чтобы компенсировать то, что происходило в остальное время.

В возрасте от восемнадцати до двадцати одного года я также играл с группой, состоящей в основном из взрослых мужчин. Токсичная маскулинность проявлялась по-разному, но все же была связана с тем, что я наблюдал у детей. Когда количество женщин в теннисном клубе уменьшалось, мужчины начинали громко разговаривать, разбрасываться словами и комментировать женское телосложение. Часто после тренировок по теннису я оставалась единственной женщиной в зале. Мужчинам приносили напитки, а я из вежливости оставалась там на десять-пятнадцать минут. Мне было очень неприятно каждый раз, когда кто-то из них говорил что-то расистское, гомофобное или сексистское. Это выглядело странно преувеличенным, как будто они пытались получить одобрение от других, как будто эти комментарии укрепляли их мужественность.

Однажды один из них пошутил, что заставит свою жену заняться с ним сексом, что называется изнасилованием в браке. В другой раз группа женатых мужчин развлекалась тем, что задавала мне вопросы о личной жизни теннисистки, которая оказалась моложе их более чем на двадцать лет, на которые я отказался отвечать. Постоянный игрок также сексуально домогался нескольких женщин (взрослых и подростков), собирал женские номера в офисе теннисного клуба и регулярно ждал, когда одна из моих коллег-теннисисток заканчивала работу, часто одна, в темноте. Из клуба его исключили только после того, как он устроил ссору, свидетелями которой стала большая группа родителей, с мужчиной-инструктором по теннису из-за желания заняться сексом с его женой в середине урока. Финансовые потери (после этого инцидента несколько родителей забрали своих детей из клуба) и ущерб репутации клуба стали достаточно вескими причинами, чтобы избавиться от него.

Когда я вернулся туда после "инцидента", я был поражен, услышав, что некоторые мужчины хотят, чтобы он вернулся. Один даже пошутил, что "мы должны найти ему африканскую женщину", чтобы удовлетворить его потребности, я полагаю... Сочувствие, сказали они, "ему трудно". Я не могла в это поверить, это было полное отсутствие сочувствия к женщинам (в том числе и ко мне), которые годами не чувствовали себя в безопасности, когда этот мужчина был рядом. И снова я оказалась втянута в почти гомосексуальную дискуссию, где мои доводы о том, почему этот человек опасен, были услышаны наполовину или высмеяны. Только когда я сказала, что посоветовала подруге написать на него заявление в полицию, они на секунду притихли и прислушались ко мне. А теперь скажите мне и другим женщинам, для которых эта история звучит слишком правдоподобно, что "токсичной мужественности" не существует. Что это отдельные случаи, когда мужчины действуют своими так называемыми биологическими импульсами, а не системой, которая позволяет им не уважать женщин, а иногда и поощряет их к этому и защищает, когда они это делают.

Гомофобные, расистские, женоненавистнические или толстофобные гомосоциальные дискуссии, свидетелем которых я был и на которых вырос, теперь происходят в Интернете. Политкорректность, которую эти мужчины обычно перенимают, выходя из гомосоциальных кругов, полностью исчезла. Язык маносферы стал мейнстримом. Язык ненависти теперь сырой.

Людей, стремящихся установить баланс между женоненавистнической идеологией и феминистским ответом на нее (если баланс вообще должен быть), беспокоит то, что мы просим мужчин меняться слишком быстро. Мишель Голдберг призналась в статье для New York Times, что ей "жаль многих мужчин, застигнутых врасплох движением #MeToo". Она сказала: "Я могу только представить, как это дезориентирует, когда правила меняются так быстро", на что Амия Шринивасан ответила:

Эта мысль - о том, что правила для мужчин внезапно изменились, и теперь им грозит наказание за поведение, которое раньше было вполне допустимым, - стала общим местом #MeToo. Подразумевается, что до недавнего времени мужчины были подвержены тотализирующей патриархальной идеологии, которая не позволяла многим из них отличить флирт от домогательств, кокетство от отказа, секс от изнасилования.

Это удобное и соучастное невежество, которое лежит в основе такого понятия, как токсичная маскулинность, и которое мы слышим в таких фразах, как "мальчики будут мальчиками", "он всегда был соблазнителем", "он любит женщин", "иногда он может быть немного проблематичным, но он отличный парень/друг/коллега/отец". 14 июля 2020 года президенту Франции Эммануэлю Макрону журналисты задали вопрос о его решении повысить до министра внутренних дел Жеральда Дарманена, обвиненного в изнасиловании и сексуальном насилии над жертвой в состоянии слабости, которое он частично признал. Это был тот самый президент, который во время своей предвыборной кампании 2017 года заявил, что борьба с гендерным неравенством - в том числе с сексуальным насилием - станет "великим делом" его президентства. Во время интервью он оправдал повышение Дарманина, сказав, что у него был с ним разговор "как мужчина с мужчиной". Что означает "как мужчина с мужчиной"? Пару лет спустя он сказал то же самое в отношении министра Николя Юло, обвиненного в изнасиловании и сексуальном насилии. Представьте себе, как я был удивлен, когда пришел в Лондонскую библиотеку Тейт, пролистал книгу из сборника The Big Idea о токсичной маскулинности и прочитал, что "поведение этих лидеров [Обамы, Трюдо и Макрона] позволяет предположить, что они могут идентифицировать себя как сторонники феминизма". Великое дело Макрона было настолько великим, что ему пришлось повторить его для своего второго мандата со своим приятелем Дарманеном.

Презумпция невежества и систематическая индивидуализация случаев, связанных с токсичной маскулинностью, были опровергнуты движением #MeToo. На самом деле #MeToo - это не только борьба с мужчинами, которые подвергали насилию женщин, детей и других мужчин. Оно также позволило разоблачить сети людей, которые позволяли совершать подобные действия. Каждый обвиненный мужчина ставил под сомнение всю структуру, в которой он работал. Впервые скептики, которые автоматически рассматривали отдельные случаи, были вынуждены увидеть системный характер сексуального насилия. Как объяснила французская журналистка Лорен Бастид, нас заставили понять, что оно затрагивает все слоиобщества , что оно происходит повсюду, "на приеме у врача, в организациях активистов, в политических партиях, в клининговых компаниях, в спортивных клубах, в сельской местности, в городах, в богатых районах, в бедных районах, среди левых и среди правых... ".

Но некоторые продолжают сопротивляться обобщениям. В интервью